Роман Ключник - Лекции Президентам по Истории, Философии и Религии
«Самая обыденная философия учит нас, что ни один внешний объект не может открыться нашему уму непосредственно, без посредничества образа или восприятия», «Субстанция — нечто совершенно отличное от восприятия. Следовательно, у нас нет идеи субстанции», «Итак, достоверно, что воображение достигает некоторого минимума, то есть, что оно в состоянии вызывать в себе такую идею, дальнейшее подразделение которой (десятитысячная дюйма) невозможно без полного её уничтожения».
Таким образом, знаменитый Юм вместе с десятитысячной дюйма глубоко верующего Беркли уничтожил саму субстанцию, весь огромный бесконечный Невидимый Мир, а, следовательно, и огромную часть Бога. Поэтому всё, чему учат и учили атеисты всех стран, а особенно СССР, — вы найдете в безбожной книге Юма «Естественная история религии».
Наступило уникальнейшее по своему историческому значению последствие-продолжение этой «обыденной» идеи Юма. Обнаружив отсутствие Бога, люди почувствовали головокружительную свободу. Наступило время разновидности утопизма — романтизма. В 1775 году умер Юм, и в этом же году родился Шеллинг. Могу даже поверить, что дух первого перешёл в тело второго, потому что второй издает аналогично первому любимейшую книгу коммунистов всех стран — «Сумерки богов». Этот певец романтизма, свободы и материализма был в свою очередь учителем и духовным отцом одного из последних пропагандистов-отцов демократии, свободы, материализма и даже — гаранта демократии — диктатуры пролетариата, Карла Маркса. Но… впереди нас ждет ещё увлекательнейшее исследование «достижений» этого еврейского мыслителя.
А пока в результате всего предыдущего интеллектуального труда стоит осознать, что кроме трёх измерений видимого Мира есть ещё и четвёртое, в котором находится этот видимый Мир. Возможно, это пытался объяснить апостол Павел:
«Чтобы вы, укоренные и утвержденные в любви, могли постигнуть со всеми святыми, что есть широта, и долгота, и глубина, и высота».
Со временем и учёные стали понимать грустный факт своего предела, своей ограниченности. Физик Эрнст Мах ломал голову над спектральными линиями газов и вот к чему пришел:
«Затруднения, с которыми я столкнулся при этом, навели меня в 1863 году на мысль, что чувствительные вещи не должны быть обязательно представлены в нашем чувствительном пространстве трёх измерений».
Учёные прогрессируют, и их прогресс иногда интересно выглядит: недавно простую физическую модель Ньютона вытеснила релятивистская теория; люди расщепили-достали энергию малых сил — атомов, и первое, что они из этого сделали — изобрели атомную бомбу. Сейчас уже обнаружено, что релятивистская теория не является универсальной, она также имеет свои пределы и выполняется лишь до расстояния порядка 10 в минус восьмой степени. Дальше ученые начинают рассуждать о «душе атома» и о других не присущих им вещах.
В связи с этим знаменитый атомщик Нильс Бор пришёл к выводу: «Мы должны обратиться к совсем другим областям науки, например, к психологии или даже к особого рода философским проблемам», и сам превратился из физика — атомщика в философа.
Стоит обратить внимание и на знаменитого современника Н. Бора — еврейского учёного Альберта Эйнштейна. 1917 год был переломным и роковым по многим позициям. Именно в этом году Эйнштейн, руководствуясь своей «гениальностью», создал вместо открытой и бесконечной — свою ошибочную замкнутую стационарную сферическую модель Вселенной в трёх измерениях с конечным пространством.
Странно, я спрашивал многих учёных: «Читали ли вы труды Галилео Галилея?». А это совсем небольшая книжонка. Ни один из опрашиваемых мною учёных не дал мне положительного ответа…
А вот что утверждал Галилей в средние века: «в системах движущихся равномерно и прямолинейно, все физические процессы протекают так же, как и в той, которая остается в покое…».
А теперь сравните — как звучит первый постулат Эйнштейна или так называемый «специальный принцип относительности», сформулированный им в 1905 году: «все законы физики должны быть одинаковы во всех инерциальных системах отсчета, движущихся друг относительно друга поступательно и равномерно…».
Именно в этот период молодой Альберт сидел в библиотеке, и бесцельно копался в трудах различных учёных и почему-то мысль Галилея решил приписать себе. Это модернизированное Эйнштейном утверждение Галилея верно только при множестве «если». Его поэтому очень легко опровергнуть, потому что при соблюдении объявленных условий так могут двигаться относительно друг друга тела, например — планеты, с огромной разностью в массе и соответственно с огромной разницей в силе притяжения, а это уже гарантирует различное протекание физических процессов. Не говоря уже о том, что на самой Земле при соблюдении тех же условий, например, — вода закипает по-разному в различных условиях…
Эйнштейн ошибся также, объявив скорость света постоянной величиной, ибо ещё в 1783 году Джон Мичел заметил, что свет, идущий от тяжелых тел, замедляется по причине тяготения их; поэтому уже в зоне действия силы тяготения скорость может быть разной. Причём даже из знаменитой формулы Альберта Е = mс2 видно, что если мы имеем дело с очень крупными объектами или объектами, уходящими какой-либо своей стороной в сторону бесконечности, то величины энергии этого объекта могут уходить в сторону бесконечности, а следовательно и величины скорости тоже… При этом абсолютно игнорирована внутренняя энергетическая суть объекта, а она ведь в большинстве случаев разная.
Кроме того, не исключено, что Эйнштейн воспользовался мнением древнего Эпикура о постоянстве скорости — Эпикур: «Далее, когда атомы несутся через пустоту, не встречая сопротивления, то они должны двигаться с равной скоростью. Ни тяжелые атомы не будут двигаться быстрее малых и легких, если у них ничего не стоит на пути, ни малые быстрее больших». Такие идеальные условия, без всяких препятствий и влияний, и утопические предположения можно было допустить три века до нашей эры.
Ошибся Эйнштейн и в своем другом постулате, что скорость света одинакова для всех движущихся наблюдателей. Разница не различима — когда разница скоростей двух наблюдателей невелика, она оказывается просто ничтожно-неуловимой по сравнению с огромной скоростью света. Но при очень большой разнице в скорости самих наблюдателей — эта разница тут же проявится.
Сомнительно утверждение Эйнштейна, что скорость света не зависит от скорости источника. Ибо если из-за очень сильного изменения скорости источника подвергается изменению и его гравитационное поле, а это обязательно произойдет, то Эйнштейн станет противоречить самому себе, ибо, он сам доказал, что гравитационное поле искривляет траекторию света, поэтому могут изменяться и все параметры света; особенно около таких объектов, как «черные дыры». Кстати, уже эффект Доплера показывает, что частота световых волн зависит от взаимного движения источника и наблюдателя.
Эйнштейн провозгласил искривление пространства-времени, обусловленное присутствием в нем массивных тел. Понятно, что массивные тела искривляют траекторию движения и скорость, а, следовательно — они просто изменяют время в сторону ускорения или замедления, но сюда не применимо словосочетание «искривление пространства». Тем более это слово абсурдно применять к понятию пространства. Можно говорить об искривлении траектории, изменениях каких-то полей пространства, видимости предметов в пространстве или об изменениях их взаимного положения. Можно было бы говорить о постоянной деформации пространства, но это тоже не совсем верно. Пространство под влиянием движущихся тел просто постоянно изменяется во всех своих плотностных сферах, и это состояние постоянной непрекращающейся флуктуации-изменчивости является для него нормальным, обычным — это его жизнь.
«Оригинальным» является и рассуждения Эйнштейна основанные на ограниченности нашего зрения — стержень, наблюдаемый (человеком) с точки зрения любой системы отсчета, движущейся равномерно и поступательно относительно инерционной системы, в которой стержень покоится, — очевидно кажется короче. Альберт Эйнштейн предложил считать это фундаментальным законом Природы, а это сокращение длины стержня — свойством самого пространства…
А если бы Эйнштейн посмотрел бы на этот же стержень с той же системы отсчета, но с расстояния примерно два километра, то оче-видно и без всяких сомнений этот стержень казался бы точкой; и это можно было бы смело предложить считать «фундаментальным законом Природы» — что стержень есть точка. А если бы этот злосчастный стержень оказался бы на расстоянии более 3–4 километров, то его вообще не было бы видно без всяких сомнений. — И «гениальный» Эйнштейн с полным правом своей глупости мог объявить «фундаментальным законом» его полное отсутствие в этом Мире, а само пространство — не кривым, а страшным пожирающим чудовищем…
