Н. И. Сагарда - Лекции по патрологии I—IV века
Отцов Церкви можно рассматривать или отдельно каждого, или всех вместе; в том и другом случае необходимо принимать во внимание частней–шие, но весьма важные соображения. Иногда мы видим, что отдельный отец Церкви на вопросы, поставленные его любознательным и проницательным умом, дает робкие, малоуверенные ответы. Таких решений, конечно, нельзя приравнивать к ясным и твердым суждениям, которые вытекают из всего учения этого же отца. Но и в последнем случае, когда язык отца не представляет ни неуверенности, ни возможных при ней вариаций, необходимо исследовать вопрос, на который простирается его утверждение, мотивы, на которых это утверждение основывается. Если отец высказывает то, чему он учит, как слово Спасителя, как Откровенное учение, дошедшее до него путем непрерывного предания; если он говорит: «мы веруем», «исповедуем», «мы научены», «апостолы предали», «Церкрвь соблюдает»; если, наконец, мы не имеем никаких основательных данных сомневаться в правдивости этого утверждения, — то мы должны смотреть на него как на свидетеля, и его свидетельство, даже рассматриваемое отдельно, имеет высокое значение; сила этого свидетельства тем больше, чем ближе этот отец стоит к источнику апостольского Предания, чем определеннее он указывает и защищает в каком–нибудь положении учение Христа и апостолов или общий голос всех верующих или всех Церквей, иногда в противоположность к новшествам еретиков, следовательно, на основании специального исследования вопроса. Если же оказывается, что отец формулирует свое собственное мнение, излагает, как он сам понимает тот или другой догмат, словом, раскрывает свое личное богословие, тогда воззрения этого отца имеют силу постольку, поскольку убедительна его аргументация. Он — апологет, богослов, мыслитель, но не свидетель. В этом отношении большим авторитетом, бесспорно, обладают те отцы, которые в свое время выделялись из ряда других святостью и образованностью, были знакомы или переписывались со многими православными епископами, путешествовали по разным странам христианского мира, собирали сведения об учении и практике в разных Церквах и, следовательно, могли знать то учение, которое неизменно соблюдалось в Церкви вселенской как истинное апостольское Предание; наконец, были вождями при защите православного учения против появившихся еретиков, почему и пользовались у современников уважением и славой. Но как же смотреть в таком случае на признание отца самой Церковью? Признание отца со стороны Церкви констатирует вообще православный характер его произведений, но не сообщает каждому отдельному положению в его учении значения действительного учения Церкви. Исключение составляют те отдельные произведения, которые были признаны на Вселенских соборах как точное выражение православного учения по тому или другому пункту, таковы например анафематизмы Кирилла Александрийского против Нестория, его второе послание к Несторию, послание его к Иоанну Антиохийскому, посланйе папы Льва I к Флавиану Константинопольскому.
Согласное свидетельство нескольких отцов дает большее ручательство за истинность того, о чем они свидетельствуют, и именно тем большее, чем больше число их и авторитет. Но и здесь всецело применимы те точки зрения, которые имеют значение в отношении к каждому отдельному отцу.
Таким образом, раз отцам Церкви каждому в отдельности не усваивается богодухновенности пророков и апостолов, то при суждении об их авторитете неизбежно получает совершенно законное место известная доля субъективизма, который может регулироваться такими соображениями. Суждения отдельных отцов Церкви по существу своему суть богословские мнения, но мнения тех, которые для всякого православного значат более, чем просто богословы; это богословские мнения (θολογούμνα) святых отцов единой неразделенной Церкви и мнения мужей, среди которых стоят и те, которые достойно именуются «учителями вселенной». Православный богослов ставит их высоко, не преувеличивая, однако, их значения. Каждый имеет право держаться θολογούμνον (как своего частного мнения), если оно высказано даже единственным отцом Церкви, — само собой понятно, если не доказано, что компетентный церковный суд признал это воззрение погрешительным (а раз это последнее доказано, это воззрение ipso facto перестает для меня быть θολογούμνον). Но, с другой стороны, никто не может требовать, чтобы другой признавал как свое частное богословское мнение такое θ<Εθλογούμ<Ενον, которое хотя выставлено несколькими отцами Церкви, однако не пленяет своей возвышенной богословской красотой и не покоряет доступной державной мощью своей аргументации. В данном случае ясно одно: если кто–либо сам не держится упомянутого θολογούμνον, то он все же не имеет также права осуждать тех богословов, которые следуют ему; и если бы кто, в силу обстоятельств, вынужден был на обсуждение этого θολογούμνον, то и тогда он должен держать себя почтительно, с благоговением, подобающим авторитету отцов Церкви. Один ли отец Церкви, или многие следовали данному θέολογούμένον — это вопрос, который не может иметь существенного значения; каждый отец Церкви имел нравственное право сказать с ап. Павлом: «Думаю, и я имею Духа Божия…» (1 Кор. 7:40), и если целый сонм таких носителей высокого религиозного духа держится известного θολογούμενον, то в нас крепнет субъективная уверенность, что мы стоим на твердой почве, что это вероятное есть в высшей степени вероятное, что оно весьма близко к истинному. Но, без сомнения, θεολογούμνον, даже очень распространенный, не есть догма[111].
Исследуя учение всей совокупности отцов, мы можем обнаружить разногласие между ними во мнениях по одному и тому же вопросу: иногда определен–ным утверждениям, большинства противополагаются суждения меньшинства, хотя бы и незначительного. Каково должно быть отношение к такому явлению в отеческой письменности? Прежде всего необходимо убедиться, действительно ли существуют реальные и столь глубокие разногласия, какими они представляются с первого взгляда. Когда внимательное исследование приведет к убеждению, что невозможно достигнуть соглашения мнений, тогда должно заключать, что по данному вопросу отеческая письменность не дает непререкаемого учения, и без предубеждения искать причин такого разногласия, которое может иметь достаточное объяснение в обстоятельствах жизни писателей и состояния церковных дел того времени, в увлечении полемикой ради выяснения истины и в возможных при этом преувеличениях, взаимном непонимании и т. д.
Наконец, по многим и при том существеннейшим вопросам отцы Церкви обнаруживают единодушное согласие; их голоса, раздающиеся из самых отдаленных мест, составляют согласный хор, в котором и недоверчивое и подозрительное ухо не обнаружит даже легкого диссонанса. Они удостоверяют, что то, 5 что они провозвещают, они получили от своих предшественников как постоянное учение Церкви. Такое свидетельство, раз оно установлено не отдельным лицом, способным ошибаться, а учреждением безусловно авторитетным для всех верующих, т. е. самой Церковью, должно стоять вне всяких подозрений и сомнений. В этом случае отцы Церкви, очевидно, являются живыми органами общецерковного веросознания и жизни, и согласное учение их имеет глубочайшее основание в согласии учащей Церкви, в которой, по обетованию Христа, Дух Святой пребудет до конца дней; почему и свидетельствуемое отцами учение должно рассматривать как общее и постоянное церковное учение, как церковный догмат, по принципу: quod ubique, quod semper, quod ab omnibus creditum est, hoc est [etenim] vere proprieque catholicum [то, во что верили повсюду, всегда и все; потому что это и есть подлинно и в собственном смысле слова «кафолическое» (учение)]. Этот принцип издревле имеет неизменное значение в Церкви, как у отдельных отцов, так и у Вселенских соборов. Уже древнейшие отцы и церковные писатели ссылались на этот принцип в своих произведениях: св. Ириней — против гностиков, св. Афанасий — против ариан, Василий Великий, Августин, Иероним, Кирилл Александрийский. Научное обоснование этого принципа дано в произведениях св. Иринея, Тертуллиана, и в особенности — в «Памятных записках» Викентия Лиринского, которому принадлежит и приведенная формулировка рассматриваемого принципа (cap. 2). Он же дает и подробнейшие разъяснения относительно consensus patrum [согласия отцов]: «Что только или все они (отцы), или большинство их единомысленно принимали, содержали, передавали открыто, часто, непоколебимо, как бы по предварительному согласию между собой учителей, то почитать несомненным, верным и непререкаемым» [(cap. 28)]. Вселенские соборы санкционировали этот принцип и полагали его в основу своих догматических определений. Этот принцип получает оправдание и с другой стороны: истина объединяет честно и добросовестно стремящихся к ней. Такой критерий истинности свидетельства отцов отчетливо выставил св. Афанасий Александрийский: «Вот подлинно учение и вот признак истинных учителей, как предали отцы: согласно между собой исповедовать одно и то же и не входить в споры ни друг с другом, ни со своими отцами… Святые и действительные проповедники истины один с другим согласны и не разнствуют между собой. [Ибо] хотя и в разные времена были они, но все взаимно стремятся к одному и тому же, будучи пророками единого Бога и согласно благовествуя единое Слово» (De decretis [4], PG 25. Col. 429). При этом не только не требуется, но и невозможно даже требовать, чтобы безусловно все отцы, без всякого исключения, высказали согласное суждение об известном пункте церковного учения, — могло быть, что не каждый имел повод высказаться по данному вопросу. Достаточно, чтобы значительное число выдающихся отцов из различных стран и разных времен засвидетельствовали согласно, твердо и ясно, как учение Церкви, и чтобы остальные не представили противоположных суждений. Точное и подробное выяснение значения всеобщего согласия отцов в качестве критерия истинного вероучения относится к области догматического богословия; для нас же необходимо отметить здесь ту существенную черту, что отцы Церкви и во всей совокупности — не творцы церковного вероучения, а свидетели его: они, говоря словами Пятого Вселенского собора, веру, которая изначала дарована Великим Богом и Спасителем нашим Иисусом Христом святым апостолам и ими проповедана во всем мире, исповедали, изъяснили и святым Церквам предали. По выражению блж. Августина, они «что нашли в Церкви, то удержали, чему научились, тому учили, что получили от отцов, то передали сыновьям» (Contra Julianum II, [10.]34); почему и согласие их свидетельствует собственно кафоличность учения, т. е. всеобщность и историческую непрерывность.
