Владимир Афанасьев - Герман Аляскинский. Светило православия
“Да, так”, – отвечали все.
“Что же, скажите, – продолжал отец Герман, – может быть лучше, выше всего, всего превосходнее и по преимуществу достойнее любви, как не сам Господь наш Иисус Христос, Который нас создал, украсил такими совершенствами, всему дал жизнь, всё содержит, питает, всё любит. Который Сам есть любовь и прекраснее всех человеков? Не должно ли же потому превыше всего любить Бога, более всего желать и искать Его? Я, грешный, более сорока лет стараюсь любить Бога, а не могу сказать, что совершенно люблю Его! Как мы должны любить Бога? Если мы кого любим, то всегда помним его, стараемся угодить ему день и ночь. Наше сердце и ум заняты тем предметом, кого мы любим. Так ли вы, господа, любите Бога? Часто ли обращаетесь к Нему? Всегда ли помните Его? Всегда ли молитесь Ему и исполняете Его святые заповеди?”
Должны были признаться, что нет».
«Для нашего блага, для нашего счастья, – говорил отец Герман, – дадим себе обет, что по крайней мере от сего дня, от сего часа, от сей минуты будем мы стараться любить Бога уже выше всего и исполнять Его святую волю!
Мы не в морских волнах обуреваемся, но среди прелестного и многомятежного мира страждем и скитаемся, по апостольскому слову. Хотя и не имеем той благодати, которую имели святые Апостолы, но сражение наше к тем же бесплотным началам и властем, к миродержителем тьмы века сего, к духовом злобы поднебесным, кои всех путешественников к небесному нашему отечеству стараются перехватить, и удержать, и не допустить. По слову святого апостола Петра, “супостат наш диавол ходит как рыкающий лев кого поглотить”.
Грех любящему Бога, не что иное, как стрела от неприятеля на сражении.
Истинный христианин есть воин, пробирающийся сквозь полки невидимого врага к небесному своему отечеству! По апостольскому слову: “отечество наше на Небесах”. А о воинах говорит: “несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем” (Зф. 6, 12). Истинного христианина делают вера и любовь ко Господу Иисусу Христу. Грехи наши нимало христианину не препятствуют ко слову Самого Спасителя. Он изволил сказать: “Не праведныя приидох призвати, но грешныя спасти”. Радость бывает на Небеси о едином кающемся более, нежели о девятдесяти праведных. Так же и о блуднице, прикасающейся к ногам Его, и фарисею Симону изволил говорить: “Имеющему любовь многий долг прощается, а с неимеющего любви и малый взыскивается”. Сиими рассуждениями христианин должен приводить себя в надежду и радость, и отнюдь не внимать наносимому отчаянию; тут нужен щит веры.
Пустые века сего желания удаляют от Отечества Небесного. Любовь к ним и привычка одевают душу нашу как будто в гнусное платье. Оно вызвано апостолами внешний человек. Мы, странствуя в путешествии сей земной жизни, призывая Бога в помощь, должны гнусности той совлекаться, и одеваться в новые желания, в новую любовь будущего века (стяжание Духа Святого), и через то узнавать наше к Небесному Отечеству или приближение или удаление. Но скоро это сделать невозможно, а должно следовать примеру больных, которые, желая любезного здоровья, не оставляют изыскивать средств для излечения себя. Я говорю не ясно».
Капитан фрегата «Крейсер» Михаил Лазарев отметил, что встреча и этот разговор со старцем Германом остались в душах и памяти морских офицеров на всю их жизнь. Словоохотливый старец говорил умно, дельно и назидательно, более всего о вечности, о спасении, о будущей жизни, о судьбах Божиих. Много говорил он о житии святых, из Пролога. Слушать его было приятно, и беседующие с ним увлекались его беседою и нередко только с рассветом дня нехотя оставляли его.
Креол Константин Ларионов сердцем и душой любил батюшку Германа и писал о нём: «В душеспасительных беседах с гостями отец Герман просиживал до полуночи и даже за полночь. Но ночевать он никогда не оставался и, несмотря на ни какую погоду, всегда уходил к себе в пустынь. Если же по какому-либо особенному случаю и нужно было ему ночевать вне келии, то утром всегда находили постель, постланную для него, совершенно нетронутою, а старца неспавшим. Точно так и в своей пустыни, проведя ночь в беседе, не предавался он отдохновению.
Ел старец весьма мало. В гостях чуть отведывал какого-либо кушанья и оставался уже без обеда. В келии очень малая часть небольшой рыбы или овощей составляла весь его обед. Тело его, изнурённое трудами, бдением и постом, сокрушали пятнадцатифунтовые вериги. Одежда отца Германа была одна зимой и летом. Рубашки холстяной он не носил, её заменяла оленья кухлянка, которую он по восьми лет не снимал и не переменял, следовательно, шерсть на ней вся вытиралась и кожа залоснялась. Потом сапоги или башмаки, подрясник, ветхая, полинялая, вся в заплатах ряса и клобук, – вот и всё его одеяние. В этой одежде он ходил везде и во всякую погоду: и в дождь, и в снежную метель. Постелью ему служила небольшая скамья, покрытая оленьей вытершейся от времени шерстью, изголовье – два кирпича, которые под голой шкурой оставались незамеченные (незаметными) для посетителей. Одеяла не было, его заменяла деревянная доска, лежавшая на печке. Эту доску сам отец Герман назвал своим одеялом.
«В бытность мою в келии отца Германа, я, грешный, сидел на его постели, и это считаю верхом моего счастья!» – говорил креол Константин Ларионов.
Ещё при жизни своей преподобный Герман получил от Господа дары прозорливости, исцеления и чудотворения. В молитвенном обращении к Господу он ликвидировал пожары, успокаивал штормовые приливы, менял направления ветров, вызывал и останавливал небесные грозы, гром, дожди и снегопады, предупреждал о землетрясениях и гасил их.
«Его жизнь напоминала жизнь древних пустынников – он был в общении с миром духов и с природой, как будто пребывал в первобытном состоянии – в раю».
«Все местные жители имеют благоговейное уважение к отцу Герману как святому подвижнику, вполне уверены в его богоугодности», – писал епископ Новоархангельский Пётр, викарий Камчатской епархии в своём ответе на письмо игумена Валаамского монастыря Дамаскина, делающего попытки подробнее узнать о деятельности Кадьякской миссии и о жизни старца Германа. На далёком от Аляски островном Валааме знали, что положение православных общин на Аляске крайне тяжёлое: нехватка духовенства, отсутствие средств для постройки и ремонта храмов, удалённость от крупных православных центров усугублялись каноническим хаосом, существовавшим в те годы среди православных в Америке. В это время образ преподобного Германа, пример его самоотверженного подвига во имя утверждения Православия внутренне укреплял христиан Аляски.
«Жаль мне тебя, любезный кум, – говорил отец Герман исполняющему обязанности Кадьякского правителя креолу Александру Кашеварову, поручику корпуса флотских штурманов, у которого он принимал от купели сына, – жаль, смена тебе будет неприятная!»
И действительно, при сдаче своих временных полномочий вновь назначенному правителю, поручик Кашеваров чуть было, по своей простоте и небрежной доверчивости, не угодил под арест. Во время его отправки на остров Ситха – в адмиралтейство, он вспомнил о том, что значила короткая фраза старца Германа…
Потом уже Александр Кашеваров прославил своё имя беспримерным походом во льдах. Летом 1837 года, с отрядом из двадцати человек смелых креолов и алеутов, он, в сопровождении проводника и толмача Феофана Утуктат, ступил на приполярные луга, раскинувшиеся вокруг мыса Лисбурн на севере Нового Света. Показывая рукой на северо-восток, Феофан Утуктат сказал: «Там лежит мыс Барроу».
Они достигли мыса Барроу, который можно было узнать по обилию китовых рёбер, нагромождённых вокруг эскимосских хижин. Александр Кашеваров пробился на восток от мыса Барроу на тридцать морских миль.
На обратном пути, только призывание имени преподобного Германа и молитвенное обращение к Господу нашему Иисусу Христу помогли отряду Александра Кашеварова уйти от опасного преследования воинствующих эскимосов. Александр провёл свой отряд по пути, который указал ему в видении преподобный, – сквозь льды на кожаных байдарах. Опытный офицер Александр Кашеваров вёл опись побережья и во время этого рискованного похода открыл для Отчизны заливы Куприянова и Прокофьева, мысы Степового и Врангеля…
При нашествии французских полчищ Наполеона Банопарта на Россию, преподобный Герман, как ревнитель о благе родного отечества, в уединенном молитвенном обращении к заступнику и молитвеннику земли Русской святому Угоднику Божиему Преподобному Сергию Радонежскому, призывал его не допустить врага до своей Лавры.
И умная молитва старца Германа была услышана! Французская армия Наполеона, деморализованная, гонимая строгостью Божией, рассеянная, стала позором и презрением на долгие годы в памяти самих же французов…
Удивительно, что задолго до получения в Кадьяке официальных известий о смерти высокопреосвященного митрополита Московского Платона, преподобный Герман сожалел о кончине высокого духовного начальника. Ещё преподобный говорил, что в Америке будет свой архиерей.
