Андрей Геннадьевич Борцов Варракс - Сатанизм - истинная реальность
Мечтай, половник меж людского супа, Как некогда, в благословенный час Ты, вырвавшись, уходишь из-под лупы Дотошных, подлых, любопытных глаз!
Ты их лишил безделицы приятной, Им оболгать тебя не суждено… Hо тщетны все попытки, о собрат мой Забвение бессмертным не дано.
***
Заклинание
Смерть моя, не уходи далеко! За Великой темноводной рекой, Чья волна и холодна, и горька, Hе сумею я тебя отыскать.
Hи богатого житья терема, Hи седых морей лихие шторма, Hи гранитных плит застывшая твердь Hе заменят твоей роскоши, смерть!
Отрешившись от побед и утрат, У зажженного мной греясь костра, За Великой темноводной рекой Призываю тебя, смерть-непокой!
***
Испытание удушьем В этом городе пустом: Голос тише, суше, глуше… Все нормально. Все путем.
Твердо знала, выбирала По себе судьбу. Терпи. Время строгое настало: Быть одной среди толпы;
Ночь бродить, забыв о доме, Что укутан снежной мглой, И минуты экономить В переходах под землей;
В магазин идти степенно; Ждать, не позвонит ли брат; Нож сложить, не тронув вены Hа исходе ноября;
И, подъяв средь черни кубок, Убеждать себя: "Жива!", В кровь искусанные губы Снисходительно кривя.
***
Hе в тех краях, где властвует порядок, А там, где ночи солонее дней, Разгадыванье сфинксовых загадок Мы сделали профессией своей.
Прекрасная соуроженка Сета Глядит на нас. Ее глаза блестят. Hо мы не можем не найти ответа!.. Hо под ногами косточки хрустят…
***
Льдинке хочется растаять, Человеку — умереть: Все по полочкам расставить И расстаться — неспроста ведь Смерти должно душу греть.
Сколь пронзительно желанье Раствориться, позабыть Боль, обиды, расстоянья, Неудачи, ожиданья, Нищету, обманы, быт…
Hо, гордынею безбожной Озарен, уходишь вдаль, Прочь от правды непреложной… И блестит в пыли дорожной Нерастаявший хрусталь.
***
Черные рельсы. Посмеешь не дрогнуть? Петли на шее и на сердце льдины. Черные рельсы обратной дороги В дом, где теплее людей холодильник. Черные рельсы. Дорога обратно. Погнуты шпалы. Разорвано знамя. Черные рельсы — рекою булатной Резко, наотмашь, по диагонали. Черные рельсы (здесь нет утешений), Словно судьба, и печальны, и строги. Вечно проклятье моих путешествий Черные рельсы обратной дороги.
***
Зима. И холод — до костей! Зима. Уже который год Мы расстаемся так легко, Друг друга видя лишь во сне.
Зима, хозяйка наших тел, Соткала саван из снегов, Чтоб навсегда остаться здесь, В глухой, несбывшейся стране. А мы обречены писать Диктант с названием "Судьба", Дышать стихами, пить вино Да вены резать по ночам; Hо каплей алого дождя Застынет память на губах, И улыбнемся через кровь Своим грядущим палачам.
***
Уже восходит первая звезда. И веет ветерок. Душистый. Летний. Заросший сад. И тишь. И благодать. Последний вечер. Кажется, последний. Вино тягуче, солоно, как кровь… Один Иуда смотрит с пониманьем. Да, брат-актер, у нас похожа роль: Тебе веревка, мне же — крестованье. А прочие — им, право, все равно: Убьют меня — есть шанс добиться славы. Я говорил им: "Кровь моя — вино", Переводили: "Хавка на халяву". Так. Гефсимань. Возьмут, похоже, здесь. Как вязнут в горле той молитвы строфы! Пилат. Бормочет что-то о суде… О чем он? Добрести бы до Голгофы! Неблизкий путь среди немытых тел, И солнце бьет в глаза так зло и резко…
О радость! Наконец я на кресте! Hо нет! Нет, нет! Я не хочу воскреснуть! О Боже! Я не продлевал контракт! Ты ж сам сказал, что это — смерти дата!.. Hо на рассвете третьего утра Вошли в пещеру римские солдаты…
***
При взгляде в вулканическое жерло, Нам сладок вид сгорающих камней, Как на клыках трепещущая жертва Сладка самой агонией своей. И даже смерть отступит перед волей Могущественных пасынков Земли: Хоть все наги перед последней болью, Кто победил ее — тот властелин.
Странники
1
Мы ищем себя на морском берегу (Нет покоя нам, нет покоя!), Валов несметных нам радостен гул Hа морском берегу. Hо не найти себя в буйстве вод (Нет покоя нам, нет покоя!), И снова корабль наш утлый плыв?т Среди бушующих вод.
Мы ищем себя среди ч?рных скал (Нет покоя нам, нет покоя!), И так же остра любовь и тоска У ч?рных с древности скал. Hо не найд?м себя в тайнах глубин (Нет покоя нам, нет покоя!), Хоть помнят камни отзвуки битв Во мраке мудрых глубин.
Мы ищем себя на просторах степей (Нет покоя нам, нет покоя!), Где яростна ветра лихого песнь О дикой воле степей. Hо не найд?м мы себя в полях (Нет покоя нам, нет покоя!), Полыни, вереска и ковыля Нам будут чужды поля.
И не оставим поиски мы (Нет покоя нам, нет покоя!), Даже в объятьях сжигающей тьмы Hе оставим поиски мы. Хоть слышен костра погребального треск (Нет покоя нам, нет покоя!), Мы продолжаем вперед смотреть И на погребальном костре.
2
Нас ничто не избавит от тяги к чужим языкам, К ним приникли губами мы, словно к колодцу в пустыне, Словно знаем, что будем мы живы и кровь не застынет Лишь дотоле, покуда чужая речь дивно близка
И сладка, будто спело-медовая, сочная дыня… Hо везде, и для всех, и навечно нам быть в чужаках, Ибо сказано было, и правда одна на века: "Если мыслишь инако — да будешь ты изгнан отныне!"
Hо в изгнаньи свободу мы приняли; кару — как дар Мы воспели на странном и терпком смешеньи наречий, Языков родниково-хрустальных живая вода Нас омыла — она от забвенья и смерти излечит; И мы счастливы, словно безумец влюбл?нный, когда Перед встречей с любимой живет ожиданием встречи.
Василиск
Легендой стать, исчезнуть бы, забыть!… Пульсирует и жжет, зажат висками, Недобрый дар насмешливой судьбы Волшебный взгляд, что обращает в камень. Сознаться, кто я, означает — смерть. И, загнанный, по замкнутому кругу Мечусь, и нету права посмотреть В глаза любимой женщине и другу. Как излучают быстрые зрачки Талант проклятый зверя — василиска! И не спасают темные очки, И молча каменеют окулисты. Hе умереть, не повернуть назад, Hе вырваться к заснеженной свободе… Я василиск. Я отвожу глаза, Чтоб не застыло солнце в небосводе.
Из Жюльена дю Вентре
"Любовь — наука" — мудрый римлянин изрек. В учение сие я с жаром стал вникать. И, право, что грешу, не стоит упрекать Как истый теолог, я изучаю грех! Каштановых волос послушная река Милее мне иных величественных рек, Когда, забыв про вс? в неистовой игре, Доверчиво лежим в тиши, к щеке щека. А в мире только мы, и ничего вокруг, Ещ? не разомкнуть объятья наших рук, Hо на дворе уже становится светлей, Курантов мерный бой истому гонит прочь… — В посте ли ты провел сегодняшнюю ночь? — О да, святой отец! Вот только не в своей.
***
Как ласточка в готическом соборе, Я заблудилась. Здесь тревожный звон Колоколов землетрясенью вторит. Пусть назовут его Армагеддон Иль Рагнарек — но здание разрушит! Беспомощен пред силою земной, Храм рухнет, погребая чьи-то души И открывая путь передо мной.
***
Я не верю безупречным Лицам бледным, пальцам млечным, Хрупким искренним ладоням Я не верю, не проси!
Верю цинику, эстету, Ветру, логике, кастету, Верю в выстрелы, в погони И в луну на небеси.
Бой — до смерти, для отважных, Спазм соитий жарких, влажных, Миг удачи быстротечной, Алого вина струя
Это жизни суть земная, Слаще этого — не знаю. Я не стану безупречной. И не верю в бога я.
Анти-Данте
или
Путешествие без Вергилия
Как огонек дрожит на сквозняке ночном! Мне снова не до сна. Я масло жгу безбожно, Hе думая, что день дохода не принес
Вчера, не принесет и нынче. За окном Деревья шелестят уныло и тревожно, И воет во дворе пятнистый старый пес.
Сижу, скриплю пером (его срезал я дважды, Hо затупился нож, и лень спускаться вниз Искать точильный круг на кухне у хозяйки).
О, творческий порыв! Страшнее нету жажды, Чем тяга превратить весь мир в один эскиз, В терцинах всю любовь представить без утайки.
Hо все-таки сильней надежда, вопреки Классическим словам: "Memento mori, Caesar!", Победно превозмочь безвестность, тишь и мрак,
Талантом ли, умом иль силою руки Противника сразив (будь смерть он или цензор), И вечность укротить, сказавши: "Будет так!"
Гордыня! Ты уже столь многих погубила! И я не устоял, и в черноту воззвал, За миг забыв святых отцов увещеванья:
"О, Дьявол, Люцифер, неведомая сила! Прошу, сойди ко мне! Хоть я и слаб, и мал, Hе страх в моей душе, но дерзкие желанья.
Ты Свет с тех пор, как пожелать рискнул!" И ангел предо мной предстал, красив и бледен, И твердым голосом промолвил: "Что ж, идем
К тому, кого ты звал." Я отодвинул стул (Легко идти ко всем чертям тому, кто беден!) И, завернувшись в плащ, покинул старый дом.
ЭЙ? Недолог был тот путь: гранитные ступени Под землю нас вели. Багровые огни Мне ослепили взор, когда исчез вожатый.
Вергилий, Дантов друг, ты где? Молчали тени. Я сделал шаг вперед, и увидал в тени Высокий грубый крест. И человек, распятый,
Висел там. Закусив губу, смотрел он вдаль Так полководцы на разгромленное войско Глядят сквозь пыль, совсем не чуя ран своих:
