Алексей Чертков - Очерки современной бурсы
— Я в детстве ходила, — оправдывалась Маша, — а как стала в школе учиться, разве пойдешь: подруги засмеют.
— А ты на подруг не смотри, ты мать слушай. Она тебе зла не желает. Хоть бы вы, Андрюша, присоветовали ей в лавру заглядывать.
— Приказать Маше я не могу, а посоветовать посоветую. Зайдите хотя бы ради интереса. Там красиво, хорошо поют. Я уверен, вам понравится.
— Хорошо, зайду как-нибудь, — согласилась Маша. — А теперь давайте обедать.
— Спасибо, я в семинарии пообедаю, — попытался было отказаться Андрей.
— Нет, без обеда мы вас не отпустим. Открою вам секрет: Маша сама его ради вас готовила.
— Как тут откажешься? Надо соглашаться. Только зачем же вы, Машенька, так беспокоились!
— Такой обычай: гостя без угощения не выпускать. Накрой, Маша, на стол. Чем богаты, тем и рады, не взыщите.
Маша принялась накрывать на стол. Обед действительно был вкусный, а главное, после нескольких месяцев казенной семинарской обстановки приятно было попасть в «мирскую семью», ощутить тепло домашнего уюта.
После обеда оставалось порядочно времени. Они весело болтали, Маша показала Андрею семейные фотокарточки. Ушел Андрей от Маши совершенно очарованный ею.
С этого дня они стали часто встречаться. Даже когда начались занятия в семинарии и у Андрея было очень мало времени, он по воскресеньям заходил домой к Маше на несколько часов. Встречи с ней помогали Андрею переносить тяготы семинарского режима. Он знал: пройдет день, и он увидит Машу, которая расскажет ему что-то новое, успокоит, если он чем-нибудь будет огорчен.
НЕ МУДРСТВОВАТЬ ЛУКАВО
Если первое полугодие для Андрея тянулось невыносимо долго и он мечтал поскорее попасть домой, то второе промелькнуло почти незаметно. Подошел праздник пасхи, который Андрей решил провести и Загорске, чтобы посмотреть пасхальные торжества и лавре. Была на то и еще одна причина. За последнее время Андрей не только привык к Маше, но и привязался к ней. Он почти забыл о Лиде. Их переписка оборвалась. Андрей объяснял это временем, расстоянием и особенно разницей во взглядах. В лице же Маши он приобрел если не единомышленницу, то по крайней мере человека, который не смеется над его религиозными взглядами и желанием стать священником.
По просьбе Андрея Маша стала даже бывать в церкви. Андрей, не навязывая ей религиозных убеждений до поры до времени, рассчитывал на то, что великолепие лаврских служб, прекрасное пение хора понравятся девушке с чисто внешней стороны, а вместе с этим постепенно придет и интерес к религии.
Расчет оказался до некоторой степени правильным. Маше понравилось в храме. Но интереса к сущности религии, к богословским проблемам Маша не проявляла. Последнее обстоятельство не очень тревожило Андрея, который все больше стал подумывать о Маше как о будущей подруге жизни. Прошло слишком мало времени, чтобы требовать от девушки интереса к богословию. К тому же от матушки и не требуется богословского образования. Достаточно, чтобы она не была атеисткой, хоть сколько-нибудь верила, посещала храм и строила семейную жизнь так, как положено священнику. Перебирая в уме жен знакомых священников, Андрей приходил к выводу, что вся религиозность матушек сводилась к чисто внешним проявлениям ее, и этого для церкви было вполне достаточно.
Пасхальные праздники они провели вместе, а вскоре начались экзамены, которые Андрей сдал хорошо. Андрей больше «не мудрствовал лукаво», не утруждал себя «богоисканием». Слишком дорого стоил ему зимний опыт, очень уж живо перед глазами стояли образы несчастных Пети и Григория.
«Придет время, стану священником, больше будет свободного времени, тогда и разберусь в сложных мировоззренческих вопросах, — решил Андрей. — Слишком мало я еще знаю богословие, чтобы судить сейчас о нем. Разумеется, в том виде, в каком его преподают нам, оно малоубедительно. Но нельзя судить о предмете, досконально не изучив его. Только закончив академию, проштудировав богословие и философию, я смогу понять, где истина. Верили же до меня люди, и какие люди, не мне чета по уму! Верят и сейчас патриарх, архиереи, а они не дурачки. Могу ли я, молокосос, судить о том, над чем ломали голову великие умы. К тому же теперь я не один. У меня есть Маша. Все мои мудрствования способны привести к тому, что я не только сам, чего доброго, свихнусь с пути истинного, но и ей не смогу дать того, что предоставит мне положение священника. Надо проще смотреть на вещи. Жизнь сама направит на правильный путь…»
С такими мыслями закончил Андрей свой первый учебный год в семинарии. Он стал собираться на лето домой.
Маша провожала его. На вокзале за несколько минут до отхода поезда она нежно поцеловала Андрея и просила не забывать ее.
— Я буду ждать тебя. Пиши! — крикнула она Андрею, когда поезд уже тронулся.
Быстро пролетела дорога. И вот он в родном городе. Встретить его пришли все родственники во главе с дедушкой. Дома расспросам о семинарии не было конца.
На другой день после приезда Андрей решил навестить архиепископа. Владыка принял его с распростертыми объятиями. Расспрашивал о житье-бытье в духовной школе, о церковных новостях в патриархии. Последние представляли для архиепископа практический интерес. Он почти безвыездно жил в своей епархии. Только на большие церковные торжества архиереев вызывали в Москву. Владыка иногда по году и больше не бывал в патриархии, и получал оттуда лишь письменные указания.
Однако чтобы «держать нос по ветру», надо было знать, откуда этот ветер дует. В церковном мире огромную роль играют всякого рода интриги. Чтобы удержаться на месте, получить награду или повышение, быть в чести у начальства, следовало вовремя угодить ему, не допустить никакой оплошности, уметь кому-то вовремя послать приветственную телеграмму. Тот, кто сегодня заправлял делами в патриархии, завтра мог оказаться не у дел. Могущественный в своей епархии владыка, перед которым трепетали и падали ниц священники, был пешкой в руках высокого духовного начальства.
Вот почему владыку интересовали всевозможные мелочи закулисной жизни патриархии, и Андрей, насколько мог, старался удовлетворить его любопытство. В заключение владыка предложил Андрею выпить с ним чаю.
— Надеюсь, — милостиво произнес архиерей, — ты, будущий ученый богослов, не настолько еще возгордился, чтобы перестать прислуживать у нас в соборе?
— Что вы, владыка! Буду только рад, — ответил Андрей.
— Кстати, скажу тебе новость: в ближайшее воскресенье мы посвящаем Николая во дьякона.
Андрей опешил. Чего-чего, но этого он никак не ожидал.
— Как, владыка, ведь он же студент университета?
— Был студентом, да весь вышел, — засмеялся архиерей.
— Не может быть…
— Представь себе.
— Насколько я его знаю, он не помышлял о духовном сане!
— Не помышлял, так помыслил. Господь умудрил его. Пути господни неисповедимы. Разными тропами бог ведет человека к себе. Один идет прямой дорогой, как ты, а иной петляет-петляет, в сторонку сворачивает, а господь его, как магнит железо, к себе притягивает. Так получилось и с Николаем. Приходит он ко мне с месяц назад, падает в ноги и говорит: «Решил я, владыка, снова к вам вернуться. Хватит с меня, научился. Примите в свои объятия». Как ему откажешь? Мы ведь не то что мирские, не злопамятны. И блудного сына примем, тем более ежели он в университете учился. Это же приобретение для церкви! Про нас говорят: «У них священнослужители — неучи одни». А мы им на Николая укажем. Вот, мол, человек учился на физико-математическом факультете, а презрел мудрость века сего и возлюбил паче всего бога и его церковь святую. Не прельстили его блага мирские, а привлекли блага духовные.
— Но для сана требуется, чтобы он женился.
— Свершилось и сие. Друг твой неделю как женат.
— На ком же? — спросил Андрей, подумав про себя: «Уж не на Лиде ли? За меня не хотела пойти, а за Николая вышла. Чего стоят ее убеждения!»
— Зовут ее Людмилой.
— А верующая ли она? — вырвалось у Андрея.
— Они вдвоем приходили ко мне. На меня она произвела благоприятное впечатление. Думаю, добрая попадья будет. А там все в руках божьих.
— Как же Николай решил стать дьяконом?
— Я его благословил на это. Когда он припал к моим ногам, то просился обратно в прислужники. Ты же знаешь, у него хороший баритон, а в соборе освобождается место дьякона: отец Константин уже священник. Назначил его в деревню. Вот я и подумал, чем мыкаться Николаю в иподьяконах, сделаю его дьяконом. Так будет вернее. Все же священный сан. Жениться он для этого должен, а где жена — там и дети, семья. Тогда он уже никуда от нас не уйдет, да и жить ему будет на что. А иподьякон — мальчишка. Оклад у него что кот наплакал — жить на него нельзя.
— Владыка, а отца Константина почему во иереи рукоположили да в деревню направили? Наверное, из города ему уезжать не хотелось?
