Владимир Афанасьев - Герман Аляскинский. Светило православия
Увидя русски корабли,
Америка, не ужасайся,
Из проотеческой земли
В пустыни бегством не спасайся!
Однако дошло до того, что в 1815 году испанское правительство арестовало несколько десятков русских и алеутов. Арестованные частью держались в Сан-Франциско, а частью были разосланы в другие места. Их принуждали работать и обращались с ними жестоко. Четырнадцать человек православных алеутов, находящихся в тюрьме Сан-Франциско, были отданы в руки иезуитов.
Симеон Яновский, узнав подробности санфранциского плена православных алеутов, писал:
«Я рассказал преподобному Герману, как испанцы в Калифорнии захватили в плен наших четырнадцать человек алеутов, и иезуиты замучили одного алеута, принуждая их всех принять католическую веру, на что алеуты никак не соглашались, отвечая: “мы христиане, мы крещены” и показывали им кресты на шеях. Но иезуиты возражали: “нет, вы еретики схизматики, если не согласитесь принять католическую веру, то мы вас замучаем”. И оставили их по двое в темнице до вечера на размышление. Вечером пришли с фонарём и зажжёнными свечами и начали опять убеждать их к принятию католической веры. Но алеуты, проникнутые благодатью, твёрдо и решительно отвечали, что мы христиане и не переменим своей веры. Тогда эти фанатики приступили их мучить; сперва одного, а другой был свидетелем. Они сперва отрезали по одному суставу у пальцев на ногах, потом по другому – тот всё терпел, только и говорил: „я христианин и не изменю своей веры“. Потом на руках отрезали по одному суставу у каждого пальца; потом по другому, потом отрубили ступни ног, потом кисти рук – кровь лилась; но мученик терпел и твердил: не изменю своей вере. От истечения крови он скончался.
Иезуиты на другой день хотели было мучить и других, но в ту же ночь было получено из Монтерея повеление: чтобы всех взятых в плен русских алеутов немедленно прислать под конвоем в Монтерей; а потому они утром, все, кроме скончавшегося, были отправлены. Это рассказал мне самовидец алеут, товарищ замученного, впоследствии бежавший из плена. Об этом я тогда же донёс в Главное Правление в С.-Петербург.
Когда я окончил свой рассказ, то отец Герман спросил: “А как звали этого замученного алеута?”
Я отвечал: “Пётр, а фамилии не припомню”.
Тогда отец Герман встал перед образом, благоговейно перекрестился и произнёс эти слова: “Святой новомученик Петр, моли Бога о нас!..”»
Путь с Аляски в Мексику первым проложил Фердинанд Петрович Врангель. Он пять лет правил Русской Америкой. Фердинанд Врангель бывал в форте Росс, в Кенайском заливе, на Кадьяке. В келии преподобного Германа на Еловом острове барон по просьбе старца написал под его диктовку письмо митрополиту С.-Петербургскому Амвросию (Подобедову). Когда письмо было написано и прочитано, старец поздравил барона с чином адмирала. Фердинанд Петрович очень изумился. Для него это было неожиданностью, которая подтвердилась при отплытии его в Петербург.
«В лето 1820 года креол Андрей Клиновский достиг верховья реки Медной. Многие из русских первопроходцев искали эту коварную, быстро несущую свои воды среди каменистых и лесных дебрей Аляски реку. К востоку от реки Медной Андрей сделал важное открытие – он увидел горный кряж с острыми вершинами, сверкающими вечными снегами. Одна из этих гор извергала дым и пламя – этот вулкан, как и весь хребет, более поздние исследователи назвали в честь Фердинанда Петровича Врангеля. Это был самый северный вулкан Аляски и более высокий, чем Монблан.
В октябре 1822 года шлюп «Аполлон» вошёл в бухту острова Ситхе. После короткой стоянки шлюп пошёл для крейсерства на юг. Командир «Аполлона», гоняясь за пиратами и контрабандистами, выполняя новый закон о защите торговли в водах Аляски, попутно вёл и научные исследования. Производились описи западного побережья острова Королевы Шарлотты, южной части пролива Чатама, где моряки «Аполлона» определили астрономически семь пунктов. Зимовать «Аполлон» пошел в Сан-Франциско, где к тому времени произошли примечательные события.
Калифорния отделилась от Испании и получила новое управление. Бывший испанский губернатор Пабло де Сола признал инсургентов и занял пост председателя хунты в Монтерее. Хунта открыла калифорнийские порты для торговли, но одновременно новое правительство основало вблизи российского Росса миссии Сонома и Солана с целью отрезать форт Росс от Калифорнии. Экипажу «Аполлона» было поручено прибыть в Монтерей.
Члены хунты заявили правителю конторы Российско-Американской Компании в Ново-Архангельске, что хунта не покушается на существование форта Росс. В Монтерее было тревожно. Столица Калифорнии лишь недавно поднялась из развалин, – она была покинута, так как лет пять назад её разорил до основания пират Бушар. В испанских миссиях бунтовали индейцы, убивая монахов, падре-префект тщетно пытался усмирить восставших. Российско-Американская Компания, пользуясь сговорчивостью хунты, заключила в Монтерее договор о совместной бобровой охоте в водах Калифорнии. Отношения русских с калифорнийцами стали налаживаться. «Аполлон» после зимовки в Сан-Франциско снова нёс сторожевую службу в водах Аляски и Нового Альбиона.
Осенью 1823 года на смену шлюпу «Аполлон» в Русскую Америку пришёл из Петербурга фрегат «Крейсер». На борту фрегата среди офицеров были Павел Нахимов, Михаил Лазарев, Дмитрий Завалишин.
Во время стоянки в Павловской бухте острова Кадьяк капитан, по желанию офицеров фрегата «Крейсер», пригласил на корабль преподобного Германа.
Капитан фрегата «Крейсер» был человек весьма учёный, высокообразованный, он был прислан в Америку по Высочайшему повелению для ревизии всех колоний. Необходимость такой инспекции была вызвана дипломатической осторожностью правительственных чиновников и царственных особ при раскрытии адмиралом Врангелем своего дерзкого и делового проекта. А всё исходило из того, что губернатор Верхней Калифорнии написал адмиралу Врангелю в Ново-Архангельск о том, что мексиканское правительство не прочь вступить в отношения с русским правительством. Тогда у барона мелькнула мысль: нельзя ли, пользуясь этим случаем, упрочить судьбу форта Росс. Поселенцы форта Росс к тому времени открыли новые обширные и чернозёмные долины за ближними горами и по реке Славянке. «Простора столько, что можно строить целые города, снимать до пятидесяти тысяч пудов пшеницы и содержать до сорока тысяч голов разного скота, – писал об этом Дмитрий Завалишин. – Но как занять эти долины?..» Барон Врангель думал, что, если Россия признает Мексику, мексиканцы не будут покушаться на форт Росс. «…Там хорошо поймут, – писал барон, – что соседство горсти русских мужиков, так сказать, оторванных от своей родины, никогда не может быть опасным целостности владений Мексики…» Поэтому Ф. П. Врангель приказал капитану Митькову готовить к походу шлюп «Ситха». Старый город Сан-Блез высился на чёрной базальтовой скале. Кокосовые пальмы росли у домов, где помещались конторы филиппинских купцов. «Ситха» был первым кораблём с Аляски, достигшим мексиканского порта. Отсюда адмирал Врангель отправился в горный город Тепик, а оттуда спустился к югу – в Мексику. Там адмирал побывал не раз во дворце Чапулътепек, виделся с заместителем президента генералом Барроганом, с мексиканскими министрами. После бесед с ними главный правитель Русской Америки адмирал Ф. П. Врангель получил ноту, в которой говорилось, что мексиканское правительство с удовольствием принимает «желание русских колоний распространить торговые сношения с Калифорнией, вполне расположено утвердить их посредством формального контракта…». Фердинанд Врангель торопился в Петербург. Он пересёк Мексику и через Вера-Крус и Нью-Йорк приплыл в Кронштадт. Но из его хлопот ничего не получилось. Император Николай I и слышать не хотел о признании Мексики, а мексиканцы без этого признания никакого трактата заключать не стали. Зато – Аляской стал управлять Иван Купреянов, инспектировать Русскую Америку прибыла авторитетная комиссия.
«Вместе с капитаном фрегата “Крейсер” на корабле было двадцать пять человек офицеров, все люди образованные, из светских.
В этом-то обществе сидел в ветхой одежде пустынный монах, который своею мудрою беседою всех образованных собеседников своих привёл в такое положение, что они не знали, что ему отвечать.
Капитан Фрегата рассказывает: “Мы были безответны, дураки перед ним!” Отец Герман им всем сделал один общий вопрос: “Чего вы, господа, более всего любите и чего бы каждый из вас желал для своего счастья?”
Посыпались разные ответы. Кто желал богатства, кто чинов, кто красавицу-жену, кто прекрасный корабль, на котором он начальствовал бы, и так далее в этом роде.
“Не правда ли, – сказал отец Герман, – что все ваши разнообразные желания можно привести к одному, что каждый из вас желает того, что, по его понятию, считает он лучшим и достойным любви?”
