Лора Герд - Константинопольский Патриархат и Россия. 1901–1914
После ухода на покой 26 июля 1913 г. архимандрит Иона поселился в своем доме в Галатарии, вблизи храма-памятника в Сан-Стефано. Русское правительство назначило ему пенсию в размере 1000 рублей в год[189]. На его место был назначен ректор Тверской семинарии архимандрит Ювеналий (Машковский).
Может ли русский архиерей служить в Константинополе? Один канонический казус начала XX века
В 1907 г. по ходатайству российского посла в Риме Муравьева Св. Синодом была учреждена викарная Кронштадтская епископская кафедра для заведования русскими церквами Западной Европы. 28 июня 1907 г. на эту кафедру был назначен епископ Владимир (Путята). Согласно инструкции от 31 июля 1907 г., ему были подчинены все заграничные русские церкви за исключением Константинополя и Афин; мотивом такого исключения было наличие в этих городах древних православных епископских кафедр. Однако по определению Св. Синода от 2/24 сентября 1908 г. еп. Владимиру была дана новая инструкция о включении в сферу его деятельности также Константинополя и Афин. В конце 1908 г. он хотел посетить Афины с целью инспекции русской церкви, но это вызвало большое недовольство со стороны греческого духовенства; в результате поездка не состоялась[190].
Поездка еп. Владимира в Константинополь была запланирована на 1909 г. Поначалу патриарх Иоаким III благосклонно отнесся к этому намерению. Русский посол в Константинополе Н. В. Чарыков высказал мнение, что посещение еп. Владимиром русского храма в принципе возможно, но только при условии соблюдения канонических норм и тех форм, которые считаются патриархией достаточными для предотвращения недоразумения[191]. Напротив, настоятель русской посольской церкви в Константинополе архимандрит Иона (Byколов) не находил посещение еп. Владимира целесообразным. Дело в том, писал он, что вопрос обсуждался на заседании патриаршего Синода, и митрополиты Ксанфийский и Писидийский были против допущения Владимира к служению в Константинополе. Они высказывали опасения, что русские хотят поставить в Константинополе экзарха наподобие болгарского, а поминовение еп. Владимира на богослужении противоречит церковным канонам. «Настроение тревожное и опасное», – так резюмировал ситуацию архимандрит Иона; ради церковного мира от посещения нужно отказаться[192]. По материалам дипломатической переписки митрополит Санкт-Петербургский Антоний уже приготовил письмо к патриарху Иоакиму III с просьбой о разрешении еп. Владимиру служения в русской церкви, однако в ходе дальнейшего обсуждения возникли разногласия[193]. С одной стороны, в МИДе высказывались мнения, что поскольку русские посольские церкви подчиняются митрополиту Санкт-Петербургскому, а посольства, как и все дипломатические учреждения, пользуются правом экстерриториальности, то никакого разрешения Константинопольского патриарха на служение еп. Владимира вовсе не требуется. Более того, испрашивать подобное разрешение расценивалось как принижение достоинства России[194]. Противники этой точки зрения стояли за соблюдение буквы канонов и прав Константинопольского патриаршего престола.
Для того, чтобы решить это недоразумение, при Св. Синоде было созвано особое совещание «для обсуждения вопроса о том, может ли епископ Русской церкви совершать богослужение в русском храме, находящемся в епархии греческого епископа, без его разрешения». Во главе совещания был поставлен архиепископ Ярославский Тихон (Беллавин), будущий патриарх – членами его были назначены чиновники Св. Синода В. И. Яцкевич, Н. Ф. Марков, профессор Санкт-Петербургской духовной академии И. И. Соколов и канонист С. В. Троицкий. Заседание совещания состоялось 25 января 1910 г. За исключением С. В. Троицкого, все высказались за необходимость получения еп. Владимиром разрешения на служение от Иоакима III.
В качестве аргументов приводились примеры из недавнего прошлого: случаи служения русских духовных лиц на Востоке без получения соответствующего благословения, которые неизменно заканчивались более или менее конфликтными ситуациями. Так, настоятель Русской духовной миссии в Иерусалиме митрополит Кирилл (Наумов) в 1857 г. служил в Константинополе в болгарской церкви, что было воспринято в патриархате как нарушение канонов. В 1907 г. случился инцидент при освящении храма Св. Георгия в Мерсинджике близ Смирны. Чесменский митрополит Феоклит не признавал церковь русской, ни разу не помянул на богослужении имени российского императора и пытался отстранить настоятеля посольской церкви о. И. Говядовского от участия в освящении. Причиной этого недоразумения было отсутствие канонической грамоты к Вселенскому патриарху[195]. В. И. Яцкевич указал также на другие случаи подобного рода из истории русского духовенства в Иерусалиме. При назначении начальника Русской духовной миссии архимандрита Рафаила в 1894 г. отсутствие канонической грамоты от Российского Св. Синода вызвало большие затруднения при его представлении патриарху и осложнило налаживание между ними хороших отношений.
Аналогичные требования выдвигались и с русской стороны при назначении представителей восточных патриархатов в Москву. В 1898 г. Иерусалимский патриарх Дамиан возвел в сан архиепископа Неаполийского настоятеля Иерусалимского патриаршего подворья в Москве архимандрита Арсения. По этому поводу К. П. Победоносцев писал министру иностранных дел В. Н. Ламздорфу (письмо от 28 ноября 1898 г.), что «такое назначение, состоявшееся без предварительного сношения с императорским правительством и с Св. Синодом, представляется […] назначением доныне небывалым и весьма неудобным». До тех пор настоятелями подворий назначались только архимандриты. В результате представленные Арсением грамоты от патриарх Дамиана заслушаны не были, а сам он был отозван из Москвы[196].
Далее в докладе В. И. Яцкевича подробно анализируется случай с проектом посещения еп. Владимиром русской церкви в Афинах в 1909 г. Духовенство Элладской церкви утверждало, что согласно 28 правилу IV Вселенского собора один только Вселенский патриарх имеет право посылать епископов в «варварские страны»[197]. Это правило в данном случае истолковывалось в том смысле, что один только Вселенский патриарх из всех глав автокефальных церквей может посылать епископов в чужие, неправославные края. Что касается государств православных (Россия, Сербия, Греция, Черногория и Румыния), то и сам Константинопольский патриарх не имеет права посылать в них епископов. Назначение епископа Владимира в Рим и подчинение ему русских церквей в Афинах и Константинополе, таким образом, по мнению греческого Синода, нарушает 28 правило Четвертого собора в обеих его частях. Нарушается в данном случае и правило Первого (Никейского) вселенского собора, запрещающее православному епископу осуществлять свою власть в пределах чужой епархии[198]. Прибытие еп. Владимира в Афины является недопустимым и в силу 35 правила Св. Апостолов, которое запрещает епископу посещение чужой епархии для упорядочения церковных дел под угрозой отлучения[199]. Национальность, а, следовательно, экстерриториальность посольских храмов канонами не признается. Митрополит Санкт-Петербургский или уполномоченный им иерарх является в отношении к русскому духовенству в Афинах лишь дисциплинарным начальником, следовательно, без права совершения священнодействия в чужой епархии. «Фактически на тайном совещании у митрополита Афинского, состоявшемся в ноябре прошлого года, приняты были […] следующие заключения: русских заграничных епископов, а вместе с ними и подчиненное им духовенство (в Америке и Японии) в сущности нельзя признать каноничными; исключение делается в пользу посольских принтов, которые считаются правильно поставленными; русского епископа не следует допускать в Афины «ради покоя». Окончательное гласное решение вопроса откладывается ввиду того, что Греция нуждается в поддержке России в Критском деле»[200].
Профессор Петербургской духовной академии И. И. Соколов в своем докладе дал подробное историческое и каноническое обоснование необходимости согласования вопроса о посещении еп. Владимиром Константинополя со Вселенским патриархом. «Русский епископ не может совершать богослужение в храме русского посольства в Константинополе без разрешения патриарха Иоакима III, в епископии которого этот храм находится», – утверждал он. Каноническое обоснование этому содержится в 34 Апостольском правиле[201], 3 и 20 правилах Сардикийского собора[202], Номоканоне Фотия (VIII, 3)[203], 32 правиле Карфагенского собора[204] и 33 Апостольском[205]. Эти правила подтверждаются практикой на Востоке. Так, например, Неапольский архиепископ Арсений был назначен настоятелем Святогробского подворья в Константинополе только после согласования вопроса между обоими патриархами. Факты подобного рода известны начиная с XIV в. И. И. Соколов резко опровергает позицию министра иностранных дел: «Церковные каноны не знают прав экстерриториальности. Этот термин политического или дипломатического происхождения и к церковным учреждениям неприложим», – заявляет он. Иного свойства права ставропигии, которые не исключают распространения церковной власти на храм. В русской посольской церкви за богослужением возносятся имена: 1) патриарха; 2) Св. Синода; 3) митрополита Санкт-Петербургского Антония. «О каком же принижении или умалении церкви, духовной власти или епископа может быть речь там, где дело идет о соблюдении церковных канонов? – восклицает Соколов. – Напротив, исполнение канонов возвысит нас, русских, в представлении греков. Что бы у нас ни говорили о греках, но они, несомненно, всегда стремятся устроить церковную жизнь по канонам, и в этом – большая их заслуга. И я полагаю, что, если пребывание русского епископа в Константинополе будет обставлено всеми каноническими условиями и требованиями, то это может принести большую пользу в отношении братского единения двух православных церквей – Русской и Константинопольской», – заключает он. В данный конкретный момент, однако, поездку следует скорее отложить ввиду происшедшего разлада между Иоакимом III и патриаршим синодом[206].
