Монах Лазарь (Афанасьев) - Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни
В январе 1911 года старец Варсонофий сказал в беседе с духовными чадами своими: «Сейчас мы переживаем лютые времена. После объявления всяких свобод при Александре II усилилась разнузданность, люди восстают один на другого, не щадя ни родства, ни дружбы. Восстают против законной власти – все попрано: вера, добродетель, стыд». О. Варсонофий исповедовал много отчаявшихся интеллигентных мирян, получал письма от них. Он говорил, что мир «уже не стонет, как прежде, а ревет». Старец предсказывал грядущие гонения на Церковь, на священников и монашествующих, – многое из таких высказываний записал бывший тогда его учеником преп. Никон. Но в то же время старец и ободрял слушающих: «Мне приходится слышать жалобы на то, что мы переживаем теперь трудные времена, что теперь дана полная свобода всяким еретическим и безбожным учениям, что Церковь со всех сторон подвергается нападкам врагов, и страшно за Нее становится, что одолеют Ее эти мутные волны неверия и ересей. Я всегда отвечаю: “Не беспокойтесь! За Церковь не бойтесь! Она не погибнет: врата адовы не одолеют Ее до самого Страшного Суда; за Нее не бойтесь а вот за себя бояться надо, – правда, что наше время очень трудное. Отчего? Да оттого, что теперь особенно легко отпасть от Христа, а тогда – гибель”. «Не надо унывать, – говорил он. – Пусть унывают те, которые не веруют в Бога – для них, конечно, скорбь тяжела, так как кроме земных удовольствий они ничего не имеют, – но людям верующим не должно унывать, так как скорбями они получают право на сыновство, без которого нельзя войти в Царствие Небесное».
Христиане победят! А как? Старец Нектарий видел сон, который пересказал С. А. Нилусу. «Вот главное, – рассказывал он, – вижу я огромное поле, и на поле этом происходит страшная битва между бесчисленными полчищами богоотступников и небольшой ратью христиан. Все богоотступники превосходно вооружены и ведут борьбу по всем правилам военной науки, христиане же безоружны. Я, по крайней мере, какого оружия при них не вижу, и уже предвидится, к ужасу моему, исход этой неравной борьбы: наступает момент конечного торжества богоотступнических полчищ, так как христиан почти уже не осталось. По-праздничному разодетые толпы богоотступников с женами и детьми ликуют и уже празднуют свою победу… Вдруг ничтожная по численности группа христиан, между которыми я вижу и женщин и детей, производит внезапное нападение на Божиих противников, и в один миг все огромное поле битвы покрывается трупами безбожной рати, и все неисчислимое скопище ее оказывается перебитым, и притом, к крайнему моему удивлению, без помощи какого бы то ни было оружия. И спросил я близ стоящего от меня христианского воина:
– Как могли вы одолеть это несметное полчище?
– Бог помог! – таков был ответ.
– Да чем же? – спрашиваю. – Ведь у вас и оружия-то не было.
– А чем попало, – ответил мне воин».
Старец Нектарий предсказал революцию и убиение Государя с семьей: «Государь будет великомученик». На тревожные вопросы, что ожидает верующих, старец Нектарий отвечал: «Верные могут не бояться, их оградит благодать. В последние времена с верными будет то же, что было с апостолами перед Успением Богоматери. Каждый верный, где бы он ни был, на облаке будет перенесен в Ковчег-Церковь. Только те, кто будет в Ней, спасутся… Держитесь твердо Православия».
Когда многое совершилось, в 1922 году иеромонах Никон едва ли не последним покидал Оптину Пустынь, захваченную и разрушаемую большевиками. Последние были службы, последние его слова. Тогда, в частности, он писал своей матери: «Что будет? Как будет? Когда будет? Если случится то и то, куда приклониться? Если совершится то и то, где найти подкрепление и утешение духовное? О, Господи, Господи. И недоумение лютое объемлет душу, когда хочешь своим умом все предусмотреть, проникнуть в тайну грядущего, неизвестного нам, но почему-то страшного. Изнемогает ум, планы его, средства, изобретаемые им – детская мечта, приятный сон. Проснулся человек – и все исчезло, сталкиваемое суровой действительностью, и все планы рушатся. Где же надежда? Надежда в Боге».
Ныне опять – наступление зла, недоумения и опасения верующих, борьба, поиски средств защиты… Успокоимся. Прибегнем к писаниям и словам Оптинских преподобных старцев. Они все сказали. Они не обманут. Они укрепят. Во всем-всем и в нашей вере в Господа Бога.
РАБ БОЖИЙ ОГОРОДНИК АВРААМИЙ
Нет исторических известий о том, когда основана была Оптина Пустынь. Первые письменные упоминания о ней относятся ко времени царствования Бориса Годунова, то есть к XVI веку, но тогда обитель уже существовала как старая. Предположения о древнем ее возникновении были. Иеромонах Ераст (Вытропский; 1829–1913), автор «Исторического описания Козельской Оптиной Пустыни и Предтечева Скита» (Оптина Пустынь, 1902; переиздано в 1998 г.), предполагает, что Оптина появилась в домонгольский период, примерно в середине XIII века. В дальнейшем, с конца XVI до конца XVIII века обитель, подобно христолюбивому человеку, идущему к спасению узким путем, переживала тяжелые времена и не однажды бывала на краю гибели, то есть исчезновения.
Это был небольшой монастырь с одним храмом – Введенским, сначала деревянным, потом каменным. Келлий и других строений было немного. И все ветхое, бедное. Случалось, жили здесь два-три монашествующих насельника, терпящих крайнюю бедность. Как ни старались местные бояре, вкладывая средства, – их не хватало. В то же время царь Петр издал ряд указов, утесняющих, а то и вовсе разоряющих православные монастыри. Императрица Екатерина II едва и вовсе не угасила в России монастырскую жизнь. Указом Синода 1724 года, еще при Петре, Оптина была упразднена с передачей имущества в Спасо-Преображенский Белевский монастырь, братия переселена туда же. О. Ераст писал: «Что касается братии Оптинского монастыря, то должно полагать, что они, согласно монашеским обетам, переносили разгром Пустыни с покорностью воле Божией. Хотя исполнители предначертаний Петра I и требовали, чтобы звания Оптиной Пустыни нигде и никогда не упоминалось, но братия не падала духом и терпеливо ждала лучших времен для своей Обители».
Вот как будто все кончено… Однако прошло всего два года, и Господь чудесно возродил Оптину Пустынь: Петр I умер в январе 1725 года, – царствовавшая после него всего два года императрица Екатерина I (скончавшаяся в мае 1727 года) успела совершить немало добрых дел. Уже 8 июня 1726 года Синод рассмотрел прошение Козельского стольника Андрея Шепелева «с товарищи» о восстановлении монастыря и постановил «Оптину монастырю быть по прежнему». Молитвы братии и прихожан обители были услышаны. Имущество не было возвращено обители, за исключением богослужебных книг и самой необходимой утвари. Келлии и все необходимое пришлось строить заново. Введенский храм тоже обветшал. Еще долго, почти две трети XVIII века, монастырь пребывал в бедности. Но вот Господь привел на берег Жиздры митрополита Платона (Левшина), московского владыку, в ведении которого находилась тогда и Калужская провинция. Это было в 1796 году.
Митрополит Платон (1737–1812) был образованнейший иерарх Русской Православной Церкви, молитвенник и аскет, блестящий «московский Златоуст», воспитатель и друг императора Павла I. Благодаря ему Павел I в противоположность своей матери (Екатерине II) был настоящим православным христианином и патриотом России. Вступив в 1796 году на престол, он отменил все указы Екатерины, утесняющие и уничтожающие монастыри или храмы. При помощи митрополита Платона он начал дело возрождения в России монашеской жизни, назначая материальное обеспечение беднейшим обителям.
Что увидел митрополит Платон на другом берегу Жиздры? Бедный монастырь с тремя престарелыми монахами (и один из них слепой), с трудом поддерживавшими в нем молитвенную жизнь. Мудрый владыка окинул взглядом местоположение обители, осмотрел постройки, и все это привело его в глубокое раздумье… Он видел за этой неустроенностью и бедностью что-то другое. Он молился при этом. Вероятно, наитием Духа Святого он тогда, на берегах Жиздры, провидел будущую славу Оптиной Пустыни. Во всяком случае, возвратившись в Москву, митрополит Платон начал решительные действия. Он призвал к себе настоятеля Николаевского Пешношского монастыря архимандрита Макария и попросил его найти способного и дельного монаха, которого можно было бы послать в Оптину Пустынь для должного ее устроения. Архимандрит Макарий дал сначала иеромонаха Иосифа, но тот, потрудившись в Оптиной с год, вышел из нее по болезни. Митрополит снова обратился к о. Макарию с вопросом о «дельном» монахе. «Да у меня нет таких, владыка святый, – отвечал тот. – А вот разве дать тебе огородника Авраамия?» Преосвященный почувствовал в этой оговорке нечто такое, что заставило его захотеть видеть этого огородника своими глазами. Пришлось о. Авраамию побывать в Москве у митрополита. Тщетно он ставил на вид свои немощи, говоря, что такое назначение выше его сил, но он не был стар, и владыка благословил его быть настоятелем Оптиной Пустыни.
