Α. Спасский - Α. Спасский История догматических движений в эпоху Вселенских соборов
Безъ сомнения, это воззрение на рождение Сына отъ Отца, какъ актъ не только вечный, но и непрерывно продолжающийся, въ первый разъ высказываемое въ христианской литературе, составляетъ самый блестящий пунктъ въ догматической системе Оригена и вноситъ существенныя поправки въ прежнее богословие. Оно исключаетъ всякое различие между λόγος ενδιάθετος и λόγος προφορικός, лежавшее въ основе апологетической теологии, потому что если Отецъ всегда и безъ всякаго хронологическаго промежутка рождаетъ Сына, то не остается никакого места для того момента, когда бы Логосъ находился въ скрытомъ состоянии. По Оригену такое различие невозможно уже и потому, что оно противоречило бы неизменяемости Божией. Точно также нематериальность и духовность существа Божия исключали у Оригена всякую мысль ο «προ βολή» или «истечении», имевшую такое большое значение въ системахъ Ипполита и Тертуллиана. «Будучи неделимымъ и неразделимымъ, Богъ делается Отцомъ, не выделяя (ούπροβαλων) Его, какъ думаютъ некоторые, потому что, если Онъ есть истечение (προβολή) Отца и рождается отъ Него, какъ дети животныхъ, то производящий и произведенный должны быть теломъ».
Но этотъ рядъ мысли не былъ уже оригиналнымъ для эпохи Оригена. Онъ развитъ у Плотина и, быть можетъ, былъ предвосхищенъ учителемъ его Аммониемъ. Вечное бытие мира и Единаго у него, — какъ и у Оригена, постулировано къ вечному бытию Ума, второго начала. Плотинъ также говорилъ ο рождении Ума изъ Единаго и понималъ его, какъ вечный актъ. «Да будетъ далека отъ насъ мысль ο какомъ–либо временномъ рождении (γενεσιν εν τω χρόνω) Ума отъ Единаго, отъ насъ, ведущихъ речь ο всегда сущихъ въ настоящемъ», — заявляетъ онъ, разсуждая ο происхождении Ума. «Что всегда совершенно, всегда и вечно рождаетъ совершенно». Единое не подлежитъ никакимъ хронологическимъ категориямъ времени, но и для Ума не существуетъ времени. «Для Него нетъ прошедшаго, но все существуетъ въ настоящемъ, содержится въ Немъ, какъ настоящее». И любопытно, что и Плотинъ долженъ былъ притти и действительно пришелъ къ темъ же самымъ выводамъ относительно происхождения Ума, какъ Оригенъ сделалъ ο Сыне, и на техъ же самыхъ основанияхъ. Для Плотина, какъ и для Оригена, столь же невозможно было философское разграничение между λόγος ένδιάθίτός и λόγος προφό ρικος такъ какъ Единое, Умъ и миръ существуютъ вечно. И προβολή (истечение) Плотинъ отрицаетъ не менее энергично, чемъ Оригенъ. Единое остается въ самомъ себе неподвижнымъ и не уничтожается, когда истекаетъ изъ Него потокъ бытия, и происшедшее отъ Него не составляетъ отдельной части, но находится въ Немъ.
Само собой понятно, что тадой глубокий умъ, какъ Оригенъ, не могъ остановиться на тайомъ чисто логическомъ и формальномъ мотивировании вечнаго и постояннаго рождения Сына отъ Отца, какъ неизменяемость Божества. Рождение Сына въ этомъ случае ничемъ бы ни отличалось отъ происхождения мира, который, вследствие неизменяемости Божества, Оригенъ также считалъ вечнымъ. Ближайшее, что дало бы ему возможность теснее и внутренно связать Сына съ существомъ Отца, была идея ο рождении Сына изъ сущности Отца. Она была известна ему, но не только не привлекла его внимания, а напротивъ, вызвала мощный отпоръ. «Есть люди, — говоритъ Оригенъ, — которые слово: «Я истекъ отъ Отца» понимаютъ въ смысле: «Я рожденъ отъ Отца», такъ что, оставаясь последовательными, они должны признать, что Сын рожден из сущности Отца (εκ ονσίας τον πατρός), который какъ бы съ рождениемъ Сына уменьшается въ Своемъ объеме, лишается принадлежащей Ему части существа, изъ которой образовался Сынъ, — подобно тому, какъ это можно представлять ο беременныхъ. Α затемъ по последовательности имъ остается назвать Отца и Сына теломъ и сказать, что Отецъ разделился». Грубое, антропоморфическое и телесное представление объ отношенияхъ высшихъ духовныхъ существъ слышалось ему въ учении ο рождении Сына изъ сущности Отца, и тонкая мысль Оригена, воспитанная на отвлеченнейшей философии древняго мира, не могла остановиться на этой материальной идее. Въ противоположность учению ο рожденин Сына изъ сущности Отца онъ ставитъ тезисъ ο рождении Его, какъ воли или хотения изъ мысли Отца. «Сынъ рожденъ изъ самой мысли Отца, какъ хотение отъ мысли. Ибо неделима природа нерожденнаго Отца, и потому нельзя думать, что Онъ родился чрезъ уменьшение или разделение существа Отца (vel divisive, vel imminutione substantiae). Ho назовемъ ли мы Бога мыслью или сердцемъ, или умомъ, Онъ, пребывая чуждымъ всякихъ пространственныхъ движений, производя отрасль воли, сталъ Отцомъ Слова». Аналогия мысли и хотения, такъ внимательно развиваемая Оригеномъ, заключала въ себе безспорныя преимущества: устраняя всякия эманатическия и телесныя представления, она изображала рождение Сына отъ Отца, какъ глубоко внутренний актъ, несравнимый ни съ какимъ физиологическимъ процессомъ и въ этомъ отношении была гораздо пригоднее, чемъ аналогия съ словомъ внутреннимъ и произнесеннымъ, такъ какъ всякое членораздельное слово представляетъ собой нечто материальное. Эту сторону дела хорошо выясняетъ самъ Оригенъ. «Следуетъ остерегаться, — говоритъ онъ, — чтобы кто–либо не впалъ въ нелепыя эманатическия представления ο делении природы Бога Отца на части. Предположить даже въ слабой степени что–либо подобное ο безтелесной природе не только верхъ нечестия, но крайняя степень неразумия… Итакъ, скорее, какъ хотение происходитъ отъ мысли, но не отсекаетъ отъ нея никакой части и само не отлучается и не отделяется отъ нея, подъ какимъ–либо подобнымъ этому образомъ следуетъ представлять и рождение Сына отъ Отца».
Но рождение Сына отъ Отца, какъ хотения отъ мысли, не есть только одинъ образъ изъ многихъ подобныхъ: онъ лежитъ въ основе всехъ представлений Оригена объ отношении Сына къ Отцу, «является итогомъ всехъ изследований Оригена объ этомъ предмете въ самомъ систематическомъ изъ его произведений и разсматривается, какъ данный изъ св. Писания». Наиболее подробное и , можно сказать, исчерпывающее вопросъ объяснение этого подобия Оригенъ даетъ въ περί άρχων 1, 2, 9 : «Нужно представить себе силу Божию (Virtus Dеi—η δυναμις τον Θεον , какъ основу жизни и деятельности Borafqua niget) —ту вездесущую и вседовлеющую силу, которою все содержитъ и управляетъ Онъ. Отъ всей этой безмерно — великой силы (totius virtute et tot immensae) происходитъ испарение (vapor) и, такъ сказать, мощь (vigοr—жизнь), которое имеетъ собственную ипостась(ип sua propria substantia eftec tus). Хотя оно происходитъ изъ этой силы, какъ хотение, однако же и само хотение Божие становится силой (virtus). Такимъ образомъ является другая сила, существующая въ своей особности (in sua prnpri» tate sussistens), —некоторое испарение первой и нерожденной силы Божией (vapor quiddm pnmae et ing nitae virtutis Dеi) изъ нея получающей свое бытие и сущность». Литературная энергия этой тирады соответствуетъ внутреннему содержанию ея .Virtusqua vivet Dеus (сила, которою живетъ Божество), сосредоточиваетъ въ себе всю жизненность Божества и, если формально разнится отъ сущности, то во всякомъ случае является целостнымъ ея выражениемъ. Отъ этой силы раждается Сынъ, какъ испарение — мощь и цветъ всей этой целой, безмерно великой силы, какъ энергия ея или адэкватное ей внешнее выражение. И этотъ процессъ совершается не только внутри Божества, онъ выходитъ, такъ сказать, наружу, объективируется. Испарение Божества, Сынъ становится другой силой (virtus altera), существующей въ своей особности (in sua proprietate), имеющей свою ипостась.
Лучшимъ комментариемъ къ разсматриваемому месту служитъ разсуждение Плотина ο происхождении второго начала изъ перваго (Единаго). «Первое начало есть могущественная и совершеннейшая сила—δυναμις потенциальность (το πρώτον και πάντων τελειώτατον, και δύναμις ή πρώτη, δεΐ πάντων των όντων δυνατόταιον είναι), но не энергия.
«Какимъ образомъ производится энергия, — ставитъ вопросъ Плотинъ, — между темъ какъ единое остается темъ же самымъ ? Но есть энергия сущности и энергия изъ сущности каждаго (индивидуума). Энергия сущности есть самъ индивидуумъ, взятый въ своей актуальности; энергия изъ сущности должна быть съ безусловной необходимостью другою по отношению къ самой сущности. Такъ, въ огне есть теплота, входящая въ составъ сущности предмета, и есть теплота, происходящая отъ той, когда огонь развиваетъ энергию, свойственную его природе, какъ огня. Такъ и тамъ — единое вполне сохраняетъ свой собственный характеръ, остается неизменно–целымъ съ присущей ему энергией, но родившаяся отъ этой последней энергия, и получивъ испостась какъ бы отъ величайшей силы (δυνάμεως), развивается до бытия и существа; ибо то единое было выше сущности». И здесь и тамъ одинаковое соотношение дела. Плотинъ понимаетъ первое начало, какъ силу, возможность, идеально содержащую въ себе всемогущество и совершенство. Оно обладаетъ энергией существа, какъ совокупностью качественныхъ определений, но эта энергия скрывается внутри Его существа и еще не выра зилась в действительности (ενέργεια —δύναμις). Это—Virtus (δυναμίζ). qua vivet Deus — Оригена, мыслимая такъ же потенциальной, поскольку она не составляетъ еще собой vjg· r ipse virtutis. Второе начало у Плотина рождается изъ перваго, какъ энергия изъ существа и само по себе, независимо отъ какихъ — либо внешнихъ обстоятельствъ, становится ипостасью, получаетъ бытие и сущность. У Оригена Сынъ также получаетъ Свое бытие отъ Отца, какъ vigor virtutis. энергия безмерно великой божественной силы и существуетъ въ своей особенности, какъ самостоятельная ипоетась. Важность заключающейся здесь мысли понятна сама собой. Какъ энергия, неразрывно связапная съ силой (Богомъ) въ своемъ бытии и действии, Сынъ составляетъ Собой необходимое условие существования Отца, является вечнымъ и неизменнымъ проявлениемъ Его. Правда, какъ и Умъ Плотина, Онъ рождается ради мира, но не обусловливается въ Своемъ бытии миромъ. Миръ и человекъ — это цель, обрисовывающаяся вдали. Бытие Сына, какъ и Ума, вызывается внутреннею потребностью Божества, — въ лежащемъ въ Немъ, какъ силе, постоянномъ и вечномъ стремлении проявить Себя въ Сыне, какъ Своей энергии. Понятие «Отецъ» является, такимъ образомъ, въ системе Оригена первичнымъ, чемъ Творецъ, и бытие Сына получаетъ трансцендентальный характеръ, независимый отъ мира.