Шантепи Сосей - Иллюстрированная история религий
Безграничная в суеверных измышлениях и неудержимая в поисках чудесного народная фантазия сумела изобрести особых духов, которые охраняют зарытые в земле сокровища и ценности, известные под именем кладов. В южных окраинах Великороссии этот дух зовется "кладовиком", а подручные его – "кладенцами", и только в Севском уезде Орловской губернии главный дух, по недоразумению, носит имя Кудиара. На севере же его иногда попросту зовут "кладовым" и признают, что эти сторожа действуют всегда вдвоем: один из них – "лаюн", прозван так за то, что обращается в собачку-лайку, при первом покушении на похищение клада, другой – "щекотун", оберегающий клад в виде белобокой птицы сороки-щекотухи. В Белоруссии этот дух превратился в маленького бога – Копшу, которого просят указать место кладов и помочь их отрыть, а при удаче благодарят, оставляя в его пользу известную часть добычи. Уже по этому последнему признаку видно, насколько древен народный обычай зарывания кладов и насколько устойчива вера в их существование. Обычай этот создали тяжкие условия быта, в которых складывался исторический строй жизни русского земледельческого народа. Близкое соседство с кочевыми ордами диких племен, живших опустошительными и внезапными набегами, и желание оградить интересы потомков-наследников указало этот странный путь охранения имущества, нажитого тяжелым трудом. Со времени первых печенежских и половецких набегов, вплоть до татарских погромов, когда мирная жизнь земледельцев очутилась на краю гибели, русские люди неутомимо придумывали всевозможные меры самозащиты личной и охраны имущественной. Но в те трудные времена ни на кого нельзя было положиться, и потому люди доверяли свое имущество только матери-сырой земле. Этот обычай не утратил своего глубокого практического значения и в последующее время, когда в народную жизнь ворвались новые враждебные элементы в сопровождении всяких внутренних неурядиц в виде разбоев, казачества и крепостного права. Разнузданное своеволие, не знавшее меры и предела и приученное к легкой наживе путем грабежа или собирания оброков, устремило всю свою алчность на чужие плоды трудовых сбережений и повергло народ в совершенную нищету, возможную только в дни истинного лихолетья. От этих насилий люди вынуждены были бежать в неоглядную даль, искать новых земель и там, запасаясь новыми сбережениями, покинуть старый обычай зарывания добра в землю.
Клад под Купалов день. Лубочная картина
На прежних же местах, как например у исконных земледельцев – белорусов, и до нынешнего дня обмолоченный хлеб зарывается в ямы, и притом тем же способом, как и в те времена, когда войска Карла XII шли на соединение с Мазепой.
(Известно, что шведские солдаты, выходя на поля перед солнечным восходом, разрывали ямы, наполненные рожью, узнавая эти места по отсутствию росы, которую высушивала скрытая теплота зарытого зерна). У великороссов точно так же еще жива любимая святочная игра "хоронить золото и чисто серебро".
По всему громадному северу России, от финляндских до сибирских границ и от Соловецкого монастыря до Троице-Сергиевской лавры, в народе живет память о тех грабительских временах, которые известны под общим именем "панщины". Это имя несомненно указывает на ту эпоху, когда шайки разноязычного и разноплеменного народа опустошали Русь в тяжелую годину междуцарствия. "Панами" для олонецких озерных местностей и беломорского поморья были и отряды шведских войск, и примешавшийся к ним всякий бездомный сброд, вроде того, который, отбиваясь от польских войск Лисовского и Сапеги, грабил народ от Волги до Северной Двины и Пинеги включительно. Это были небольшие горсти людей, умевшие нападать врасплох и беспощадно грабить мелкие и разобщенные селения лесных местностей, – шайки, подобные тем, которых в костромских лесах заморозил Сусанин, а олонецкая баба истребляла, обливая горячим овсяным киселем. Атаманам этих разбойничьих шаек приписываются великие богатства, которые они, в случае полных неудач, спешили зарывать в землю. Вот образчик подобных преданий, записанный в Кадниковском уезде Вологодской губернии, могущий служить прототипом однородных рассказов.
"Выбрали себе паны притон в одном месте и стали из него наезжать и грабить, всего чаще по праздникам, когда народ расходился по церквам и на базары. Заберут паны что получше, а деревню зажгут. Этим они вывели народ из всякого терпения. И вот согласились против них три волости и окружили притон так, что разбойникам некуда было деться. Стали они награбленное добро зарывать в землю в большой кадке, и неспроста, а с приговором, чтобы то добро никому не досталось. Атаман ударился о землю, сделался черным вороном и улетел. Товарищей же его всех захватили и "покоренили"[22].
Разбои, принявшие, благодаря полному неустройству управления обширные размеры, отчасти обязаны были своими чрезвычайными успехами еще тому, что народ не переставал видеть в руководителях шаек чародеев, спознавшихся с нечистою силою. В этом убеждены были не только все члены шайки, но и сами атаманы, которые выделялись из толпы природным умом, пылким воображением, исключительною телесною силою и даже увлекательным даром слова. Разину, например, этому поволжскому богатырю-чародею, сам Илья Муромец годился только в есаулы. И неудивительно, конечно, что, обладая такой сверхъестественной силой, Разин обогащался и окупами с проходящих торговых судов, и даже царскою казною с разграбленного и сожженного им первого русского корабля "Орла". Неудивительно также, если тревожная жизнь среди поисков новой добычи и преследований со стороны правительственных властей вынуждала Стеньку зарывать в землю награбленные сокровища. По крайней мере, народ верит в это, и все длинное побережье, от Симбирска до Астрахани, все эти лесистые Жигулевские горы и песчаные голые бугры Стеньки Разина – в народном воображении до сих пор считаются местами, где зарыты бесчисленные клады: там лодка с серебром затерта илом на песках, здесь, в Жигулях, у Разина дупла – сундук полон платья, а сверху как жар горит икона, и заклята та поклажа на триста лет; там в полугоре, у спуска к Волге, зарыто двенадцать нош[23] серебра в чугуне, покрытом железным листом, здесь в Шиловской шишке (горе близ села Сенгилея) подвал, а в нем на цепях четыре бочки золота, охраняемого большим медведем. Замечательно, что народ определяет ценность клада с большой точностью. Так в селе Шатранах (Буинского уезда Симбирской губернии) лежит, по преданию, казны десять мер (пудов) золота, два сундука жемчуга и четыре пуда меди. Это сокровище принадлежало брату Степана Разина Ивану, и тот, кому достанется клад, должен медные деньги раздать нищим, по прямому смыслу зарока. Кроме Степана Разина, составляющего центральную фигуру во всей истории поволжской вольницы, наш народ знает еще бесконечное множество более мелких удальцов и просто разбойников, обладавших сверхъестественной силой и зарывавших в землю богатые клады.
Так, в Двиницкой волости (Вологодская губерния, Кадниковский уезд) разбойник-атаман, прозванный за свою неуловимость "Блохой", приставил к своему кладу целую свору злых рыжих собак. Кузьма Рощин, грабивший в Муромских лесах купеческие караваны, оставил после себя множество кладов в так называемом Рожновом бору. Это предание настолько свежо, что некоторые старожилы называют даже по именам его сподвижников и укрывателей. В Брянских лесах и вообще в южной лесной части Орловской губернии также называют много мест, где скрыты клады, зарытые полумифическим разбойником Кудеяром. Говорят, что над камнями, прикрывающими эти сокровища, не только вспыхивают огоньки, но два раза в неделю, в двенадцать часов ночи, слышен бывает даже жалобный плач ребенка. Этот Кудеяр (время деятельности его с достоверностью не указывается) на всем пространстве великорусской украйны, от Саратовского Поволжья вплоть до устьев Десны, до некоторой степени предвосхищает славу самого Степана Разина. Сверх вышеупомянутых орловских местностей, в семи уездах Воронежской губернии существуют урочища, носящие его имя. Указывают, например, его "лог", памятный ставками многочисленных табунов украденных им лошадей, его лощину-"мертвушу" – притон шайки, "городище" среди Усманского громаднейшего казенного леса, окруженное высоким валом и обрытое широкою канавою, даже со следами въездных ворот, и затем множество ям и курганов его имени, в которых находили человеческие кости, кинжалы, пики, бердыши, кольчуги, кольца, перстни, татарские монеты и проч. Вот почему не уменьшается страсть к отысканию кладов в Усманской даче, внушающей своим мрачным величием невольный страх и порождающей в народе смутные рассказы о том, что здесь заметны даже следы канавы, по которой намеревались некогда спустить целое озеро, называют "Чистым", чтобы достать со дна его, из огромных выходов и погребов, бочки золота и серебра, сундуки с дорогими камнями и мехами, даже целую старинную карету, сплошь наполненную деньгами, и т.п. Страсть к легкой наживе повсюду расплодила множество кладоискателей, которые до такой степени увлекаются идеей быстрого обогащения, что зачастую кончают однопредметным помешательством. Эти несчастные маньяки вызывают бесконечные насмешки и, сплошь и рядом, делаются жертвами обмана. За дорогую цену им продаются особые "записки кладов", к их услугам находятся руководители, заведомо приводящие на пустое место, заранее прославленное и искусно обставленное всеми признаками таинственного урочища и т.д. Вот несколько образчиков таких помешанных фанатиков.
