Евгений Поселянин - Русские подвижники 19-ого века
Обзор книги Евгений Поселянин - Русские подвижники 19-ого века
Евгений Поселянин
Русские подвижники 19-ого века
От смерти в жизнь!..
Блаженны алчущие ныне,
ибо насытитесь. Блаженны
плачущте ныне, ибо возсмеетесь.
Ев. от Луки, VI, 21Я кроток и смирен сердцем,
и вы найдете покой душам
вашим, ибо иго Мое благо
и бремя Мое легко
Ев. от Матвея, ст. 29-30Памяти оптинского старца Амвросия. (ум. 10-го октября 1891 года).
От составителя
Сколько диких, безумных нападок было за последнее время производимо на православную Церковь!
И даже у лиц, привязанных к Ней сыновней любовью, невольно слагался вопрос, таково ли Ее воздействие, как в прошлые века, все так же ли Она спасает людей и вырабатывает в лучших из них тот высокий строй жизни, который принято называть святостью.
Некоторым ответом на этот вопрос является эта книга, представляющая собою первую попытку собрать в одно целое краткие жизнеописания наиболее выдающихся русских подвижников истекшего столетия.
Здесь люди разнообразных положений, склада, дарований. Одно в них общее — неослабевающий всю жизнь порыв ко Христу. Какая во всех неутолимая духовная жажда, какое благородное стремление к истинной и полной свободе: освобождение себя от пут зла и создания в себе человека по образу и подобию милующего, греющего, прощающего, чистого, кроткого Христа Спасителя.
Не нам мирить людей! Но грех ли будет думать, что дивный старец Серафим по чрезвычайности подъема своего духа не уступает наиболее аскетическим, наиболее удивительным лицам славнейших эпох христианства? Что митрополит Московский Филарет так напоминает тех великих Отцов Церкви, которые во времена церковных бурь, выяснили всю истину церковного учения, установили формы церковной жизни. Что кроткий Епископ Феофан является как бы продолжателем дела столь дорогого русскому народу святителя Димитрия Ростовского и между тем как один своею бездонною Четью-Минеею говорит: "Вот до чего возвышались люди", другой своими книгами указывает: "Вот кратчайший путь, чтоб следовать за теми людьми".
Нет, Церковь цветет, плодоносит. Но дела Ее в противоположность делам Мира, где маленькие люди подымают вокруг своих не ценных, не нужных дел такой шум: Ее дела совершаются бесшумно, в святом сосредоточении. Эти дела видит и знает им цену русский простой народ, который по рассказам отцов продолжает любить людей, здесь помянутых.
Описанные здесь лица представлены здесь преимущественно не со стороны историко-общественного значения их, а со стороны их нравственной крепости.
Составитель вполне сознает, что в его опыт включены не все подвижники 19-го века и кое-что из рассказанного могло быть представлено полнее и ярче.
Но хотелось дать хоть что-нибудь, малое из многого, чтоб не оставались втуне такие воспоминания.
Скромный труд этот собран для верующих, для укрепления в них мысли, что все та же веет над миром сила Христова, и те же дивные дары посылает Бог тем, кто искренно за Ним идет. И что русский народ поныне в лучших людях своих тот же богоносец, каким был всегда.
Е. Поселянин.
Царское Село,
10 октября 1900 г.
ФИЛАРЕТ, МИТРОПОЛИТ МОСКОВСКИЙ
Имя Филарета, митрополита Московского, занимает особое место в истории русской Церкви последнего века.
Он был для русской Церкви этого времени тем же, чем были для молодой возраставшей Церкви первых веков те великие епископы, которым присвоено название "Отцов Церкви". Филарет как бы выяснил еще раз во всем том, что им написано, всю совокупность православного учения. А в самом себе дал как величавый, удивительный образ православного архипастыря, так и меру того, до какой глубины может дойти просветленный верою ум и дух человеческий.
Филарет родился 26 декабря 1782 г. в семье соборного диакона г. Коломны (Московской губернии) и назывался в миру Василий Михайлович Дроздов.
С детства подавал он самые блестящие надежды, и с величайшим успехом проходил курс Коломенской семинарии, откуда перешел для прохождения академического курса в Троице-Сергиеву Лавру.
Он уже тогда любил уединение, предпочитая беседу с книгами беседу с товарищами. Развлечения знал лишь два: игру в шахматы и игру на гуслях.
Прослышав об учености Василия Дроздова, коломенские граждане явились к митрополиту московскому Платону, с просьбою назначить его им в священники. Но митрополит, зная способности Дроздова, отклонил это предложение. Он хотел открыть Дроздову другой путь.
16 ноября 1808 г., после вечерни в Троице-Сергиевой Лавре, Дроздов был пострижен в монашество с именем Филарета.
Уже до того времени о нем прошла молва, как о выдающемся проповеднике. Первое его слово произнесено 12 января 1806 г., в день, когда Лавра празднует свое освобождение от польских полчищ в эпоху смутного времени.
Таким образом, это первое его слово было посвящено прославлению того величайшего из русских святых, преп. Сергия, которому всю жизнь Филарет был так близок духом и образ которого он такими яркими проникновенными красками рисовал столько раз в своих проповедях.
Через три месяца было произнесено другое "Слово в великий пяток" — в котором уже видны чрезвычайные способности проповедника.
В начале января 1809 г. иеродиакон Филарет вызван в Петербург, наставником философии во вновь открывавшуюся духовную академию.
Здесь он разом выдвинулся на вид и имел возможность выказать свои дарования.
Деятельность Филарета, достигшего в скором времени положения ректора академии, была неизмерима.
Он преподает, пишет обширную записку для супруги императора Александра I, императрицы Елисаветы Алексеевны: "Изложение разности между восточною и западною Церковью", рассуждение "О нравственных причинах неимоверных успехов наших в отечественной войне", для студентов академии — введение к книгам Ветхого завета, записки о книге Бытия, начертание церковнобиблейской истории. Все, что он писал, было так ново, так глубоко, так блестяще, что целые неизвестные горизонты открывались пред глазами читателей. Глубина мысли, неотразимость логических приемов, крепко обоснованных доказательств — отличительная черта его произведений.
Школа Филарета — круг его воспитательного влияния, перенесенного им так скоро в Москву и так долго действовавшая там — образовывала в людях непреклонную волю, сильный ум. Люди этой школы могли жить своим умом, руководиться своим собственным рассуждением. Здравый житейский смысл совмещался в них с книжною ученостью.
Во время пребывания Филарета в академии упрочилась за ним окончательно слава первого русского проповедника.
Проповеди Филарета удивительны во всех отношениях. Смелость мысли его поразительна. С дерзновением беспредельной веры он погружается в созерцание тайн божественных, ведя за собою слушателя в самые высокие области мира веры. И этот всепроникающий ум соединен в нем с восторженным одушевлением, действующим тем сильнее, что порывы этого воодушевления как бы сдерживает постоянно могучая сила воли уравновешенного, мерного проповедника, соединенная с младенчески умилительною теплотою веры. Чрезвычайное соответствие глубокой мысли с ее внешним выражением — словом, сила, своеобразность речи, — весь какой-то неуловимый великий дух, запечатлевающий всякое слово Филарета: все это ставит его на высоту, какой не достигала никогда еще русская проповедь и которая, вероятно, никогда не будет превзойдена.
Не богослов только, не возгласитель церковного учения слышится в этих проповедях, а поэт, действующий на сердце человека образами, писанными удивительно яркими красками.
Какая сила и поэзия, например, в первых словах слова в великий пяток перед плащаницею: "Чего ждете вы ныне, слушатели, от служителя Слова? Нет более Слова!" Или вот дивная, нарисованная им картина первоначальной обители преп. Сергия… Прерывающимся от волнения голосом развертывал тогда великий проповедник в своем слове эту картину, и плакали слушатели: "Прости мне", — говорил он, — "великая Лавра Сергеева, если мысль моя с особенным желанием устремляется в древнюю пустыню Сергия. Чту и в красующихся ныне храмах твоих, дела святых, обиталища святыни, свидетелей праотеческого и современного благочестия; люблю чин твоих богослужений, и ныне, с непосредственным благословением преподобного Сергия, совершаемых; с уважением взираю на твои столпостены, не поколебавшиеся и тогда, когда колебалась было Россия; знаю, что и Лавра Сергиева и пустыня Сергиева есть одна и та же благодатно, которая обитала в преподобном Сергии, в его пустыне, и еще обитает в нем и в его мощах, в его лавре; но при всем том желал бы я узреть пустыню, которая обрела и стяжала сокровище, наследованное потом Лаврою. Кто покажет мне малый деревянный храм, на котором в первый раз наречено здесь имя Пресвятой Троицы? Вошел бы я в него на всенощное бдение, когда в нем, с треском и дымом, горящая лучина светит чтению и пению, но сердца молящихся горят тише и яснее свечей, и пламень их досягает до неба, и ангелы их восходят и нисходят в пламени их жертвы духовной… Отворите мне дверь тесной келлии, чтобы я мог вздохнуть ее воздухом, который трепетал от гласа молитв и воздыханий преподобного Сергия, который орошен дождем слез его, в котором отпечатлено столько глаголов духовных, пророчественных, чудодейственных… Дайте мне облобызать прах ее сеней, который истерт ногами святых, и чрез который однажды переступили стопы Царицы Небесныя… Укажите мне еще другие сени другой келии, которые в один день своими руками построил преподобный Сергий, и в награду за труд дня и глад нескольких дней, получил укрух согнивающего хлеба… Посмотрел бы я, как, позже других насажденный в сей пустыне, преподобый Никон спешно растет и созревает до готовности быть преемником преподобного Сергия… Послушал бы молчания Исаакиева, которое, без сомнения, поучительнее моего слова… Взглянул бы на благоразумного архимандрита Симона, который довольно рано понял, что полезнее быть послушником у преподобного Сергия, нежели начальником в другом месте… Ведь это все здесь: только закрыто временем, или заключено в сих величественных зданиях, как высокой цены сокровище в великолепном ковчеге! Откройте мне ковчег, покажите сокровище: оно непохитимо и неистощимо; из него, без ущерба его, можно заимствовать благопотребное, например, безмолвие молитвы, простоту жизни, смирение мудрования"…
