Максим Пулькин - Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)
В то же время довольно часто местом самосожжения становились старообрядческие поселения. Некоторые из них по этой причине существовали весьма недолго. Можно утверждать, что призрак огненной смерти постоянно витал над старообрядческими сообществами. В литературе можно найти противоположную точку зрения, связанную со старообрядческим поселением, основанным в конце XVII в. в Каргополье: «Трудно поверить, что люди, готовящиеся к самосожжению, стали осваивать новые земли»[410]. Это суждение легко опровергнуть. Во-первых, подготовка к самосожжению всегда занимала длительное время, хладнокровно осуществлялась лидерами старообрядческих сообществ, которые могли не посвящать в свои планы всех приходящих к ним сторонников «древлего благочестия». Во-вторых, наличие пашни являлось несомненной маскировкой намерений. Ведь тех, кто сеет хлеб, трудно заподозрить в желании завершить земное существование. В-третьих, среди старообрядцев могли находиться как сторонники гарей, так и те, кто намеревался сохранить свою жизнь. Последние усердно занимались хлебопашеством, возможно, даже не подозревая о своей ближайшей трагической участи.
В любом случае появление серьезной опасности неизбежно приводило к дискуссии о том, не наступил ли момент, когда, «яко в некую прохладу», пора войти в огонь. Как полагает П.С. Смирнов, выговцы готовились гореть по случаю ареста одного из основоположников старообрядческого сообщества Даниила Викулова в 1718 году[411]. Современник событий писал, что «тогда в часовнях устроиша щиты из бревен, в двери и окна, уготовивше же внутрь смолья, соломы, серы, пороху: и тако, аще наезд будет, запалитися от того вскоре, совсем сгорети»[412]. Новая угроза возродила идею о самосожжении. При приближении комиссии О.Т. Квашнина-Самарина (в 1731 г.) «лучшие люди во общежительстве (Выговском. – М.П.) начаша думали, что сотворили». Некоторые из непосредственных участников событий «ко страданию глаголаше готовитися, яко и отцы прежние в Палеостровском монастыре огнем сожглися». Не желающие «страдали» разбежались, чтобы не попасть в руки гонителей. «Лутчие люди» (выговские старообрядческие наставники) отговаривали остальных: «о сем начаша от Писания рассуждали и препятствовати, что страдали де не за что»[413]. Тревожные настроения, провоцирующие самосожжения, быстро распространились в прилегающих к Выговскому общежительству поселениях: «<…> и донесоша Самарину сие, что згорели несколько человек». Склонность к самосожжению проявилась и в отдельной, женской части Выговского общежительства: «Из Лексы пришла в монастырь весть, что хотят горети вен», – сообщает об этом трагическом периоде жизни старообрядческой пустыни выговский историк Иван Филиппов[414].
В этот же период неподалеку от Лексы обретался старец Филипп. К нему со всех сторон приходили «самыя нищия и бездомовныя волочащий», которые обретали в созданном им ските духовную поддержку: «он же овых в свое согласие укрепляше»[415]. После приезда упомянутой выше комиссии один из офицеров узнал о существовании отдаленного старообрядческого поселения в глухом лесу. Тотчас же отправились на поиски поселения, которое вскоре обнаружилось. Перед началом штурма старообрядческих построек начальник проинструктировал подчиненных: «укрепляху салдатов и понятых, чтоб неослабно приити и кого можно, чтобы живых захватить». В случае сопротивления и попыток самосожжения предполагалось немедленно применять силу. Солдатам приказали «ломатися в хоромы, не дати воли разбежаться, ни горети, чтобы взяти живых»[416]. После начала штурма старообрядческой постройки («кельишки») укрывшиеся в ней старообрядцы «зажгли скоро, и в мгновения ока всю келью внутри огнем охватило, и в полчетверти часа огнь и на потолок вышел, и кровля вся загорелась, и всю храмину огнь объят». Попытки солдат разобрать стену старообрядческой кельи не увенчались успехом: «нача ветром с кровли со огнем доски и драницы и солома на секущих падати». Пришлось отступить: «и пламенем от хором всех отогнало»[417].
На основании приведенных примеров можно с уверенностью утверждать, что устойчивые старообрядческие поселения стали важным оплотом самосожигателей. При этом причины, толкающие одних на проповедь «гарей», а других – непосредственно в огонь, могли и здесь меняться со временем. Вполне возможно, что длительная эволюция старообрядчества привела к тому, что на первых этапах его существования самосожжения являлись ответом на гонения, а после прекращения преследований (в царствование Екатерины II), появления богатых и многолюдных старообрядческих общежительств, ослабления эсхатологических настроений мотивы самосожжения стали иными. Как будет показано ниже, в самосожжениях постепенно начал проявляться протест не только против «мира Антихриста», но и против действий тех старообрядцев, которые отказались от радикальных воззрений. Вполне вероятно, что в разных регионах России имели место разные, хотя и объединенные общим эсхатологическим содержанием, точки зрения самих старообрядцев на столь радикальную форму неприятия окружающего мира. Наконец, представители различных старообрядческих толков даже на одной территории могли по-разному реагировать на события и выбирать момент, подходящий для самосожжения, руководствуясь собственными критериями. Объединяющим фактором во всех самосожжениях стала энергичная деятельность старообрядческих наставников. Они, а также осуществляемые ими мероприятия, заслуживают специального исследования. Но прежде необходимо сказать о тех, кто решительно, с риском для жизни и почти всегда безуспешно боролся против самосожигателей.
Глава 3
Правительственные меры против «гарей»
Расправы с самосожигателями в конце XVII в
Первые случаи массовых самосожжений, происшедших в конце XVII в., застали врасплох не только многих старообрядцев, но и власти. Растерянность проявилась в том, что никто не знал, какими жестокими карами или ласковыми уговорами можно остановить людей, убежденных в появлении Антихриста, наступлении последних времен и намеревающихся в самое ближайшее время предать себя столь ужасной смерти. Репрессивные меры начали применяться далеко не сразу после первых «гарей». В некоторых старообрядческих полемических произведениях сохранились гротескные свидетельства о том, как провоцировались гонения. Помышляющие прибегнуть к самосожжению старообрядцы спрашивали у своих наставников: «А где же гонители?». И старцам ничего не оставалось, как своими отчаянными действиями привлекать беспощадных мучителей под стены построенного для «гари» дома. Вполне вероятно, что эти действия имели глубокие психологические причины. Подсознательно старообрядцы стремились не к смерти, а (инстинктивно) к спасению своей жизни, и карательный отряд, при всей жестокости принимаемых им мер, расценивался как последняя возможность избежать лютой смерти.
Но для старообрядческого наставника решение проблемы представлялось необычайно простым и совершенно не препятствовало осуществлению его замысла. В изложении Евфросина типичный ответ старца выглядел следующим образом: «В церковь аз иду, последуйте мне». Зайдя в церковь, старообрядческий наставник намеревался совершить святотатство: «у попа чашу похитив, причастие пролью». Далее он переходил к серьезному политическому преступлению: «царя и патриарха и всю ересь прокляну». И теперь ответные репрессивные меры властей не заставят себя ждать. Они связаны с поступками старообрядческого наставника, вступившего в рукопашный бой со священником: «поп за меня, а вы за попа; связав отступника, под церковь бросим; отпишут от нас к началу, и пришлют к нам посылку (карательный отряд. – М.П.) – вот вам и гонение»[418]. Иногда в старообрядческих сочинениях содержатся указания о том, что наставники самосожигателей распространяли ложные слухи о приближении солдат, чтобы подтолкнуть напуганных людей к последнему роковому шагу. Как пишет Евфросин, коварный «губитель братский» Иван Кондратьев сообщил своим сподвижникам: «Лютая беда и бесконечная нас постиже: два полковника с полками, с копии и з бердышами [идут] мучить нас и к антихристу приводить!». В ответ раздался всеобщий крик: «беги, беги в поломя, зажигайся, не медли!». Но на самом деле никакой угрозы нет: «А и бес ли гоняет? Полковников не бе и полки не явлены»[419]. Евфросин считал такой способ организации самосожжений типичным: «Все-то вы таковы, самосожжения столпы: чем бы ни устрашить, толко бы в огонь поспешить!»[420]. Эта важная мысль повторена в произведении Евфросина: «Так то везде те саможженцы горят: любо учители солгут, любо сами на себе беду возволокут»[421]. Архивные документы свидетельствуют об обратном: старообрядцы не спешили с совершением смертельного ритуала, дожидаясь своих нерасторопных гонителей и намереваясь прежде обличить их. Для самосожигателей «преследования и служили главным доказательством наступления кончины мира»[422]. Затем, после появления солдат, наступал черед избавления от власти антихриста – «огненной смерти».
