Софроний Сахаров - Таинство христианской жизни
В русском издании «Указаний иерею» есть слова, безусловно, страшные: если кто-либо (из иереев) не исполнит всего положенного ПРАВИЛА, то дерзновение его совершить Божественную Литургию явится смертельным грехом. Можно с уверенностью сказать, что эта норма ПОЧТИ никем не выполнялась за последние десятилетия в условиях мира, и лишь монахи или иеромонахи в монастырях, хорошо организованных, внешне выполняли эту норму, превышающую норму прочих. Нет нужды говорить здесь о действительной пользе такого установления для иеромонахов и монахов, но нельзя не упомянуть и о том, что эта «форма» молитвы, не будучи подлинно высшей и наиболее полезной, становилась обычно препятствием для молитвы, действительно более высокой и более действенной. Эту «систему» воспитания монахов нужно признать не более чем «относительной». Помню, однажды я спросил наместника игумена, можно ли мне, приготовляясь к служению Литургии, вместо положенных канонов творить умную молитву. Чтение канонов берет приблизительно сорок пять минут. Я просил благословения на молитву: приблизительно один час. В ответ он сказал мне:
— Вы должны исполнить правило, как оно положено. После можете, если хотите, творить молитву сколько угодно времени...
Я ответил:
— По прочтении всего правила я чувствую себя уже утомленным, и установиться на молитву уже нет сил. Ночь короткая, и нужно быть в силах служить Литургию.
Наместник заметил:
— Правило обязательно, а Ваша молитва не обязательна.
Когда я рассказал Старцу Силуану о моей беседе с наместником, то Старец объяснил мне: «Наместник, в его положении, не мог дать Вам иного ответа, боясь, что другие узнают об этом, и тогда расстроится дисциплина молитвы, если и они захотят оставить чтение положенных канонов. Но, конечно, в глубине он понимает Вас и не против молитвы».
Аскеза развивает способность и тела, и духа сострадать страдающим, живо реагировать на их радости, интуитивно проникнуть в их нужды и молитвой найти нужное для них слово утешения или одним соучастием сердца сообщить им новые силы. Растущая в нас сострадательная любовь приближает нас к тому строю мыслей и чувств, которые мы видим в Самом Христе (ср.: Флп. 2:5). По мере же уподобления нашего Христу в Его земном явлении, мы, конечно, будем подобны Ему и в Его Божественном бытии. Именно сие и есть то, что в богословии именуется «обожением», или «спасением человека». Если мы проявляемся в плане Земли так, как явил нам Себя воплотившийся Бог, то, значит, Дух Святой действует в нас.
Подобно тому как заповедано нам Господом скрывать от чужих глаз наши молитвы (ср.: Мф. 6:6), должны мы втайне совершать наши подвиги (ср.: Мф. 6:16–18), иначе весь плод будет погублен грубым или тонким тщеславием. Когда мы смотрим на электрические провода высокого напряжения, то мы издали не ощущаем текущей по ним страшной энергии; малые птицы садятся на них и не страдают. Так и при правильной аскезе люди извне мало что видят. Если мы не в пустыне, то мы должны казаться людям спокойными, так, чтобы не было никакой драмы на нашем лице. Но внутренно, духом подвижнику нужно пребывать напряженным до предела своих сил. Только когда он один, позволяет он себе предаться молитве с плачем и воздыханиями. Недопустимы тогда никакие свидетели. Молитва своего любителя, как мать ребенка, выносит из беспокойной толпы, освобождает его от участия в столкновениях бурных страстей. Не есть ли это одна из форм того «разделения», которое принес Господь в наш мир (см.: Лк. 12:51)? Немало таких, которым тяжко общение с носителями духа. Но сии последние пусть помнят, что и один, подлинно в смирении молящийся, влияет положительно на судьбы всего мира. Никто не спасается один, и никого нельзя спасти принуждением. Однако если в атмосфере Земли присутствует пламя молитвы, то она, невидимая, не подозреваемая большинством, все же изменяет ход событий.
Так, Гефсиманская молитва Христа вечно сопутствует всем и каждому из нас независимо от того, разумеем ли мы это или нет. Господь молился за погибающих, и верующий тоже молится о них. Христос взял на Себя тяготу грехов, Сам не согрешив. А мы, страдальчески каясь в своих грехах, сострадаем подобным нам братьям. Если мы осуждаем только самих себя, то сострадание наше миру действенно бывает для множества других.
Когда мы видим во всем мире, как тиранически некая часть граждан обращается с остальным народом страны посредством всяких насилий и убийств, тогда естественно появляется в нас желание внести хотя бы некоторый корректив во взаимоотношения людей и, если возможно, положить конец звериной сваре. Но если мы включимся в борьбу за таковое преображение общественного порядка насильническими методами, подобно всем прочим, то вместо того чтобы приблизить совместную жизнь различных слоев населения к большей человечности, мы усложним вселенскую смуту, становясь всего лишь одною из сил, борющихся между собою все на той же арене. Многие морально чуткие личности впадают в эту ошибку. Движимые, как им кажется, добрыми, гуманистическими намерениями, они становятся жертвами своих односторонних мировидений. Достигнув власти, они бывают способны тогда за полное торжество своих идей губить и разить всех инакомыслящих. Результат — противоположный первоначальной идее.
Для перерождения и нас самих, и вообще каждого человека необходимо оторваться на время от оглушающих криков борьбы страстей, вырванные свободные часы посвятить молитве и тем уклониться от участия в адском концерте. Перед нами святая цель. Мы знаем это. Но путь к искомому благословению лежит через колючие заросли среди дремучего леса. Не избежим мы раздирающей боли от кровоточащих ран по всему телу нашей жизни. Наше хрупкое, легко уязвимое тело, страдая от непомерного труда, может отвлекать наш ум от созерцания вечных ценностей; но, опять, усиленная молитва мощна пробиться сквозь материальную преграду к чистому Свету.
Предаваясь подвигу — следовать Христу через хранение Его заповедей, верующие постепенно проникают в сферу небесной симфонии. Преображенные сим опытом становятся изнутри солидно защищенными от вредных влияний окружающей среды и тем самым могут благоприятно повлиять на многих, соприкасающихся с ними людей. Беспорядочный гул и свист повседневной суматохи одурманенных масс уже не заглушит в душе услышанное небесное славословие.
Хранение заповедей Христа приблизит верующего к созерцанию жизни Бога, как она есть в Самом Боге от века и прежде всех веков. Сердцевина Нагорной проповеди Христа — «любите врагов, благословляйте проклинающих, благотворите ненавидящим, чтобы стать совершенными, как совершен Сам Отец наш Небесный» (см.: Мф. 5:44, 48). Ясный вывод: учение Христа есть САМООТКРОВЕНИЕ Бога человекам как Он есть в Его изначальном Бытии. Отсюда вполне нормально принять слова апостола Павла: «Он избрал нас в Нем ПРЕЖДЕ СОЗДАНИЯ МИРА» (Еф. 1:4). «Нас», то есть всех уверовавших во Христа, готовых «подвизаться за веру, однажды преданную СВЯТЫМ» (Иуд. 1:3), то есть чтобы уподобиться Христу и быть ТАМ, где Он есть (см.: Ин. 12:26).
О творчестве
Христос есть мера всех вещей: временных и вечных, Божественных и человеческих. В силу этого все, что я предположил здесь писать, будет исходить из созерцания Христа — Богочеловека, Наша христианская антропология не должна носить отвлеченный характер, но непременно служить фундаментом для всей нашей жизни в Боге; я готов именовать сию антропологию аскетической. Многогранен образ Божий в человеке. Один из аспектов — творческая сила, проявляющаяся в различных областях культуры всех видов, то есть цивилизации, искусства, науки. Первозданному была дана заповедь при введении его в природный мир: «возделывать его (мир) и хранить его» (Быт. 2:15). Природный мир устроен таким образом, что человек поставлен в необходимость творчески решать непрестанно возникающие пред ним проблемы. Перечисленные мною не исчерпывают, однако, всего человека. Помимо производства всего, что требует человек для сохранения своей жизни на Земле, он восходит от этих низших форм к более совершенным: духовным, трансцендирующим все видимое и временное. Во временном плане творческая способность направляется книзу, к земле, чтобы организовать сырую данность природы соответствующим потребностям человека нуждам. В таком случае цель достигается в пределах природных способностей человека; во втором случае творчество направлено к миру высшему, где одних естественных дарований человека недостаточно. Как ПЕРСОНА человек обладает свободой воли, выражающейся не в творении из «НИЧТО» чего-либо совершенно не бывшего, нового, но как конвергенция (согласованность) с волей Бога, подлинно Творца, или же дивергенция (уклонение или даже отвержение) воли Его. Только то творчество, которое совпадает с волей Отца Небесного, производит плоды, могущие перейти в вечность; всякое иное впадает в небытие: «всякое растение, которое не Отец Мой насадил, искоренится» (Мф. 15:13). «Я есмь лоза, а вы — ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода, ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и горят» (Ин. 15:5–6). Чтобы быть сотрудником Бога в творении мира, человек должен непрестанно стремиться к возможно большему познанию Самого Бога. Сей процесс восхождения в познании Бога есть также творческий акт, однако особого порядка; цель сего — соучастие в вечном творческом Акте Отца, достижение последнего совершенства через пребывание в потоке Божественной вечности, куда первым вошел Христос Человек. Христианин в своем творческом искании постепенно покидает все, что носит лишь относительный и временный характер, чтобы пребыть в непреходящем. В пределах Земли совершенство не бывает до конца совершенным. И все же мы называем и его совершенным. Подражая Христу, сказавшему: «Я ничего не делаю от Себя, но как научил Меня Отец Мой, так и говорю» (Ин. 8:28), и мы должны стремиться к тому же, по замечанию Старца Силуана: «Совершенные от себя ничего не говорят... Они говорят лишь то, что дает им Дух Святой».
