Ольга Рожнёва - Лекарство от уныния
– А зачем это вы, православные, крестики носите?! А почему вы Бога Отцом называете?!
– Как же нам Господа Бога называть, если не Отцом?
– Бога можно называть только Иегова!
Отец Борис у него тогда и спрашивает:
– Почему же Господь дал молитву «Отче наш», а не «Иегова наш»?
Молодой человек замолчал. Перестал размахивать журналом. Подумал и говорит:
– Ну, наверное, потому что «Отче наш» и «Иегова наш» – одно и то же…
– Ну, раз одно и то же, чего тогда вы к бабушкам пристаёте?!
Думаю, что даКак-то отец Борис пришёл домой из храма, и вдруг в дверь постучали. Батюшка как был в облачении, так к двери и подошёл. Открывает дверь, а там – свидетель Иеговы.
Не ожидал, видимо, свидетель увидеть православного священника, растерялся и спрашивает у него заранее заготовленный вопрос:
– А вот вы – в Бога верите?
Батюшка улыбнулся. Отвечает:
– Думаю, что да!
Свидетель так и взвился от радости:
– Думаете?! Ах, вы думаете! Да если бы вы действительно в Бога верили, вы бы не говорили так!
Батюшка у него спрашивает:
– Скажите, а апостол Павел, по-вашему, как – имел Святого Духа?
Свидетель даже рассердился:
– Конечно, имел, он был апостол!
– Так он же говорил про себя: «Думаю, что и я имею Духа»…
Развернулся свидетель Иеговы и ушёл от батюшки. Так вот они и поговорили…
Диалог со свидетелями ИеговыМестное кабельное телевидение выделило двадцать минут в неделю для православной передачи. Передачу стал вести отец Борис, и назвали её «В духе истины».
Всё бы ничего, только как-то просит директор телестудии Гинзбург зайти батюшку к себе в кабинет. Заходит отец Борис в кабинет, а директор ему и говорит:
– Приходили иеговисты. Жалуются, что православным мы эфир предоставляем, а им – нет. А у нас больше двадцати минут в неделю не получится на передачу тратить. Что делать, батюшка?
Подумал отец Борис и говорит:
– Так пускай они на передачу приходят, пообщаемся!
И вот наступило время очередной передачи. Пришёл отец Борис в студию, а там уже два свидетеля Иеговы сидят. Одеты в чёрные костюмы. Вид строгий, воинственный, готовы к обличению православного священника. Только камеру включили, как один вскочил и начал батюшке выговаривать:
– Почему это у вас прихожане, когда благословение берут, руку целуют? Где это в Библии сказано руки целовать?! Если вы мне это место укажете, я сам вам руку поцелую!
Отец Борис ему и отвечает:
– Хорошо, я разрешу вам поцеловать руку, если вы укажете мне место в Библии, где сказано, что вы должны носить брюки.
Замолчал свидетель. Сел на стул. Тогда другой вскакивает:
– Мы живём исключительно по Библии, а вот вы вечно толкуете о Священном Писании и Предании. А мы в предания не верим! Их люди передавали, а люди могут ошибаться!
Отец Борис достал Библию и отвечает:
– Найдите мне изречение в Библии, где бы говорилось, что можно верить только Библии. Не можете? А я вот вам могу найти много мест в Библии, где заповедано верить пророкам и учителям, и тому, что говорили когда-то пророки…
Смотрят свидетели, а у батюшки закладочки такие красивые лежат в Библии. Тогда они оба встали и молча ушли из телестудии. Так и не получилось у отца Бориса диалога со свидетелями Иеговы…
Краски бытия
Прикосновение Господа
Сегодня у меня гости: из Калуги приехала Екатерина (имя по её просьбе изменено), главная героиня моего рассказа «Молитва Веры». Приехала не одна – привезла с собой свою лучшую подругу, почти сестру, по её словам, Людмилу (а это имя настоящее). Знакомимся.
Людмила – милая, приветливая женщина под пятьдесят, по профессии инженер путей сообщения. Она из Сосенского, это небольшой городок рядом с Козельском и Оптиной пустынью. Мы с Катей накрываем на стол, а Людмила общается с моей мамой.
Читала у святых отцов: «Приветливость искренняя – дар Божий, который даруется за чистоту сердца». Мама после инсульта парализована и чужих не очень жалует, но тут, смотрю: маме нравится приветливая собеседница, они быстро находят общий язык, о чём-то уже весело разговаривают.
Людмила приехала, чтобы поделиться своей историей, которая, как она думает, может оказаться полезной другим родителям. Итак, история Людмилы и её сына Серёжи.
Тот день навсегда останется в памяти Людмилы как один из самых тяжёлых дней в её жизни. Шёл 92-й год, Серёже исполнилось три, и он в первый раз был отправлен в детский сад. Дичился шустрых, привычных к детскому обществу ребятишек, и, пока остальные играли, один сидел в беседке, испуганный, потрясённый переменами в своей маленькой жизни.
Людмила пришла рано, раньше всех родителей, прижала к себе зарёванное чадо, удивилась тому, что весь мокрый и никто не переодел. Воспитательница парировала:
– А почему вы, мамаша, не предупредили, что сам на горшок не ходит?! Их много, а я одна!
– Так он ходит сам на горшочек, не привык просто к чужой обстановке… Я завтра его ещё раньше заберу, вы уж проследите, пожалуйста…
Но завтра в садик им пойти не пришлось. Ночью у ребёнка поднялась высокая температура, он весь горел. Вызванный врач поставил диагноз: ангина. Несколько дней Серёжу лечили дома антибиотиками, но лучше не становилось: температура поднималась до сорока градусов, опускалась на полчаса от жаропонижающих лекарств до тридцати восьми с половиной, и красный столбик снова стремительно поднимался до сорока.
Положили в больницу, колют уколы, лучше не становится. Обкладывают льдом, ставят капельницы – лучше не становится. Людмила чувствует, что врачи уже сами понимают: не справляются. Ищут машину отправить ребёнка в областную больницу в Калугу – то водителя нет, то машина сломана. Наконец нашли. Медсестра садится впереди и говорит водителю:
– Быстрее езжай, чтоб успеть довезти.
А Людмила сидит сзади, держит на руках горячее тельце, сама ни жива ни мертва. Едут быстро. Под Перемышлем гаишник за превышение скорости машину останавливает, медсестра выбегает, что-то говорит ему, он их отпускает.
Приехали в областную, врач в приёмном покое смотрит карточку, вслух читает: «лейкоз». Людмила спрашивает:
– Простите, а что это?
Врач как не слышит. Кладут в палату. Людмила смотрит: дети в палате худые, под глазами синяки, матери бледные, суровые. У соседки спрашивает:
– Простите, что такое лейкоз?
– Рак.
И Людмила начинает плакать. Слёзы текут, и ничего поделать не может. Только соседки по палате ей долго плакать не позволили, вывели в коридор и пригрозили:
– Будешь реветь – потребуем твоей выписки! Ребёнок тут останется, а сама домой поедешь! Поняла?! Тут все дети больные! Ты будешь реветь, а наши дети будут нас спрашивать: «Отчего это тётя плачет?» Так что либо берёшь себя в руки, либо домой едешь!
Зубы стиснула – терпит. Детям делают химиотерапию, Серёже пока капельницы ставят, обследуют, лучше не становится. На улице лето, в палате душно, разрешили им выходить на улицу, в больничный дворик. На руках вынесет сыночка, сидит с ним на лавочке. Женщина с ребёнком тоже гуляет, подходит ближе, спрашивает:
– Что у вас?
– Лейкоз…
– А… ну, лейкоз – это значит, всё…
И уходит не оборачиваясь. Людмила сына в палату унесла, сама в коридор вышла, поднялась по лестнице на пролёт между этажами, где никого нет, лбом в стекло упёрлась и разрыдалась. Рыдает и остановиться не может. И вот в тот момент она в первый раз в жизни стала молиться Богу:
– Господи, я такая грешная! Господи, прости меня! И я никогда в жизни не молилась – прости меня! Но, Господи, я никому в своей жизни не желала зла… Господи, смилуйся! Исцели моего ребёнка!
И тут она явственно почувствовала, как сверху донизу, от макушки до пят прошла по всему телу волна тепла. Дрожь такая прошла сверху донизу, реально, ощутимо. И ещё раз. И ещё – в третий раз. Трижды. И она почувствовала прикосновение Господа. Ощутила, что не впустую сказала слова, что не в мёртвое пространство бросила. Почувствовала, что услышана.
Этот ответ на молитву невозможно спутать ни с чем другим. Душа чувствует прикосновение Божие и тает вся от ласки Господа. Появляются мир и покой в сердце.
Людмила вернулась в палату. И этот день был первым днём, когда у Серёжи спала температура. Стала нормальной. До этого: сорок – тридцать восемь и пять – опять сорок. А тут – тридцать шесть и шесть! И ребёнок стал выздоравливать.
Через две недели им сняли диагноз как ошибочный и выписали домой. А Людмила стала верующим человеком.
Воцерковилась не сразу. Как многие новоначальные, не привыкшие к церкви, полагала, что верить нужно в душе. И молиться своими словами.
Тоже сын помог. Стал подрастать, а она редко в храм ходит – только на праздники большие, а об исповеди и причастии и понятия не имеет. Как-то собралась в Оптину, а шестилетний Серёжа говорит:
– Возьми меня с собой!
– Так ты же не умеешь молиться, сыночек, тебе же скучно там будет…
