Эра Рок - Тринадцать полнолуний
Гарни не обрадовался насмешливому тону, которыми были произнесены эти слова. Лёгкая обида и чувство стыда за свою самоуверенность смутили его и он попытался сгладить обстановку ещё большей нелепостью, как потом оказалось.
— Я просто боюсь, что наша беседа это плод моего воображения и слуховых галлюцинаций.
— Гениально! А как ты объясняешь себе всё то, что пережил в деревне, жизнь, показанную тебе твоим учителем?
— Вот именно, это всё странно, невероятно, словно бесконечный сон на Яву.
— Так может, никакой жизни и нет вообще, всё иллюзии и фантазии? Так есть ли тогда смысл в нашей беседе? С твоим аналитическим умом и удивительной неспособности к здоровому авантюризму не нужно жить вообще. Наступила звенящая тишина, Ганри почувствовал себя таким крохотным, ничтожным и одноким, что хотелось забится в уголок и раствориться насовсем в этом огромном мире, где даже невидимый наставник насмехается над ним. «В таком случае, что вам всем от меня нужно?! Оставте меня и буду жить, как обычный человек!» Гарни захотелось крикнуть эти слова в образовавшуюся пустоту, но язык не слушался. Наверно, и к лучшему, потому что невидимый собеседник снова проявил себя:
— Жаль, ты думаешь что твой дар-это тяжкое бремя, — в голосе послышалась нотка грусти, — но я понимаю тебя. Когда-то мои наставники так и сказали мне: «Для того, чтобы судить людей, нужно хорошо знать себя, и никто не имеет права презирать и осуждать других, кроме их самих же». Я тоже сначала страдал от непонимания, как ты, совершал большие и маленькие ошибки, глупо спорил и негодовал от несовершенста мира. Мои учителя терпеливо сносили мои просчёты, руководствуясь очередной истиной «разного рода ошибки свойственны человеку, нужно уметь прощать, понять — это уже простить, простить— вознаградить и себя и прощённого». Не думаю, что у них только меркантильные интересы своей личной выгоды. Работа у них такая, а потом и у тебя, поэтому мой тебе совет — принимай всё, как есть, да просто упади как в омут в то, что большой печатью отмечено на твоём челе.
Гарни, уже справившись с нервозностью и возмущением, оглядел склеп, пытаясь увидеть хоть намёк на присутствие того, кому принадлежал голос. Ему повезло, в углу, где сумрак был плотнее чем в остальном помещение, он заметил нечёткий силуэт, скорее скопление воздушных потоков. Гарни долго смотрел туда, пока решился заговорить:
— Простите моё недоумение, я понимаю, оно перешло все рамки приличий, соответствующих нашему общению.
— Пафосно, но ничего. Я выбрал не самое удачное время для нашего разговора, здесь, в этом месте былой скорби, всколыхнувшей твою душу, надо говорить об усопших, которые, возможно уже вернулись снова в этот мир. Я даже предвижу твой вопрос, который готов сорвать с твоих губ. Но разве тебе не достаточно было того, что ты услышал о людях из той жизни? Ты всё так же хочешь искать их и в этом времени?
Гарни не решился лукавить и отнекивать от своих мыслей, прекрасно понимая, что снова будет выглядеть смешным.
— Что ж, прямой вопрос, ждущий прямого ответа. Я скажу тебе, она сдесь, но так ли важно для тебя это знание.
Гарнидупс почувствовал, как в глазах защипало от слёз и отвернулся в другую сторону, чтобы смахнуть предательскую влагу. Но собеседник был вездесущ, на то он и Ангел-хранитель (а то, что это был именно ангел, несложно было догадаться):
— Не стыдно и не грешно всплакнуть, если чувства души были задеты эстетическим наслаждением, художественным удовлетворением или радостным ощущением, исходящим от доброго, искреннего слова или дела.
— Скажу очередную глупость, от тебя ничего не скроешь, — усмехнулся Гарни.
— Когда пройдёшь свои земные университеты и станешь занимать тем, чем занимаюсь я, тебе не нужно будет смотреть на мимику лица и жестикуляцию, ты будешь видеть истинное «Я» и будешь точно знать, что твориться в душе собеседника. Вижу твоё нетерпение и не буду испытывать его. Виола есть в этом времени, но не та, которую ты знал раньше.
— Мне всё равно, — перебил Гарни, — я полюбил её за ту душу, которая, как мне говорят, не меняется. У неё поразительная душа, чистая, верная, кроткий нрав, доброта и понимание. Её достоинста можно перечислять долго и я боюсь упустить многое.
— Достаточно, на этом и остановимся. Не скрою, ваша встреча в этом мире не должна была состояться даже по самым сложным математическим подсчётам, но создатель не ставит чётких ограничений, ведь каждое деяние, желание и свершение ведёт к конкретной оценке. Я дам тебе её адрес, через три дня она будет в сдесь, мир велик и очень мал одновременно.
— Спасибо за отступление от правил.
— Не благодари, каждое происшествие в твоей жизни — очередной урок, а правила в твоей жизни ты устанавливаешь сам.
— Но как я её узнаю?!
— Человеческая душа это тайна и загадка, но есть лазейка, через которую можно в неё заглянуть. Глаза-зеркало души, открытая книга и многие в совершенстве знаю энергетическую азбуку и без труда могут по глазам прочесть тайные помыслы собеседника. Это умение заложено в людях при рождении, нужно просто иметь большое желание вспомнить его. Вот и проверишь, так ли хорошо ты знал душу Виолы. На астральную встречу у тебя нет возможности, это запрет. А воотчию действуй так, как подскажет твоё внутреннее чутьё. Единственное, чем я могу тебе помочь дополнительно, так это назвать её имя. Спросишь Ирсен.
— Так мне практически не о чем догадываться, подсказок выше положенного, — усмехнулся Гарни и, спохватившись, что ангел может уйти, быстро заговорил, — а в человеческом или каком-нибудь другом виде я смогу тебя увидеть?
Последовала небольшая пауза а потом раздался смех невидимого собеседника: — Мы так часто видимся с тобой, что с моей стороны это уже нескромно, можно сказать, я примелькался.
— Да разве?!
— К сожалению, ты редко обращал внимание на некоторые детали. Но не беда, в конце концов, всё получится так, как должно быть. Мой истинный облик ты сможешь увидеть тогда, когда дойдёшь до вершин.
Когда на отдыхе безвременном своём
мы, сидя рядом за большим столом
с тобою будем пить божественный
нектар надежд, раздумий, размышлений
и независимые друг от друга
со обширным знаньем тайн
о мироздании, о смысле бытия,
откроем.
Гарни понял, что остался один, невидимый собеседник исчез так же внезапно, как и появился. Но это не пугало его, между ними теперь была прочная духовная связь, Гарни остро чувствовал её. Ещё немного постоял в склепе, словно теперь он прощался с теми, кто давно покоился под этими каменными плитами. Прощался с тем прошлым, которое было так близко и так далеко одновременно. Всего несколько слов было сказано ангелом, а смысла, вложенного между строк, хватило, чтобы душа успокоились и пришло осознание смехотворности своего нелепого цепляния за маленький эпизод огромного жизненного цикла.
Гарни вышел из склепа, тихонько прикрыв за собой дверь. Он медленно брёл по кладбищу, рассматривая статуи и надгробия. Не было никаких мыслий, просто покой и тишина, которую внезапно нарушил мужской голос.
— Простите, молодой человек, не могли бы вы уделить мне некоторое время.
Гарни повернулся на голос, из-за большой статуи скорбящего ангела выглядывал тот мужчина, который попривествовал Гарни на дороге к кладбищу.
— Простите мою бестактность и назойливость, может у вас найдётся минутка поговорить со старым одиноким человеком? — мужчина подошёл поближе и приподнял котелок над головой.
— Разумеется, я с удовольствием выслушаю вас. Судя по тому, что в этом скорбном месте, вы хотите поговорить с кем-нибудь, значит, это действительно важно для вас.
— Спасибо, молодой человек, — мужчина склонил голову, — когда я увидел вас на дороге, у меня в голове родилась странная мысль, что вы — ангел, спустившийся с небес, чтобы не дать мне сотворить с собой или с кем-то другим ничего худого.
— Да господь с вами, какая бы огромная беда не посетила вас, ничто не должно приводить к таким мыслям.
— И тем неменее, я всё прекрасно понимаю, но человек слаб перед невзгодами, каким бы сильным он не казался окружающим.
Мужчина сел на скамью, стоящую возле трёх могил и, спохватившись, что не пргласил Гарни, вскачил. Гарни мельком оглядел его: обильная седина в волосах, печальные глаза, но очень живым взглядом, волевой подбородок, который, как ни странно говорил больше о его уступчивости и снисходительности, чем о суровости. Безупречный, хорошо сшитый костюм из дорогой ткани, значит, человек был состоятельным.
— Позвольте представиться, я доктор истории и философии, выпускник академии Бендруа, Медес Берс.
«Да, историк, философ, я сам с удовольствием занялся бы этими науками. А что сказать мне? Лекарь, колдун, астральный путешественник и ведун по совместительству? Ну, что, что? По глазам философа видно, ему всё равно, он просто хочет выговориться? Хорошо что есть память и в ней был эпизод» подумал Гарни и ответил просто:
