Антон Тихомиров - Догматика без догматизма
В католичестве или православии существует множество ступеней церковного служения, существует определенная иерархия. Три ее основных звена, основных ступени хорошо известны: это диакон, пастор и епископ. Как обстоит дело с этим в лютеранской церкви?
Мы исходим из простого факта, что раз ординированное служение в церкви – это служение проповеди слова Божьего, то оно должно быть единым. В нем нет и не может быть никаких ступеней. Ведь слово Божье, слово Евангелия одно. Если кто-то проповедует его, то осуществляет это во всей его полноте. Невозможно проповедовать лишь часть Евангелия. Или его проповедовать полностью, или вообще не проповедовать. Поэтому никаких ступеней внутри ординированного служения быть не может и не должно. Такие ступени были бы просто бессмысленными.
Нерешенным остается в рамках лютеранского богословия, однако, вопрос о статусе так называемых проповедников. Этот институт в том или ином виде существует во многих лютеранских церквях. Речь идет о (пока) неординированных служителях, которым поручается попечение об общине и проповедь. Проблема здесь в том, что в большинстве случаев проповедники – это люди, которые в нормальных условиях были бы признанными непригодными к публичной проповеди. Но приходится использовать их в силу тяжелых обстоятельств. Поэтому институт проповедников нельзя признать закономерным. Этот институт существует только в силу чрезвычайных обстоятельств, в которых оказались многие церкви, в том числе в благополучных, казалось бы, странах. Институт проповедников не подпадает вполне под традиционную теорию. Отчасти проблема здесь связана с тем, что понятие «пригодность» является крайне растяжимым. Никто не может точно сказать, что здесь или там проходят границы пригодности к публичной проповеди. Кроме того, надо уметь различать богословскую теорию и конкретное применение церковного права: не все, что можно и даже нужно в теории, оказывается на практике полезным или возможным.
В любом случае, проблема статуса проповедников остается нерешенной. И возможно, что это и к лучшему. Эта нерешенность не дает провести четких границ между простыми верующими и пасторами. Она оставляет их отношения открытыми. Она мешает нам представить любые структуры, даже самые хорошие и удачные, как абсолютные. Как бы то ни было, церковное служение оказывается «снизу» как бы размытым. Это правильно. Это еще раз показывает, что нет никаких принципиальных различий между пасторами и простыми верующими, что все они вовлечены в одну и ту же коммуникацию Евангелия, и все они одинаково нуждаются в Евангелии.
Как же обстоит дело, так сказать, «сверху», то есть с более высокими степенями служения, чем пасторское? Здесь все гораздо проще: таких степеней нет. Пастор – это тот, кому поручено публично осуществлять проповедь Евангелия и отправление таинств. Выше Евангелия нет ничего. Соответственно, нет никаких более высоких или более духовных степеней.
Можно спросить: а как же епископы? Очень просто: совершая проповедь и таинства, епископы действуют в своем качестве пасторов. А выполняя руководящие функции, они выполняют функции внешние, не связанные непосредственно с Евангелием. Поэтому епископ в лютеранской церкви – это просто пастор, которому поручается попечение о других пасторах и выполнение особых общецерковных административных функций.
Конечно, у епископа есть одно заметное отличие от пастора, которое представляется духовным. Епископ имеет право ординировать. Но здесь надо вспомнить о том, что именно случается при ординации. В лютеранстве это происходит не так, как в католическом или православном понимании, когда епископ передает ординируемому особый дар Святого Духа, как бы делится с ним этим даром. Нет, в нашем понимании епископ просто выступает представителем всей церкви.
Поэтому, скажем, наличие епископа не является абсолютно необходимым условием для ординации. Ординация может совершиться и совершенно другим путем, в том случае, когда церковь или отдельная община – если она изолирована – решит, что данный человек должен быть рукоположен, а епископа, который мог бы это сделать, нет. Однако если епископ есть, то ординацию, совершенную без его ведома или согласия, нельзя признать правомочной. Если епископ не соглашается ординировать данного человека, то даже если он все-таки будет ординирован кем-то другим, сомнения останутся: а действительно ли его ординация была волей церкви? Ведь в данном случае эту волю призван, в первую очередь, выражать именно епископ.
Глава 17. Ординация женщин
Вопрос о возможности ординации женщин может показаться на первый взгляд не слишком важным, поскольку речь идет об одном частном случае частного же случая евангельского провозвестия, которым является публичная проповедь в церкви. Однако по этому вопросу ведется сейчас много ожесточенных дискуссий. Для некоторых служителей (и служительниц!) церкви он является экзистенциальным. Кроме того, на его примере можно прекрасно проиллюстрировать то, что выше утверждалось о природе церкви и сущности ее особого служения. Потому этому вопросу мы и посвятим отдельную главу.
Прежде всего, однако, необходимо небольшое, но крайне важное терминологическое уточнение. Те, кто выступает против женской ординации, говорят часто, что они против «женского священства». Но тем самым они противоречат Писанию и евангелическому вероучению, которое утверждает, что все христиане являются священниками. Таким образом, на вопрос о том, может ли женщина быть священником, ответ есть только один: «не только может, но уже является»! Поэтому спор, собственно, ведется не о возможности священнического статуса для женщин, а конкретно о возможности совершения над женщинами-священницами обряда ординации, то есть официального признания за ними качеств, необходимых для публичной проповеди, и официального поручения совершать ее.
Вспомним: смысл ординированного служения в церкви заключается в публичной проповеди Евангелия и преподании таинств. В принципе, это задача всех христиан как священников Христовых. Соответственно, женщины тоже входят в это понятие «все христиане» – входят в понятие всеобщего священства верующих. Однако, как мы говорили, в интересах сохранения мира и порядка на публичное служение призываются те, кто официально уполномочен на это церковью. Цель здесь – достичь максимальной эффективности евангельского провозвестия. Поэтому призываются люди, способные к публичной проповеди и имеющие соответствующее образование. Возникает закономерный вопрос: способна ли женщина к публичной проповеди? Способна ли она получить соответствующее образование? Если да, то что мешает ее поставлению на такое служение? Более того: ни для кого не является секретом, что женщины все равно, так или иначе, в той или иной форме совершают и всегда, во всех практически христианских церквах, совершали проповедь Евангелия. Отсюда следующий вопрос: служит ли это сохранению мира и порядка, если неизбежная проповедь женщины официально не утверждается? Очевидно, что нет. Интересам сохранения мира и порядка служит, чтобы все всегда было четко и официально. Таким образом, мы стоим перед выбором: либо официально запретить женщинам публичную проповедь (но тогда нужно было запретить и проповедь тех женщин, что возвестили ученикам о воскресении Христовом), либо официально утверждать ее, а ведь именно таким актом и является ординация.
Если отбросить такие искусственные конструкции, как то, что пастор представляет Христа, а Христос был мужчиной, то из аргументов противников женской ординации остаются лишь ссылки на несколько мест Писания, которые можно понять как запрещающие женское служение в церкви. Однако эти места, взятые в контексте, являются не вполне ясными. Но даже в том случае, если бы они открыто говорили против женского служения, нужно было бы вспомнить о нашем основополагающем подходе к Библии. Что важнее: буква или дух Писания? Центральная весть Библии – это весть освобождающая, разрушающая всякие границы между людьми. Во Христе нет ни иудея, ни эллина, ни мужчины, ни женщины. Насколько оправданно тогда, исходя из этой вести, все же вводить существенные границы и разделения в провозвестии Евангелия? Не подрываем ли мы тогда сами авторитет этой вести? Не противоречим ли мы ей?
Разумеется, определенные практические ограничения и различия не могут быть полностью преодолены. Но они устанавливаются исключительно структурами и законами этого мира, а не Евангелием. Понятно, например, что немой не может выйти на кафедру и начать проповедовать. Поэтому его невозможно поставить на такое служение. Но не потому, что это запрещает Евангелие, а потому, что это невозможно в структурах этого мира, так сказать, физически невозможно. Мы можем только сожалеть о подобных ограничениях и стремиться их преодолеть. Поэтому если современная медицина вернет этому человеку голос, то ничто не будет мешать передать ему это служение. Тысячу лет назад он не имел бы такой возможности вообще. Именно такой должна быть христианская позиция: если есть нечто в мире, что мешает проповеди Евангелия, то надо стремиться избавиться от этого препятствия.
