KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Религия и духовность » Религия » Сергей Желудков - Литургические заметки

Сергей Желудков - Литургические заметки

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Сергей Желудков, "Литургические заметки" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

В соборных служениях — как бы хорошо архиерею или старшему священнику читать литургийные молитвы вслух хотя бы для сослужащего духовенства... Но нет — каждый уединяется и смотрит в свою книжечку.

Молитву «Царю Небесный» и другие перед началом литургии духовенство читает «для себя» наперебой с чтением «для народа» заключительной молитвы Часов. Архиереи устраивают это среди храма, так что народ не знает, кого слушать. Трисвятое, «Верую», «Отче наш» духовенство читает в алтаре отдельно, «для себя», опережая пение. Удивительное непонимание.

Недостойное стремление клира отделиться от народа и «засекретить» от него общецерковные молитвы проникло и в другие службы. Вот, например, «бесконечно трогательная» (Флоренский) молитва Первого часа:

Христе, Свете истинный,
просвешаяй и освешаяй всякого человека,
грядущего в мир! Да знаменается на нас
Свет Лица Твоего,
Да в нем узрим
Свет  Неприступный.
И исправи стопы наша
к деланию заповедей Твоих,
молитвами Пречистыя Твоея Матере
и всех Твоих святых.
Аминь!

    Не редкость встретить священника, который произносит это приходу, вполголоса, а то даже заставляет певцов заглушать себя пением. Стихи на «Бог Господь», стихи на прокимнах (все это надо бы диакону петь) тоже всюду скрывается за пением хора. Великое Повечерие заканчивается краткой и сильной древней ектенией:

Помолимся:
О ненавидящих и любящих нас!
О милующих и служащих нам!
О заповедавших нам, недостойным, молитися о них!
О в мори плавающих!
О избавлении плененных!
О в немощах лежащих!...

    И вот едва ли не повсеместно эти прошения произносятся нарочито неслышно для народа, во время беспрерывного пения «Господи, помилуй». При хиротонии одновременно, не слушая друг друга, диакон или священник произносит ектению, епископ читает молитвы, а хор поет «Кирие, элейсон»... Что же нам смеяться над до-Никоновским «многогласием»: оно продолжается у нас и сегодня в святейших моментах церковного Богослужения, и корень этого зла все тот же — вера в магическую силу как бы то ни было произнесенных слов и отъединение клира от народа, сиречь от Церкви.

43

«"Обновленцы" — вот тоже вконец испорченное слово в трагической русской истории. Впрочем, и по самой грамматической форме своей оно несет в себе момент некоторого пренебрежения (ср. "оборванцы" и др.) Странно, что люди сами себя могли называть так. Их программные документы, насколько я помню из поверхностных впечатлений, заключали в себе наряду со светлыми идеями и немало всякого вздора...

Но огромное впечатление с детских лет и на всю жизнь произвело на меня новое Богослужение, которое я наблюдал в храме покойного епископа Антонина в Москве. Можно в общем сказать, что теперь у нас в храме народ как бы только наблюдает со стороны "службу",  которую совершает хор, диаконы и священники. И под аккомпанемент этой "службы", наблюдаемой со стороны, человек у нас молится и сам — то уединенно, то сближаясь с ней... И только в некоторые моменты, например: при общем пении  "Кресту Твоему", "Отче наш" — Богослужение наше становится на несколько  минут  всенародным. Вот на таком уровне было все Богослужение в храме епископа Антонина. Вспоминаю наиболее существенные моменты. Престол вынесен на солею, так что иконостас оказался за ним и алтарь совершенно открыт. Ни регента, ни певчих в нашем понимании слова нет, все поет народ простейшими напевами. Стихиры поют за канонархом, короткими фразами; стихир мало, вообще всенощная очень сокращена. Все — на русском языке... Теперь-то я понимаю, что звучало это, конечно, довольно неуклюже, иногда даже и очень; но в то время не замечал, поглощенный открывавшимся смыслом. Особенно поразила и захватила меня литургия. У нас теперь она закрыта от народа не только иконостасом; самый текст ее заслонен пением хора, народ и не подозревает — какие дивные молитвы читает священник в алтаре во время этого искусственно растягиваемого пения.  И только малые кусочки, краткие «возгласы» священник произносит вслух... В храме же епископа Антонина народ видел и слышал все, участвовал во всем... [Приводится текст евхаристических молитв до Освящения Даров. (Прим. о. С.)]

И далее следовало всенародное призывание Духа Святого... Это не был нервный экстаз, который так отвратителен нам у сектантов. Это было взволнованное мужественное (большинство в храме были мужчины) благодарение. «Евхаристия» и значит ведь «Благодарение». «За все, что мы знаем, и чего не знаем»... «Не отступил ни перед чем, все сделал» для свободного спасения человека. Была уверенность, что можно вот так прямо обращаться к Богу: «Ты, и единородный Твой Сын, и Дух Твой Святый». Главное же, была глубокая, какая-то осязательная уверенность, что силою Божественной любви совершилось свободное  спасение мира...  Но  невозможно,  конечно, изобразить словами благодатное действие открытой Евхаристии. Надеюсь, Вы оцените хотя бы отчасти красоту этих древнейших молитв Церкви, обработанных самим Златоустом. Да и все молитвы в открытой литургии были так хороши, что никаких «частных» молебнов и панихид после уже не совершалось... Имена живых и усопших близких во время Евхаристии каждый поминал сам в торжественном общем молчании. Что еще вспомнить? Ектений были сокращены по количеству, но дополнены новыми (вероятно, реставрированными древними) прошениями, например, о младенцах и детях Церкви. Апостольские Послания и Евангелие читались на русском языке лицом к народу... Епископ служил без встречи, без шлейфа, без митры, посоха, орлецов, целований рук, поклонов и прочих архиерейских принадлежностей; но были у него светильники. Помню священников: никто никаких денег в храме не получал, все после принятия священного сана оставались на гражданской работе (тогда был ВР [Так в рукописи.] и вообще было в этом отношении легче). Один священник был одновременно юрист, другой — инженер, третий — кустарь, чуть ли не сапожник... Служба была только по воскресеньям и большим праздникам, а также и вечером накануне. За исключением древней Евхаристии каждый раз что-нибудь обновлялось — менялось, формировалось, вплоть до появления не переводных уже, а новых русских и притом стихотворных канонов; я их не помню и о качестве судить не берусь...

Конечно, большое значение имели личная одаренность и чистота намерений реформаторов. В частности, епископ удивительно задушевно читал евхаристические молитвы нараспев, в какой-то совершенно своеобразной мелодии; а священник, тот, что был и юристом, очень хорошо произносил их патетически, не нараспев (не знаю, как называется такая манера чтения). Но входить в личные характеристики здесь я не буду, и так я отвлекся от темы, которая Вас занимает. Я вспоминаю все это в связи с Вашими как бы недоумениями о церковном Богослужении. Оно может быть прекрасно — может быть все светоносно, в каждом моменте может возбуждать высокие чувства — быть в этом смысле истинным служением Богу... О вкусах не спорят, можно по-разному относиться к опытам, о которых я вспоминаю; но и в другом "стиле" творческое отношение к священному писанию дало бы удивительные результаты. Если Вам больше по душе древняя икона, то и в службе церковной, я думаю, Вас привлекли бы опыты художественной реставрации эпох, когда писались иконы: лампады в полумраке, мужские хоры (непременно два "лика"), изысканные древние напевы, в которых запечатлелась духовная сила святых... Я способен оценить и это; но и здесь потребовались бы великие творческие перемены, в частности, большие сокращения текстов, борьба с электричеством, с дурными привычками певцов, да и самого народа... Словом, в наших условиях это невозможно...». Из письма, 1963

Итак, для открытой литургии потребовался бы открытый алтарь и русский язык, понадобились бы особенно одаренные служители — и даже особенно взыскательный народ. Проблема открытой Евхаристии относится таким образом к области церковной футурологии. И прежде всего это следует сказать о нашем брате — служителях... Сегодня мы можем только с великим ужасом вообразить, как многие из наших знакомых священников и архиереев стали бы читать открытые евхаристические молитвы. Тут как и с проповедью: редкому священнику можно было бы сегодня дать разрешение служить открытую литургию. Какой страшный риск: опошлить, испортить святейшее Таинство Церкви! Нужно прямо признать практически положительным значение того факта, что в закрытом чтении евхаристических молитв скрываются и уравниваются личные качества священнослужителей: ибо краткие наши «возгласы» мы все произносим более или менее одинаково, — и таким образом внешняя сторона Евхаристии остается у нас независимой от голоса, культуры, даже от настроения служителя.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*