Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.
Политика турецкого правительства по отношению к христианским подданным и их религии
(от завоевания Константинополя до конца XVIII в.)[3129]В 1453 г. Константинополь пал под ударами Магомета II, и на развалинах Византийской империи утвердилось государство османов, или оттоманов, которое с XVII в. принято называть Оттоманской империей. Возрастание Турецкой империи, начавшееся за полтораста лет до завоевания Константинополя, не остановилось и в 1453 г.; оно и после того продолжалось в течение ста двадцати лет. Это стодвадцатилетний период, в который выдающаяся роль и первое место принадлежат двум султанам — Магомету II и Сулейману I, был самым блестящим и замечательным временем в истории Оттоманской империи и имел решающее влияние на последующую ее судьбу. Это было время, когда владения оттоманов расширились вследствие новых приобретений в Европе, Азии и Африке (Сербия, Босния, Пелопоннес, острова Архипелага, Трапезунд, Сирия, Египет, Тунис), когда турецкие знамена победоносно развевались в Офене и под стенами Вены, влияние султанов простиралось на Молдавию, Валахию и Крым; но, что важнее, — это было время, когда государству была дана организация, которая почти без перемен сохранялась до начала XIX в. и частью сохраняется доныне, когда для восточных христиан было создано то юридическое и фактическое положение, которое держалось до первой половины настоящего столетия. С 1574 г. начинается упадок Турецкой империи; зародыши его таились в том государственном устройстве, которое составляет славу Магомета II и Сулеймана I. Как результат государственного строя, особенностей политической и социально общественной жизни упадок империи был явлением неизбежным. Начавшись во второй половине XVI в., он с неумолимой постепенностью совершается до нашего времени. В первые три века после его начала совершилась работа предварительная и вместе с тем самая существенная; болезнь вполне назрела и окончился процесс внутреннего разложения государственного организма. В XIX в. болезнь вышла наружу, внутреннее разложение проявилось внешним распадом, несмотря на попытки турецкого правительства исправить зло, — попытки, оказавшиеся поздними и недейственными.
Как ни странным может показаться с первого взгляда, однако же не подлежит ни малейшему сомнению тот факт, что величие Оттоманской империи, блеск ее в лучшую пору ее существования до известной степени созданы руками христиан. Было немало искателей приключений из христиан, которые поступали в войско турок и принимали участие в их походах; особенно важные услуги они оказывали туркам в тех отраслях военного и морского дела, в которых сами турки не обладали достаточной опытностью и знанием; они заведовали артиллерией, флотом, работали в арсеналах и на корабельных верфях. Несравненно большее значение для Оттоманской империи имели христианские ренегаты, т. е. христиане, принявшие ислам добровольно или по принуждению. Еще задолго до завоевания Константинополя у османов установилась система — привлекать христиан на службу государству, предварительно обратив их в ислам; существовали правильно организованные учреждения со специальной целью приготовлять для военной и гражданской службы христианских мальчиков, взятых в плен на войне или в виде подати с мирного христианского населения. Эта система тщательно поддерживалась и после занятия Константинополя, в блестящий период Оттоманской империи до 1574 г. Янычары, турецкая пехота, исключительно состояли из христиан, обращенных в мусульманство; сипаги, турецкая конница, состоявшая на жалованьи, в отличие от сипаги, конных ленников, не получавших жалованья, тоже почти исключительно пополнялись христианами, перешедшими в ислам. Все важнейшие административные должности были в руках христианских ренегатов. Должность великого визиря в рассматриваемый период ни разу не была занята природным турком, но ее занимали лица, происходившие из христианских фамилий. При Сулеймане I, при котором была окончательно выработана должность великого визиря, было три знаменитых администратора, занимавших эту должность: Ибрагим-паша, Рустем-паша и Магомет-Соколли. Все они не были османами по происхождению: первый был грек, попавшийся туркам в плен, второй — сын сербского крестьянина, отданный помещиком казне в виде уплаты за долги, третий был родом из Требинья, в молодости готовился к поступлению в духовное звание у своего родственника, приходского священника, получил уже звание чтеца, но на 18-м году жизни был взят турками при сборе десятины с христианских детей. При других султанах было то же, что при Сулеймане; должность великого визиря была как бы привилегией христианских ренегатов и не вручалась лицам турецкого происхождения. Со второстепенными должностями было то же самое. Можно привести ряд имен, принадлежащих лицам, игравшим политическую роль при Магомете II и после него, о которых определенно известно, что они не были турецкого происхождения. Хасс-Мурад-паша, беглербег Румелии, который помог Магомету II одержать победу над владетелем Карамана в Азии, был греческий ренегат из рода Палеологов; Балабан-Бадер и Якуб, боровшиеся со Скандербегом в Албании, оба были албанские ренегаты; Сулейман, водивший войска Магомета П против венецианцев, был боснийский ренегат; после удачной экспедиции в Апулию и взятия Отранто при Магомете II наместником этого города был поставлен греческий ренегат, говоривший по-итальянски; план осады острова Родоса был составлен для Магомета II одним немецким ренегатом. При Сулеймане I во время переговоров с королем Фердинандом выступают на сцену два толмача Порты, один — немецкий ренегат, другой — польский и т. д. Вообще можно сказать, что вся администрация, войско и флот находились почти исключительно в ведении лиц, не бывших османами по происхождению, а вышедших из среды христианского населения. Только те отрасли управления, с которыми связано было попечение о духовных интересах османского народа — правосудие, религия, образование, — составляли исключительное достояние природных османов; ни один христианин, перешедший в ислам, никогда не был допущен к занятию судебной должности, к отправлению религиозных треб или обучению турецкого юношества. Таким образом, существовало самое строгое разграничение: материальные силы государства были в руках христианских ренегатов, духовная жизнь народа — в руках природных османов. Эта система была в полной силе до 1574 г., т. е. в период процветания Оттоманской империи, и мы можем констатировать знаменательный факт, что начало упадка империи сопровождается нарушением системы, совпадает с первыми попытками турок обойти ее. От XVI в. есть известия, что турки отдавали детей христианам с тем, чтобы при взимании подати христиане выдавали их за своих собственных и чтобы таким образом они могли попасть в ряды янычар и на высшие административные должности в государстве.’ Эти и другие подобные злоупотребления привели наконец к тому, что христиане были освобождены от обязанности платить десятину детьми; эта тягостная для их нравственного и религиозного чувства подать была отменена в 1638 г. Как бы то ни было, тем или другим способом в XVI в. много природных османов очутилось на высших государственных должностях — гражданских и военных, постепенно они стали брать численный перевес над лицами, вышедшими из христиан, а вместе с тем оканчивается период процветания Оттоманской империи, она начинает клониться к упадку. Если ставить эти явления в генетическую связь, то можно сделать весьма нелестный для турецкого самолюбия вывод относительно способности османов к самобытной политической жизни.
Систематическое покровительство ренегатам из христиан, обычай раздавать им лучшие и доходнейшие места принесли несомненную пользу империи. Но насколько он был полезен османам, настолько же был вреден христианам, в значительной мере способствуя их деморализации. Лучшие силы христиан отвлекались на службу исламу, люди даровитые и честолюбивые приносили религиозные убеждения в жертву материальным выгодам и эгоистическим расчетам, христианская молодежь становилась равнодушной к вере отцов. Мы видим примеры, когда чисто политические соображения делаются мотивом к перемене веры. Брат боснийского краля Сигизмунд и его сестра Екатерина принимают ислам только для того, чтобы обеспечить себе помощь Магомета И и при его содействии получить во владение часть Боснии. Один из восьми сыновей трапезундского императора Давида принимает ислам для того, чтобы избежать участи, которой подверглись его отец и братья, павшие от руки палача. С той же целью — спасти жизнь — принимает ислам лесбосский герцог Николай вместе со своим братом. Жители Хиоса после взятия острова османами при Сулеймане I ищут в исламе спасения для своей свободы и делаются мусульманами, не желая быть рабами мусульман. Грузинский царь Менотшер переходит в ислам, потому что видит в нем верное средство сделать для себя хорошую карьеру. Много было подобных примеров, когда посторонние побуждения, не имевшие ничего общего с внутренними религиозными убеждениями, заставляли христиан переходить в мусульманский лагерь. Это были случаи, достойные сожаления, но не заключавшие в себе никаких особенно опасных для дела христианства симптомов. Гораздо опаснее было то общее настроение, которое стало господствовать в юном христианском обществе, походило на религиозную индифферентность и бросалось в глаза путешественникам. Один писатель середины XVI в. следующим образом передает свои впечатления: «Живы еще люди, которые помнят, как был взят Константинополь и как Греция, Албания, Валахия и Сербия, называемая ныне турками Боснией, из государств снизошли в разряд простых провинций. Эти люди остаются верными Христу. Но молодежь начинает забывать Его, и недолго ждать того времени, когда от имени христиан останется одно воспоминание. То же произойдет в Хорватии, Венгрии и Славонии, которые незадолго перед этим, благодаря новым победам, присоединены к Оттоманскому государству».[3130] Мрачные предсказания Георгиевича, которому принадлежат эти слова, были вызваны видом того всеобщего равнодушия, которое он встречал среди христиан и которое заставляло опасаться, что достаточно малейшего толчка, чтобы уже не отдельные личности, но целые массы совратились в ислам. До какой степени опасения были основательны, видно из того, что их разделяло само турецкое правительство, причем, само собой понятно, внутренняя подкладка этих опасений у турецкого правительства была совершенно другая, чем у Георгиевича. Георгиевича тревожила будущая судьба христианства на Востоке, а турецкое правительство озабочено было материальным ущербом, какой терпит государство от перехода христиан в мусульманство, так как с уменьшением числа христиан должен уменьшиться харадж, платимый ими государству, и взимаемая с них подать детьми. Во второй половине XVI в. Порта обратила на этот предмет серьезное внимание и приняла меры к тому, чтобы преградить христианам возможность уклоняться от государственных повинностей под ширмой ислама, выдавая себя за перешедших из христианства в мусульманство. Один венецианский посланник в своем донесении венецианскому сенату определенно свидетельствует, что султан воспретил христианам переходить в ислам с целью освободить своих детей от взятия на службу под видом десятины.[3131] Это свидетельство весьма характеристично. Оно показывает, что религиозный фанатизм, составляющий неотъемлемую принадлежность вооруженных столкновений турок с христианским миром, ограничивался полем битвы и мало заявлял о себе в правительственной сфере. Фанатизм всегда составлял у турок жизненный нерв военного дела; но коль скоро вопрос не касался войны, религиозное настроение легко уступало место политическим соображениям. С другой стороны, это свидетельство служит косвенным указанием того, что религиозное сознание в христианском обществе под влиянием турецкого господства и турецкой системы управления понизилось, твердость в вере ослабела и случаи совращения в ислам сделались чаще, чем были прежде. Георгиевич имел поэтому некоторые основания с тревогой ожидать того времени, когда самое имя христиан будет истреблено в Оттоманской империи. К счастью, его ожидания не оправдались: христианство не только уцелело, но сделалось охраной национальности, народных нравов и залогом политического возрождения Востока. Решающее значение в этом деле имело то обособленное и до известной степени независимое положение, которое создано было для христиан Магометом II после завоевания Константинополя в 1453 г.
