Евгений Поселянин - Русские подвижники 19-ого века
Если не можеши понимати, слушая пение и чтение церковное, то с благоговением тайно твори молитву имени Иисусову, следующим образом: "Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешного". Старайся углубить сию молитву в душу и сердце твое; твори оную умом и мыслью, не попускай оной ни на малое время удалиться от уст твоих; соединяй оную как можно с дыханием твоим и сколько сил твоих есть, старайся при сем нудить себя к сокрушенью сердечному, да не без слез каешися о гресех твоих. Если же нет слез, то должны быть, по крайней мере, сокрушенье и стенанье сердечные. Наблюдай, дабы церковные службы не проходили без сего.
Наставление для времени после церковного богослужения. По окончаньи церковного славословья, исходя в келлью свою из церкви, берегись, как можно, дабы отнюдь ни с кем не стати и ничего не глаголати. Паче же всего хранися вредного празднословья и смеха; но гряди спешно в келлию свою, не испущая из уст ума своего и мыслей молитву Иисусову.
Пришедши в келлию, затвори дверь, и, аще можеши, то стани, и с усердьем, вниманьем и благодареньем, помолись немного о себе, о родителях, благотворителях и о всем мире; положи несколько земных или поясных поклонов с молитвою.
Посем возьми книгу и мало почитай.
Аще же изнеможеши от утружденья, либо от болезни, или от старости лет своих, то можешь по сим причинам и отменить сии труды; а вместо сего несколько молиться, сидя или лежа с четками.
При выполнении всего показанного обуздай, как можно, ум и мысли твои молитвою; берегись, дабы и мысли твои не парили к предметам неполезным и вредным душе.
Тако подобает творити и оберегать себя непременно после всякого церковного правила. Отдохнувши же мало и соделавши по наставлению, как сказано, если имеешь врученное тебе какое дело или общее послушание для телесных трудов, то принимайся за оное так, как за определенное тебе от самого Христа, а не как от человека. Посему восставай спешно, с любовью пребывай в служении, без роптания трудися, измождая свою плоть.
Если ж нет порученного тебе дела служения, то делай свое, какое имеешь рукоделие, или чтением книжным насыщай и назидай душу твою или иным чем, не препятствующим нашему спасению. Внимай сему крепко, чтоб отнюдь не быть в своей келлии праздному. Ибо праздность первая всему злу учительница, и аще она вкоренится в кого, тому много трудов предлежит для истребления оной.
О пребывании в келлии и о исхождении. — Береги себя прилежно и в сем: не исходи безвременно из келлии твоей, кроме необходимой нужды, чтоб послушать, любви ради ближнего, или чтоб немощному послужить, или если от настоятеля или от ближнего по любви куда пошлешися, или к отцу духовному, по Бозе наставляющему тя, пойдеши.
Наблюдай же прилежно и сие: если выйдеши из келлии твоей по объявленным благословным причинам, то, идучи, старайся, как можно, не глядеть никуда по сторонам и не любопытствуй очами ни на что.
А если на пути нечаянно встретится кто с тобою, или увидишь вредное что, или неких усмотришь между собою безвременно беседующих; то берегись, да не сядеши или станеши с ними; даже берегись и помысла сего, не стать ли мне с ними, и услышать, что глаголют; но с молчанием поклонися им, и мимо их иди за своим делом в путь свой. И аще будут они к тебе что говорити, или останавливати, то ты паки поклонися им, говоря: простите, иду за делом, и имею нужду поспешить исполнением послушания; и отбегай скорее на свое дело или к пославшему тя. Помышляй сии Давидовы слова: "Блажен муж иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста".
Пришедши к тому, к кому ты послан, также старайся, как можно, чтобы излишнего не говорить, или не сидети без нужды; но, исполнив порученное тебе, скорее в келлию твою возвращайся с покойным духом.
О причащении Божественных Тайн. — Как скоро увидишь иерейскую руку, простираемую со святым таинством и ко устам твоим приносящую, то не думай, что ты от иерейской руки оный божественный дар принимаешь, но воображай и веруй от всея души, что приемлешь от руки самого Христа невидимо стоящего и во уста тебе оный влагающего. Воображай и веруй несомненно, что ты точно яси самую Владычню плоть, теперь от живого и животворящего состава телеси Его отделенную, и аки теперь из самого ребра Христова текущую кровь и воду пиеши; что видиши на кресте висящего Христа, и теперь из ран Его сосеши кровь и свет, и жизнь. Тако причащайся, тако веруй несомненно; тако воображай беспрестанно в уме своем.
МИССИОНЕР, МОНАХ ГЕРМАН
Монах Герман, из Серпуховских купцов, 16-ти лет от роду вступил в Сергиеву пустынь (под Петербургом). Во время пребывания в ней получил он чудесное от пресвятой Богородицы исцеление в постигшем его недуге. 21–22 лет он перешел на Валаам. Всею душою он привязался к этой обители и ее игумену Назарию. Удаленный от них, он писал, что память о Валааме "не изгладят из его сердца ни страшные непроходимые сибирские места, ни леса темные, ни быстрины великих рек не смоют, даже грозный океан не угасит чувств оных".
Несомненно, что о. Герман весьма скоро достиг высокой духовной степени, потому что мудрый игумен благословил ему жить в пустыне, в глухом лесу, в полутора верстах от обители; место это и поныне называется Германово. По праздникам о. Герман приходил в монастырь и со слезами певал на клиросе.
В 1794 г. Св. Синод отправил десять валаамских монахов, и в числе их о. Германа, проповедывать Евангелие на новоприсоединенных к России Алеутских островах. Несколько тысяч были просвещены, заведена школа, выстроена церковь, но к 1800 году остался из миссии один о. Герман: иеромонах Ювеналий принял мученическую кончину; начальник миссии, архимандрит Иоасаф, удостоенный уже епископского сана, утонул со свитою.
О. Герман жил на небольшом и живописном острове Еловом (названном им "Новым Валаамом"), отделенном проливом версты в две от острова Кадьяка, где устроен был деревянный монастырь и церковь.
Выкопав себе пещеру в земле, о. Герман провел в ней лето. Когда американская компания выстроила для него келлию, он предназначил пещеру для своей могилы. У келлии был огород, а вблизи деревянная часовня и деревянный домик для училища и посетителей. На этом месте о. Герман подвизался более 40 лет. Жизнь его была в высшей степени сурова. Он таскал для топлива большие деревья, которые могли бы снести только четверо, возделывал огород, принося для удобрения его в громадном коробе морскую капусту; на зиму делал запасы грибов и соли, добывая ее из морской воды. Все добытое он употреблял на пищу, одежду и книги для своих воспитанников-сирот.
Воздержание о. Германа было удивительно; он в гостях чуть отведывал за обедом какого-нибудь блюда, а в келлии довольствовался малою частью овощей или рыбы.
Одежда его, неизменная зимою и летом, в бурю, дождь и метель, — состояла из оленьей кухлянки (рубашки), без белья, которую он носил, не снимая, по 8 лет, сапог, подрясника и заплатанной рясы. Постель состояла из узкой скамьи с изголовьем из кирпичей; одеяла не было; деревянную доску, лежавшую на печке, о. Герман называл одеялом своим и завещал покрыть ею себя в могиле. Тело свое, изнуренное бдением, сокрушал он 15-фунтовыми веригами. После смерти они найдены были, или, как говорят другие, сами выпали в часовне. "Трудную жизнь, говорят алеуты, вел апа (дедушка), и никто не может подражать его жизни". Кроме этих внешних подвигов, всякую минуту жизни предстоял о. Герман Творцу своему. Из келлии его слышалось совершаемое им монастырское богослужение, и, ведя жизнь как человек, разрешившийся от плоти, он стал как бесплотный, и, на вопрос, как он не соскучится, отвечал: "Я не один! Там есть Бог, там есть ангелы святые. И можно ли с ними соскучиться!"
Об отношениях своих к туземцам, к которым Промысл Божий послал о. Германа, он писал так правителю колонии Яновскому: "Я нижайший слуга здешних народов и нянька, от лица их пред вами ставши, кровавыми слезами пишу вам мою просьбу: будьте нам отец и покровитель. Мы всеконечно красноречия не знаем, но с немотою, младенческим языком говорим: "отрите слезы беззащитных сирот, прохладите жаром печали тающие сердца, дайте разуметь, что значит отрада". Понимая, что народ этот находится во младенческом состоянии, о. Герман жалел его как малого ребенка; он заступался за него пред начальством; никого не боясь, распаляемый ревностью Божественною, и не взирая на лица, обличал он некоторых начальствующих в недостойном поведении и притеснении алеутов. На него вооружались злобою, клеветами, писали в Петербург, что необходимо выселить его, что он возмущает против начальства; один Бог хранил его в этих притеснениях.
Алеуты часто приходили к нему. Он помогал им, разбирал их неприятности, мирил; нежно любил он детей, оделял их сухариками, сам пек им крендельки. Особенно ясно высказалось самоотвержение о. Германа во время повальной язвы, занесенной в Кадьяк кораблем из Соединенных Штатов. Не было ни лекарств, ни докторов; люди умирали в три дня. Ужасное зрелище представляли большие сараи, служившие жилищами алеутов. До ста человек лежало в повалку — живые рядом с остывшими уже мертвецами; там кончались, тут слышались раздирающие стоны. По охладевшим грудям умерших матерей ползали голодные дети, с воплем искавшие себе пищи. Во все время этой грозной беды, длившейся месяц, о. Герман ходил утешителем среди этого земного ада, увещевая терпеть, молиться и каяться.
