Франсис Риверс - Книжник
В меня вцепились руки. Они тащили, толкали, дергали, сорвали со спины одежду, меня растянули и привязали к столбу. От первого же палочного удара тело пронзила дикая боль, и я закричал.
Раздался голос Павла.
— Господь послал нас к нам с Благой вестью! Иисус есть Господь! Он дает спасение… — на него посыпались удары.
Второй и третий удары чуть не вышибли из меня дух. Я впился ногтями в столб, извиваясь на веревках, но спасения от боли не было. Мы с Павлом висели бок о бок, тела наши корчились при каждом ударе. Хватая воздух разинутым ртом, я вспомнил Иисуса на кресте. «Отче, прости им», — молился Иисус. — «Они не ведают, что творят».
Я изо всех сил зажмурил глаза, стиснул зубы и стал молиться, чтобы все поскорее закончилось.
Я потерял счет ударам, так что не знаю, сколько нам досталось, прежде чем магистрат приказал отвязать нас и отвести в темницу. Павел был без сознания. Я испугался, что они его убили. Мне захотелось умереть. Боль раздирала тело при каждом движении.
Нас притащили к тюремщику.
— Стереги их крепко! Если сбегут, головой ответишь!
Тот приказал спустить нас во внутреннюю темницу. Нас швырнули на холодный камень и забили ноги в колодки. В нос ударил отвратительный запах человеческих нечистот, мочи, липкого пота — спутника страха. Запах смерти. Я ощутил спазм в горле. Попытался приподняться, но снова лишился чувств. В спине пульсировала жгучая боль. Ослабев, я не в силах был пошевелиться и лежал в луже собственной крови.
Рядом неподвижно распростерся Павел.
— Павел! — Он пошевелился. Я со слезами возблагодарил Бога. Протянул руку и осторожно взял его за запястье.
— Это закончилось!
Он со стоном повернул ко мне голову.
— Когда-то тебя избили из-за меня. Может, это мой случай искупить вину.
— Пожалуй, я бы с тобой согласился, если бы со мной самим не обошлись точно также. — Я с трудом ухмыльнулся. — И, насколько я помню, ты всего лишь пару раз пнул меня ногой. Никаких деревянных палок вроде не было.
— Не стану с тобой спорить.
Я издал смешок и сморщился:
— Это большое облегчение.
Сжав зубы, я втянул в себя воздух и постарался сесть. Звякнули цепи — это Павел медленно следовал моему примеру. Наклонившись вперед, обхватив руками колени, мы дождались, пока боль в израненных спинах не утихла до такой степени, что можно было нормально дышать.
— Благодатью Божьей мы участвуем в страданиях Христа. — Павел поднял голову. — А у нас тут компания…
Сквозь решетку нашей камеры я увидел других узников темницы — безмолвных людей с темными пустыми глазами, без всякой надежды ожидающих конца своих испытаний.
Павел улыбнулся мне.
— Даже в темнице Бог открывает нам возмож ности.
И он стал проповедовать.
— По великой Божьей милости, Он омыл наши грехи, даровав нам возрождение и новую жизнь посредством Духа Святого, который Он излил на нас обильно через Спасителя нашего Иисуса Христа.
Я почитал за честь страдать за имя Христово, сделавшись, в какой-то мере, причастным к страданиям, которые мой Господь претерпел за меня. И считал честью страдать вместе с Павлом.
И мы пели песни избавления — в темноте — и смеялись, потому что эта мрачная дыра, обитель горя человеческого, наполнялась их звуком. Мы радовались своему спасению, избавлению от греха и погибели, уверенности в Божьих обетованиях и в вечной жизни. Наши голоса взлетали и крепли, доносились к стражникам через каменные коридоры. Те не приказывали нам замолчать. Здесь, в темнице, мы обрели слушателей. Пусть их сковывали цепи, зато не отвлекали крики одержимой. Жадно и сосредоточенно внимали они единственной надежде для заживо погребенных в этом земном аду.
Один признался, что участвовал в убийстве. Павел сказал, что он — тоже — и рассказал, как Бог простил его, изменил и направил по новому пути.
Другой утверждал, что невиновен. Когда-то я мнил себя невиновным и безупречным. Я сказалему, что все люди — грешники, и каждому нужна благодать.
А в полночь случилось землетрясение, поколебавшее основание темницы. Камни заскрежетали друг об друга, нас окутала пыль. Люди завопили от ужаса. Темничные двери распахнулись. Цепи сами собой упали у нас с ног, как будто их разорвала незримая рука.
— Что это? — кричали люди в замешательстве, боясь на что-то надеяться.
— Это Господь! — отвечал Павел. — Оставайтесь на месте. Только доверьтесь Ему!
Раздался топот бегущих ног, и моему взору предстал тюремщик. Лихорадочно оглядевшись, он с ужасом разглядел отворенные решетки и извлек из ножен меч. Когда он стащил нагрудник, мы поняли, что он хочет сделать. Он предпочитал лучше умертвить себя собственноручно, нежели быть распятым за неисполнение служебных обязанностей. Он думал, что все мы бежали!
— Стой! — громко воскликнул Павел. — Не губи себя! Не причиняй себе вреда! Никто не убежал! Мы все здесь!
Опустив меч, тюремщик кликнул стражу, потребовал огня. Стражники, подбежав к нашей камере, озарили ее факелами. Тюремщик упал перед нами на колени.
— Встань! — велел Павел. — Мы не боги, чтобы нам кланяться. Мы возвещаем путь спасения.
— Они говорят о Боге, который умер и воскрес, — подал голос один из узников.
— И жив по сей день, — добавил другой.
— Идемте! — поманил нас тюремщик, весь трясясь и вытаращив глаза от страха. — Выходите!
Он вывел нас из темницы и отвел в свое жилище. Крикнул, чтобы принесли воды, мази, бинтов. По комнате металась женщина, за нее цеплялись несколько детей. Прижав их к себе, она обратилась к тюремщику.
— Я боялась за тебя, муж мой. Боги гневаются. Они потрясли основание нашего дома!
— Все в порядке, Лавиния. Тише! Эти люди служат какому-то очень могущественному богу.
— Он — единственный Бог! — возразил Павел. — Нет других богов.
Тюремщик уставился на него.
— Господин мой, что мне делать, чтобы спастись?
— Веруй в Господа Иисуса Христа, — отвечал ему Павел, — и спасешься.
— Ты и все твои домашние, — улыбнулся я женщине и детям.
— Землетрясение, возвратившее вам свободу, доказывает Его великую силу. — Тюремщик взял чашу с водой из рук слуги и принялся сам омывать наши раны. — Расскажите мне об этом Боге, который открывает тюремные двери и разбивает оковы.
Тюремщик — как узнали мы позже, звавшийся Димитрием — и все его семейство поверили каждомунашему слову. Мы окрестили их. Свет Иисуса Христа не угасал даже в темнице!
Накрыли стол, и мы преломили хлеб.
— Как же я верну вас в тюрьму, когда вы подарили нам жизнь? Я извещу ваших друзей. Помогу вам выбраться из города. Они встретят вас со всем необходимым…
На миг я поддался было искушению. К счастью, Павел оставался тверд.
— Мы не собираемся бежать. Мы послушны закону. Бог способен защитить нас от ложных обвинений, из-за которых мы попали в тюрьму.
Стражники отвели нас назад, в темницу.
Через несколько часов возвратился Димитрий.
— Я послал к городским начальникам и передал им, что случилось ночью. Они тоже слышали землетрясение. Когда я рассказал, как тюремные двери открылись и цепи спали у вас с ног, они решили вас отпустить. Вы можете свободно идти с миром!
— Можем идти? — переспросил я. — Или нам приказано идти?
— Они хотят, чтобы вы покинули город.
Меня охватило разочарование. Мы так много сделали. Но сколько еще оставалось! Господь спас этого человека и его домашних, а теперь он, сам того не ведая, служит орудием сатаны, чтобы заглушить наш голос.
Павел сложил руки на коленях.
— Мы не уйдем!
— У вас нет другого выбора! — снаружи ожидала стража, чтобы вывести нас из города.
— Нас, римских граждан, без суда всенародно избили и бросили в темницу. А теперь тайно выпускают? Ну уж нет! Пусть придут сами и выведут нас!
Димитрий побелел.
— Так вы — граждане Рима? Отчего ж вы сразу не сказали?
Я криво улыбнулся.
— Нам не дали ничего сказать.
Димитрий опять послал к начальству. Вернулся с магистратами. Тот, кто отдал приказ бить нас, стоял бледный, как полотно, страшась возмездия.
— Умоляю вас, простите! Если бы мы знали, что вы — римские граждане, никогда бы не дали никому поднять на вас руку, не говоря уже о том, чтобы бить на площади принародно!
— Очень просим, поверьте нам!
— Вы вынесли нам приговор без судебного разбирательства на основании лжесвидетельства, — отчеканил Павел. — А теперь изгоняете вон из города.
— Нет-нет, что вы! — магистрат развел руками. — Это Крисп, Понт и другие сбили меня с толку своими обвинениями. Они все еще злятся из-за той рабыни. И тому есть причина. Девица теперь ничего не стоит.
Что же теперь будет с бедной девушкой? — подумал я.
— Если она ничего не стоит, передайте владельцам, пусть продадут ее Лидии, которая торгует пурпурными тканями. — Она освободит девушку.