Алексий Потокин - Об одной заповеди Христа
Таким образом, бессилие человека не безнадежно для Того, Кто воскрешает мертвых для любви к другим, только бы оно (бессилие) было высказано не себе — в отчаянии, как приговор, а Ему — в надежде. Между прочим, если последнее осуществится, человек обязательно вскоре услышит и затем исполнит заповедь Христа: «Встань и ходи».
Цельность жизни Царствия Небесного может быть еще одним подспорьем в понимании Его законов; так все заповеди помогают до конца раскрыть одну, а одна дополняет (делает полными, совершенными) все остальные. Создает общность этих заповедей не способ мышления или выверенный план, а единый дух, собирая богатство смыслов всех притч и слов в простоту и гармонию «единого на потребу». У Христа не было и нет вспомогательных или промежуточных заповедей. Так, для бессильных и лентяев удобно выполнять самую маленькую и легкую заповедь, а все труднейшие и величайшие заповеди окажутся «нечаянно» (незаметно, сами собой) исполненными (сравни с притчей о нерадивых наемниках).(Мф.18,23)
Попробуем отнестись со вниманием к незнакомой нам таинственной небесной жизни, которую открывает, возвращает, обещает Сын, исполняющий волю Отца. Через Его образ, через Его слово, которое мы, слыша, не слышим, так как Царствие, которое в нас есть, — спит, (а подобное воспринимается подобным). Будем терпеливо ожидать суда милости над собой, способного, превосходя законы справедливости, возродить, пробудить к жизни душу.
«Итак, кто….одну из заповедей сих малейших….сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном» (Мф. 5. 19).
В Нагорной проповеди, обращенной к скорченным, уткнувшимся в землю и ее законы, погибающим детям Израиля, Христос зовет их восклониться своими желаниями и узреть Небесное Царствие, в котором граждане естественно, доброй волей исполняют в своих взаимных отношениях такую заповедь: «И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф. 5. 41).
Прежде чем ознакомиться с мыслями наших собеседников (например, читателей Евангелия) по взаимно интересующей нас теме, какая бы она ни была — простая или сложная, — всегда полезно прежде вспомнить или сформулировать свою точку зрения (вернее — жизненную позицию) относительно обсуждаемого предмета. Даже ошибочное или мелкое, поверхностное мнение, мужественно заявленное совестью как свое в результате обмена мыслями-сокровищами со своими искренними, — способно принести добрый плод, хотя бы как раскаяние в своей ограниченности, глупости — тем самым освободив, расчистив от этой ограниченности площадку-область внутреннего пространства для строительства крепкого правдой внутреннего дома-мировоззрения. Напротив, малодушное, аморфно-бесформенное любопытство-безразличие в познании мнения другого заполнит внутреннюю обитель скукой, пустотой, отталкивающей все живое (именно воровская дочь-пустота крадет чужое пространство, предназначенное для святыни, заполняя святое место собой. Первозданный мир весь был наполнен бытием — воровство-измена внесли в него смертельную пустоту).
Задумаемся даже на продолжительное время над предложенным жизненным даром Христа, хранящимся в этой заповеди, если он понравится –обеспокоит нас. Припомним, что прежде, чем ответить на обращенный к Нему вопрос, Христос часто спрашивал: «Что ты сам можешь сказать об этом?» И беседа продолжалась только в том случае, если человек не лукавил, не прятал собственного мнения, а иначе слышали от Него: «И я вам не скажу».
Авторы толкований на Евангелие от Матфея раскрывают заповедь о готовности ко второму поприщу как некий призыв к совершенствованию, некоему умножению, собиранию в терпении сил на добрые дела. Это относится к учителям ранней Церкви и современным авторам, пытающимся соединить мысли святых отцов и современных проповедников Церкви. Например, Иоанн Златоуст в своем толковании проводит аналогию с заповедью, предшествующей ей: « И кто захочет… взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» (Мф. 5. 40). Именно из этого сравнения он выводит их общий смысл — пробуждение, побуждение христианина к возрастанию в добродетелях, таких как великодушие и терпение притеснений. У Феофилакта, арх. Болгарского [3]: «Что я говорю о рубашке и верхней одежде»? говорит Господь: «и самое тело свое отдай тому, кто насильно тащит тебя, и сделай более, чем он желает». «Толковая Библия» А. П. Лопухина (Петербург 1911 г.) и вовсе говорит, что: «Смысл стиха понятен и не требует объяснения», а «Числа «одно» и дальнейшее «два» не следует считать определенными».
Гладков [4] в своем толковании (стр.225) считает, что слова Христа показывают «только примеры исполнения заповеди «благо творите ненавидящим вас»; то есть за ненависть, за зло, причиненное тебе, не мсти, но и не бездействуй, а воздавай за зло добром, сопротивляйся злу, но только не его оружием; примеры же нельзя возводить в степень заповеди; к тому же, примерами этими не исчерпываются все способы противления злу добром. Один из современных переводов Библии (*) так воспроизводит Евангельский текст: «И понуждающему идти с тобой милю, иди с ним две».** Отметим, что в данном переводе даже утрачивается общепринятый смысл поприща, как некоего дела или делания, а не только отмеренного шагами расстояния. Видимо, для усиления буквального одностороннего восприятия в сноске указываются понятные, привычные единицы измерения: 1 миля=1,6 км.
Укажем, что русская разговорная и литературная речь удержала именно расширенный смысл употребленных в евангельских притчах древней меры денег — таланта, как способности человека, — и длины — поприща, как рода деятельности. То есть даже не узкий круг богословов, но весь крещеный мир понимал, что за бытовыми, обиходными понятиями в учениях Христа скрывался духовный смысл. Так, например, человек призван умножать не только врученное ему материальное достояние, но и любое другое — ум, память, доброту, творческие способности, работоспособность, умение дружить, служить, доверять, радоваться. Кроме того, видимо, для ограничения круга возможных ситуаций, включенных в данную заповедь, в примечаниях указывают на юридическую норму того времени, существовавшую в Палестине, по которой местные жители обязаны были по требованию римских воинов-курьеров помогать нести их груз на расстояние одной мили, которую римляне иногда, пользуясь силой, бессовестно удваивали. Тут тоже в первую очередь предлагается смысл, заключающийся в смиренном понуждении себя без злобы на удовлетворение требований всякого насилия и даже с видимой благодарностью за понесенные несправедливости и скорби.
Мы отмечали, что слова Христа кроме буквального значения — а именно к нему сводятся известные толкования этой заповеди, — имеют в себе универсальную силу действия во всех возможных жизненных ситуациях и по отношению ко всем, без исключения, людям разных эпох и слоев. Помимо этих упрощенных и поверхностных разъяснений, которые без усилий доступны для понимания даже падшим людям с нечистым сердцем (а последнее означает, в принципе, признание возможности выполнения Евангельской заповеди грешниками), поищем смысл слов Христа, при исполнении которых преодолевалась бы разобщенность людей, разделенных в том числе временем и пространством, талантами и трудолюбием. Отметим к тому же, что падший ум упорно ищет, как приспособить Евангелие к ограниченным возможностям уязвленного жалом смерти верующего, как снизить, умалить слово Христа, чтобы небесную жизнь можно было подменить земными добродетелями. И если он добивается своего, убеждая своего господина, что он праведен, является хранителем традиций и благочестия, Христос и Его Царство уходят из жизни этого человека. «Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали? (то есть опираясь в том числе на Твои слова — прим.) и не Твоим ли именем бесов изгоняли? И не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Мф. 7 .22-23).
Лицемерие, лукавство очень часто прячутся от людей под маской обыденности, банальности. Так и представление о заповедях и притчах Христа, как о самих собой разумеющихся нравственных установках, ясных, доступных, понятных для помраченного разума грешников, сродни расхожим приемам в точных науках. Например, в математике, где за высказываниями «легко доказать», «очевидно», «нетрудно заметить» часто прячутся глобальные, сложные для обоснования, не решенные до конца основополагающие проблемы.
Возвращаясь к Священному Писанию и его заповедям, можно сказать, что когда сердце чисто, горячо, чутко (то есть любит), заповеди Христа представляются простыми, доступными, ясными, естественными. И наоборот, когда сердце другое (а оно другое почти всегда), понимающее только себя, подозрительное, унылое, скучно-холодное, то слова Христа кажутся либо соблазном, насмешкой, безумием, путаницей, противоречием чистому разуму, либо перевертышем-противоположностью этому суду, примитивной нормой общедоступной религии, расхожей бытовой догмой учительствующего морализатора.
