Иоанн Златоуст - Творения, том 7, книга 1
4. Пора, однако, обратиться к началу прочитанного. Какое же начало? “Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода”, приходят “в Иерусалим волхвы с востока”. Волхвы последовали за ведущею их звездою, а иудеи не поверили и проповедовавшим пророкам. Но для чего евангелист означает и время и место, говоря: “В Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода”? Для чего также упоминает о самом достоинстве? О достоинстве - для того, что был и другой Ирод, умертвивший Иоанна; но тот был четверовластник, а этот царь; на время же и место указывает для того, чтобы привести нам на память древние пророчества, из которых одно произнес Михей: “И ты, Вифлеем-Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными?” (Мих. 5:2), другое - патриарх Иаков, который, с точностью означивши время, указал и важнейший признак пришествия Христова: “Не отойдет, - сказал он, - скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов” (Быт. 49:10). Достойно исследования и то, откуда волхвам пришла мысль идти, и кто их побудил к тому. Мне кажется, что это было делом не одной звезды; но сам Бог подвиг их сердце, подобно тому, как поступил Он с Киром, расположив его отпустить иудеев. Впрочем, Он сделал это не нарушая свободного произволения, подобно тому как и Павла призвав гласом свыше, вместе явил Свою благодать и открыл его послушание. Но, скажешь, почему не всем волхвам открыл это? Потому, что не все бы поверили, а эти были готовы более других. Тысячи народов гибли, а к одним только ниневитянам послан был пророк Иона; двое было разбойников на кресте, но один только спасся. И так знай, что волхвы оказали добродетель не тем одним, что пришли, но и тем, что поступили смело. Чтобы их не сочли людьми подозрительными, они по приходе рассказывают о своем путеводителе, о дальнем пути, и при этом обнаруживают смелость: “Пришли, - говорят они, - поклониться Ему”, и не страшатся ни ярости народной, ни жестокости царя. Из этого заключаю, что они и дома были учителями своих соотечественников; если здесь - в Иерусалиме - они не усомнились говорить об этом, то с большим дерзновением проповедовали о том в своем отечестве, после того, как получили откровение от ангела и свидетельство от пророка. “Услышав это, Ирод царь встревожился, и весь Иерусалим с ним”. Ироду, как царю, естественно было опасаться и за себя, и за детей; но чего боялся Иерусалим, когда пророки задолго предсказали о Христе, как о Спасителе, благодетеле и освободителе? Что же смутило иудеев? То же легкомыслие, которое и прежде отвращало их от Бога - их благодетеля, так что, получивши полную свободу, вспоминали о египетских мясах. Смотри же, как пророки ничего не опускали: один из них задолго предсказал и об этом: “Будут отданы на сожжение, в пищу огню. Ибо младенец родился нам - Сын дан нам” (Ис. 9:5,6). Но несмотря на свое смущение, жители Иерусалима не заботятся сами проверить случившееся, не следуют за волхвами, не любопытствуют: столько-то они были всех упорнее и нерадивее! Им надлежало бы хвалиться, что у них родился Царь, и привлек к себе страну персидскую, и что все им покорятся, когда обстоятельства так переменились к лучшему, когда самое начало так блистательно; но они и от того не сделались лучшими, хотя только лишь освободились от плена персидского. Если бы им не открыто было никаких высоких тайн, то, судя по одним настоящим событиям, можно бы им было заключить так: если столько благоговеют к нашему Царю при самом его рождении, то гораздо более будут бояться его и покоряться ему в совершенном его возрасте, и мы сделаемся гораздо славнее варваров. Но ни одна подобная мысль не восхитила их: столь велика была их беспечность, а вместе с нею и ослепление! Потому тщательно надобно удалять от себя оба эти порока, и надобно быть сильнее огня тому, кто хочет против них вооружиться. Потому-то и Христос сказал: “Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!” (Лк. 12:49). Потому и Дух Святый является в виде огня.
5. Но мы холоднее праха и мертвее мертвецов, тогда как видим, что Павел возносится выше неба и неба небес, сильнее всякого пламени все преодолевает и возвышается над всем дольним и горним, настоящим и будущим, сущим и несущим. Положим, что этот пример не по твоим силам; впрочем, это отговорка одной твоей беспечности (что Павел имел пред тобою лишнего, почему бы тебе невозможно было подражать ему?). Но, чтобы нам не спорить, оставив Павла, возьмем в пример первенствующих христиан, которые оставили богатство, имения, заботы и все житейские дела, предали себя совершенно Богу, день и ночь прилежно внимая учению слова. Таков духовный огонь; он не оставляет в нас никакого пристрастия к земному, но воспламеняет нас иною любовью. Потому-то возлюбивший духовное, если нужно будет и все оставить, презреть удовольствия и славу, отдать самую душу, все это сделает без всякого затруднения. Теплота духовного огня, проникая душу, изгоняет из нее всякую беспечность, и объятого ею делает легче пера, и заставляет презирать все видимое. Такой человек пребывает уже в непрестанном сокрушении (сердца), проливая неиссякаемые источники слез, и получая от того великое удовольствие, потому что ничто столько не сближает и не соединяет с Богом, как такие слезы. Такой человек, хотя живет и в городе, проводит жизнь как в пустыне, в горах и в пещерах, не занимаясь окружающими его, и никогда не насыщаясь своими слезами, плачет ли о себе или о чужих грехах. Потому-то и Бог прежде других ублажил плачущих, сказав: “Блаженны плачущие” (Мф. 5:4). А как же Павел говорит: “Радуйтесь всегда в Господе” (Флп. 4:4)? Он говорит об удовольствии, проистекающем от этих слез. Как мирская радость бывает смешана с печалью, так слезы по Боге произращают всегдашнюю и неувядающую радость. Так блудница, объятая этим огнем, стала достойнее дев. Согретая покаянием, она воспылала такою любовью ко Христу, что распустила волосы, и святые ноги Его обливала слезами, отирая их своими волосами, и не жалела мира. Но все это было только наружное; а что происходило у нее в сердце, и что видел один Бог, то было гораздо пламеннее. Оттого и каждый из нас, слыша об этом, радуется с нею, восхищается ее добрым делом, и прощает ей все проступки.
Если же мы, будучи злы, произносим о ней такой суд, то подумай, сколько она оправдана человеколюбивым Богом, и какие собрала плоды покаяния, еще до получения даров Божиих? Как после проливного дождя воздух делается чистым, так и по пролитии слез настает тишина и ясность, а мрак греховный исчезает. Как сперва очистились мы водою и духом, так после очищаемся слезами и покаянием, если только делаем это не по лицемерию и тщеславию. Плачущая притворно заслуживает даже более осуждения, нежели та, которая прикрашивается румянами и притираньями. Я требую слез, проливаемых не на показ, а из сокрушения, проливаемых тайно, в уединенной комнате, без свидетелей, в тишине и в безмолвии, слез из глубины сердца, от внутренней скорби и печали, проливаемых единственно для Бога, каковы были слезы Анны: “Уста ее, - сказано, - только двигались, и не было слышно голоса ее” (1 Цар. 1:13). Но одни только слезы вопияли громогласнее трубы; за такие слезы и отверз Бог утробу ее, и жесткий камень сделал мягкою нивою.
6. Если и ты плачешь так же, то подражаешь своему Господу. И Он ведь плакал о Лазаре (Ин. 11:31), об Иерусалиме (Лк. 19:41), и возмутился духом об Иуде (Ин. 13:21). Да и часто бывало, что Его видели плачущим, а чтобы Он смеялся, или хотя мало улыбался, этого никогда никто не видел, - почему и ни один из евангелистов не упомянул о том. Также и Павел, что он плакал, и плакал три года день и ночь, сам о том свидетельствует (Деян. 20:31), и другие о нем говорят то; а чтобы когда-либо смеялся, об этом нигде не говорит ни сам он, ни другой апостол, ни один из святых, ни о нем, ни о ком другом ему подобном. Об одной только Сарре говорит Писание (Быт. 18:12), за что она и получила упрек, также о сыне Ноевом, который за то из свободного сделался рабом. Впрочем, я говорю это, не запрещая смеяться, но удерживая от неумеренного смеха. Скажи мне, чему без меры радуешься и смеешься, когда подлежишь такой ответственности, должен некогда предстать на страшный суд и дать строгий отчет во всем, что сделано тобою в жизни? Мы должны дать отчет во всех произвольных и непроизвольных грехах своих: “А кто, - говорит Господь, - отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным” (Мф. 10:33). Хотя бы это отречение было невольное, однако же, и оно не избежит наказания, и за него отдадим отчет, и за то, что знаем, и чего не знаем: “Ибо [хотя] я ничего не знаю за собою, - говорит Павел (1 Кор. 4:4), - но тем не оправдываюсь”, - и за то, что сделано по неведению и за то, что - сознательно. “Ибо свидетельствую им, - говорит апостол (Рим. 10:2), - что имеют ревность по Боге, но не по рассуждению”. Однако же, это не оправдывает их. И в послании к Коринфянам: “Но боюсь, чтобы, как змий хитростью своею прельстил Еву, так и ваши умы не повредились, [уклонившись] от простоты во Христе” (2 Кор. 11:3). Тебе нужно будет дать такой строгий отчет, а ты сидишь и смеешься, шутишь и думаешь о забавах? Но скажешь: какая польза, если вместо этого буду плакать? Громадная польза, - такая, что нельзя и выразить словом. На суде человеческом, сколько ни плачь, не избежишь наказания, когда определение сделано; а здесь, если только вздохнешь - и приговор уничтожен, и прощение получено. Вот почему Христос так часто и говорит нам о слезах и называет плачущих блаженными, а смеющихся бедными. Здесь не место смеху, и собрались мы сюда не смеяться, но стенать, и за эти стенания наследовать царствие. Стоя пред земным царем, ты и слегка улыбнуться не смеешь; а где обитает Владыка ангелов, стоишь без трепета и без благоговения, даже смеешься, когда Он много раз прогневан тобою? И не подумаешь, что этим раздражаешь Его больше, нежели грехами? Подлинно, Бог обыкновенно отвращается не столько от грешащих, сколько от тех, которые, учинив грех, не сокрушаются о нем. При всем том некоторые столь бесчувственны, что, несмотря на сказанное, говорят: лучше мне никогда не плакать, но дай Бог всегда смеяться и играть. Что может быть безрассуднее такой мысли? Не Бог, а дьявол учит играть. Выслушай, что случилось с играющими: “И сел народ, - говорит Писание, - есть и пить, а после встал играть” (Исх. 32:6). Так вели себя содомляне, так вели себя жившие пред потопом. О первых говорит Писание, что они в гордости, и в изобилии, и “пресыщении и праздности” (слав. - в сытости хлеба сластолюбствовали) (Иез. 16:49). А жившие при Ное, столько времени видя созидаемый ковчег, беззаботно веселились, нимало не думая о будущем; за это самое всех их и погубил наступивший потоп, и всю вселенную подверг тогда кораблекрушению.
