Павел Матвеевский - Двунадесятые праздники и Святая Пасха
Святая Церковь называет кончину Божией Матери успением, а не смертию, потому что смерть Ее не подобится смерти земнородных. «Побеждены законы природы в Тебе, Дева чистая, – прославляет Ее церковная песнь, – в рождении сохраняется девство и со смертию сочетавается жизнь: пребывая по рождении Девою и по смерти живою, Ты спасаешь всегда, Богородица, наследие Твое»[290]. Она лишь уснула на короткое время, чтобы пробудиться для жизни вечноблаженной и после трех дней, с нетленным телом, как «небо земное, вселиться в небесное нетленное жилище»[291]. Она опочила сладким сном после тяжкого бодрствования Своей многоскорбной жизни и «преставилася к Животу (Жизни), как Матерь жизни, избавляя молитвами Своими от смерти души»[292] верующих, вселяя в них Своим успением живое предощущение жизни вечной. Поистине «в молитвах неусыпающую Богородицу и в предстательствах непреложное упование гроб и умерщвление не удержаста»[293]. Пресвятая Богородица, по выражению святого Димитрия Ростовского, «была дивна в преставлении, ибо гробом Своим не в землю нисходит, но в небо восходит»[294].
«Приидите, – взывает святой Иоанн Дамаскин верующим, стоя на страже гроба Богоматери, – приидите, отыдем умственно все с Отходящею. Приидите, снидем сердечною любовию все с нисходящею во гроб. Станем окрест священнейшого одра: он сияет не блеском золота, не чистотою серебра, не светлостию камней и украшается не шелковыми тканями, не златотканными одеждами и багряницами, но Богосияющим светом Всесвятого Духа. Этот гроб важнее древней скинии, ибо он принял в себя умственный, одушевленный, богосветлый светильник и живоносную трапезу, на которой хранились не хлебы предложения, но хлеб небесный, не огонь вещественный, но невещественный огнь Божества. Этот гроб священнее Моисеева кивота, потому что он заключил в себе не тени и образы, но самую истину. Он вместил в себе чистую и златовидную стамну, которая содержала небесную манну; вместил одушевленную скрижаль, в которой перстом Божиим, то есть всесильным Духом, заключено было воплощенное Слово, Слово ипостасное; вместил златую кадильницу, которая воскурила угль Божества и облагоухала всю тварь. Приидите, понесем на раменах души плоть приснодевственную; войдем во гроб и умрем вместе с Нею, – умрем для плотских страстей, поживем же с Нею жизнию бесстрастною и непорочною. Приложим слух к Божественным песнопениям, исходящим из Ангельских, невещественных уст. Войдем, и поклонимся, и познаем преславное чудо: познаем, как Матерь Божия взята и вознесена от земли, как взошла на небо, как предстоит теперь Сыну, выше всех чинов Ангельских, потому что нет никакого средостения между Матерью и Сыном»[295].
Праздник Успения Божией Матери известен в Святой Церкви с древних времен: о нем упоминают церковные писатели IV века. Святой Ювеналий, патриарх Иерусалимский, прислал императору Маркиану погребальные пелены Богоматери, которые царица Пульхерия положила в построенном ею в Константинополе во Влахернах храме Пресвятой Богородицы. Естественно, что с того времени (450–457 гг.) совершался во Влахернском храме праздник Успения, о котором наглядно говорили погребальные пелены Богоматери. Император Маврикий (592–602 гг.), установив для праздника Успения определенный день – 15 августа, сделал его особенно торжественным. В начале VII века Модест, патриарх Иерусалимский (t 634 г.), говорил на сей праздник слово, а в начале VIII века святой Андрей Критский (t 712 г.) свидетельствует о торжественном праздновании сего дня в трех словах на сей праздник. В том же веке святой Иоанн Дамаскин (t 754 г.) также составил слово на праздник Успения Божией Матери.
Паремии и Евангельские чтения на утрене и Литургии, а также и чтения из Послания святого апостола Павла к Филиппийцам, – те же, как и в праздник Рождества Пресвятой Богородицы. Стихиры составлены Анатолием, Германом, Феофаном, а каноны принадлежат двум святым песнописцам – Косме Маюмскому и Иоанну Дамаскину. Праздник Успения Божией Матери продолжается 10 дней: начинаясь 14 августа предпразднством, он оканчивается 23 августа попразднством.
Воздвижение Честного и Животворящего Креста Господня
14/27 сентября
Тропарь, глас 1
Спаси́, Го́споди, лю́ди Твоя́ и благослови́ достоя́ние Твое́, побе́ды православным христианом на сопроти́вныя да́руя и Твое́ сохраня́я Кресто́м Твои́м жи́тельство.
Кондак, глас 4
Вознесы́йся на Крест во́лею, тезоимени́тому Твоему́ но́вому жи́тельству, щедро́ты Твоя́ да́руй, Христе́ Бо́же, возвесели́ нас си́лою Твое́ю, побе́ды дая́ нам на супоста́ты, посо́бие имущим Твое́ ору́жие ми́ра, непобеди́мую побе́ду.
Во время земной жизни Господа нашего Иисуса Христа за стеною Иерусалима, к северо-западу, в близком расстоянии от города находился небольшой кругообразный холм, называвшийся Голгофою, или, по объяснению святых евангелистов, Лобным местом (Мф. 27, 33; Ин. 19, 17). Такое название он получил или потому, что там были разбросаны черепа и кости казненных, или потому, что, лишенный растительности, представлял некоторое сходство с черепом. По древнему преданию, сохраненному святыми отцами, на сем холме был погребен наш падший прародитель. Так Господь, по выражению святых толковников, «водрузил знамение победы на том самом месте, где царствовала смерть»[296], «дабы там же последовало и разрушение смерти, где было начало ее»[297].
Когда настал великий день всемирного очищения, – день, который Господь назвал по преимуществу Своим (Ин. 8, 56), непорочный и пречистый Агнец Божий, предназначенный на дело искупления еще прежде сложения мира (Ин. 1, 29, 36; 1 Пет. 1, 19–20), принес Себя в умилостивительную жертву за грехи всего мира (1 Ин. 2, 2). На Голгофе утвержден был Крест Христов, – новый жертвенник (Евр. 13, 10), престол благодати (4, 16), «хранитель всея вселенныя»[298]. Здесь, пред лицом неба и земли, открылись чудеса любви Божией, явившие миру в крайнем уничижении славу Божества: Начальник жизни (Деян. 3, 15) и Примиритель, умирающий за нечестивых (Рим. 5, 6); Господь Славы (1 Кор. 2, 8) и Муж скорбей, презренный и умаленный пред людьми (Ис. 53, 3); безгрешный Праведник (1 Пет. 2, 22; 3, 18) и Ходатай за преступников, причтенный к злодеям (Ис. 53, 12)!
Великое жертвоприношение Голгофское, в котором наш Искупитель, по выражению святого Григория Богослова, был «Архиереем и жертвою»1, священнодействуя Себя Самого в очистительную жертву за грехи мира (см.: Евр. 9, 28), было совершено на кресте, по изъяснению святых отцов, для того, чтобы явить миру широту и долготу, глубину и высоту любви Христовой, превосходящей всякое разумение (Еф. 3, 8, 19). Все, что совершилось на древе крестном, было «врачеванием нашей немощи, возвращающим ветхого Адама туда, откуда он ниспал, и приводящим к древу жизни, от которого удалил нас плод древа познания, безвременно и неблагоразумно вкушенный. Для сего древо за древо и руки за руку, – руки, мужественно распростертые, за руку, невоздержно простертую, – руки пригвожденные за руку своевольную, руки, совокупляющие концы мира воедино, за руку, извергшую Адама. Для сего вознесение на крест за падение, желчь за вкушение, терновый венец за худое владычество, смерть за смерть, тьма для света, погребение за возвращение в землю»[299]. Таким образом, «если за вкушение от древа изгнаны из рая, то ныне посредством древа Иисусова войдут верующие в рай»[300]. Чтобы искупить падший род человеческий от клятвы законной (Гал. 3, 13) и снять тяготевший на человечестве прародительский грех, надлежало нашему Искупителю Господу Иисусу Христу вознести грехи наши телом Своим на древо (см.: 1 Пет. 2, 24), сделаться за нас клятвою (Гал. 3, 13) и пригвоздить ее ко кресту. Вид креста четверочастен, по разумению святого Симеона Солунского, «ради пригвожденного на нем Христа, Сына Божия, горнее и дольнее и все существующее сотворшего и содержащего, горнее соединившего с тем, что на земле, свыше нисшедшего долу, из долу же возвысившего нас горе, из ада воздвигшего и из земных соделавшего нас небесными, в Себе Самом все соединившего и концы мира созвавшего к поклонению истинному и живому Богу, высотою Божества и смирением воплощения все усвоившего Себе, высокостию славы и глубиною нищеты и смирения, и широтою милости и любви воссоздавшего нас»[301]. Возвысясь на Кресте, на воздухе, по изъяснению святого Афанасия Великого, Господь наш показал победу над князем власти воздушной (см.: Еф. 2, 2) и, простирая руки Свои к народу непокорному (см.: Ис. 55, 2), «одною рукою привлекал к Себе ветхий народ, а другою званых из язычников, и тех и других соединял в Себе»[302]. Святой Григорий Нисский, толкуя слова апостола Павла (см.: Еф. 3, 18), говорит, что «он (то есть апостол) созерцал образ Креста, который являет всепроницающую силу и промышление Явившегося на нем, и потому каждый рог назвал приличными именами: нижний – глубиною, верхний высотою, а те, которые простираются поперек с той и другой стороны – долготою и широтою, чем ясно означается то, что нет ничего из существующего, что не было бы объято Божественным естеством, пренебесное ли то, преисподнее ли или горизонтально простирающееся во все стороны до пределов существующего. Ибо, присовокупляет святой отец, высотою Апостол означает пренебесное, глубиною – преисподнее, а долготою и широтою – пределы того, что находится среди оных, содержимое вседержащею силою»[303]. Святой Василий Великий видит в четверочастном составе креста указание на четыре страны света и говорит, что предпочтена крестная смерть для того, чтобы «все части мира приведены были ко спасению частями креста»[304], или, как выражается святой Кирилл Иерусалимский, Господь «простер руки на Кресте, чтобы объять концы вселенной»[305].
