Α. Спасский - Α. Спасский История догматических движений в эпоху Вселенских соборов
Философия Плотина представляетъ собою одно изъ оригинальнейшихъ проявлений древняго эллинскаго творческаго ума, поражающее тонкостью своей мысли, логической последовательностью, цельностью и законченностью миросозерцания, ознаменовавшее собою последний расцветъ философскаго гения Эллады. Въ основе его философскаго учения лежитъ учение ο «единомъ», первомъ начале бытия, определяемомъ въ крайне возвышенномъ и отвлеченномъ тоне. Единое есть не только противоположность всего множественнаго, но полное отрицание его. Никакое определение къ нему неприложимо: мы не можемъ сказать, что оно есть, само по себе, но только, что оно не есть. Мы, правда, должны признать, что оно является первымъ основаниемъ всякаго бытия и жизни, но черезъ это мы узнаемъ только то, что оно существуетъ, всякая же попытка определить его бытие более положительно несостоятельна и, поэтому, оно есть нечто неизреченное. Единое выше ума, выше мысли, выше бытия и сущности, и выше красоты и всякаго познания. Никакие психические и логические процессы не приложимы къ нему. Единое не имеетъ, ни воли, ни добродетели, ни самосознания и выше жизни, хотя оно и есть причина жизни. Оно просто и безгранично. Единое выше блага, но можетъ быть и благомъ, но это благо не есть нечто отличное отъ Heгo, и не можетъ быть приписано Ему, какъ сказуемое; оно тожественно съ благомъ, единое и есть самое благо. Взятое въ отношении къ бытию, единое есть первый принципъ бытия, первая сила (πρώτος δύναμις), безначальная и неизменная. Безначальность (нерожденность) и неизменность — основныя определения единаго.
Учение Оригена ο Боге въ значительной степени совпадаетъ съ учениемъ Плотина ο единомъ. — Богъ непостижимъ и необъяснимъ (ineomppnsib.lis et inaestibabilis), невидимъ и безтелесенъ. Онъ прость и не допускаетъ въ Себе никакой сложности, не имеетъ въ Себе пичего большаго и меньшаго и есть единство (μόνας)) и единичность (ενας). По Своему бытию Онъ есть сущий, ни отъ кого не происшедший, никому не обязанный своимъ бы–тиемъ. Онъ всегда имелъ то, что Онъ есть, и не получилъ ни отъ кого Своего существования, и потому веченъ и неизменяемъ. Онъ есть начало всего, светъ и благо, источникъ самаго блага. Природа Божества непостижима, и сила человеческаго ума, хотя бы это былъ самый чистейший и святейший умъ, не въ силахъ понять Его. И собственно говоря, можно поставить вопросъ: приложимы ли къ Богу какия бы то ни было опре–деления? Не легко решить, — говоритъ Оригенъ, — сущность ли Он или выше сущности (τη ουσία η επεκειѵа ουσίας ύδ'ναμει χαϊ φύσει τοϋ θεον) умъ ли Онъ или выше ума (νουν τοίνον ή έπεκείνα νοϋ). Ηо въ другихъ местахъ Оригенъ выражается определеннее. Богъ выше всего мыслимаго. Мудрость, истина, светъ и жизнь — отъ Него и потому Онъ выше всего этого.
Но само собой понятно, что христианский писатель не могъ оставаться на этихъ чисто отвлеченныхъ определенияхъ. Единое Плотина не имеетъ ни мысли, ни движения, ни энергии, но Богъ Оригена есть разумъ, самосознательная и познающая Себя Личность. «Богъ есть простая разумная природа. Онъ есть и всецелый умъ, и какъ умъ можетъ двигаться и действовать».Онъ имеетъ полное и совершенное знание ο Себе, какъ и знание ο Сыне и ο всемъ. Страстное желание утвердить мысль ο Боге, какъ личности, обладающей мышлениемъ и самосознаниемъ, быть можетъ, вопреки неоплатонизму, привело Оригена къ оригинальному понятию ο Немъ, какъ существе самоограниченномъ по всемогуществу и всеведению. Богъ не есть απειρον(безграничное), какъ училъ ο немъ Плотинъ: по мысли Оригена, наоборотъ, все безграничное, какъ заключающее въ себе елементъ неопределен–ности, непознаваемо, а потому и Богъ, если бы Онъ былъ безграниченъ по Своему существу и силе, не могъ бы познавать Самого Себя, точно также и дела его остались бы вне сферы ведения Его, если были бы безграничны. «Если бы могущество (δνναμις) Божие было безгранично (αοιηρον), тο оно по необходимоети не знало бы Самого Себя, потому что по природе безграничное (άπειρον)—непознаваемо; итакъ, Онъ сотворилъ все, что могъ знать и содержать въ своихъ рукахъ и управить Промысломъ». «Можетъ ли Богъ постигать все, или не можетъ? Сказать, что не можетъ, — нечестиво. Если же Богъ постигаетъ все, то понятно, что это все имеетъ начало и конецъ; ведь, все, что не имеетъ совершенно никакого начала, не можетъ быть постигаемо». Это оригинальное понятие Оригена ο Боге, какъ существе самоограниченномъ по всемогуществу и всеведению, осталось его личною собствен–ностью, между темъ какъ его неоплатоническое воззрение на Божество, какъ бытие непостижимое, недоступное никакимъ логическимъ определениямъ, воспринято было и еще далее развито у последующихъ поколений.
Важнейшимъ пунктомъ догматической системы Оригена, на который онъ потратилъ массу силъ и которому посвятилъ большую часть своихъ разсуждений, является учение ο рождении Сына отъ Отца. Богъ не изменяемъ ни въ области деятельности, ни въ области мысли. Поэтому, отъ вечности Онъ долженъ иметь у Себя Сына. «Отецъ никогда, ни въ одинъ моментъ Своего бытия, не могъ существовать, не рождая Премудрости, потому что если мы допустимъ, что Богъ родилъ Премудрость— Сына, прежде не существовавшую, то Онъ или не могъ родить ее прежде, чемъ родилъ, или могъ, но не хотелъ родить. Ясно, что этого сказать нельзя: въ томъ и другомъ случае обнаружилось бы, что Богъ или не возвысился изъ состояния неспособности въ состояние способности, или же медлилъ и откладывалъ родить Премудрость». «Богъ никогда не начиналъ быть Отцомъ, потому что ничто не препятствовало Ему сделаться Отцомъ, подобно человеческимъ родителямъ, которые не всегда могутъ стать отцами. Если же Богъ всегда совершенъ и всегда обладалъ силой (όυναμις) сделаться Отцомъ и притомъ считать Своимъ благомъ быть Отцомъ такого Сына, что могло задерживать Его въ самолишении такого блага, т. — е., такъ сказать, вследствие котораго Онъ делается Отцомъ?». Но Отецъ не только родилъ Сына и пере–сталъ рождать, но всегда рождаетъ Его… «Спаситель нашъ есть сияние Славы, а ο сиянии славы нельзя сказать, что оно рождено одинъ разъ и ужъ более не рождается, но, какъ светъ постоянно производитъ сияние, такъ рождается и сияние Славы Божией. Такъ и Спаситель вечно рождается отъ Отца и потому говоритъ: «прежде всехъ холмовъ Онъ рождетъ Меня», а — не–родилъ Меня». Какъ актъ постоянный и вечный это рождение не имеетъ никакого начала, — «не только такого, которое можетъ быть разделено на какия–либо временныя протяжения, но и такого, какое обыкновенно созерцаетъ одна только мысль (тепз) въ себе самой, и которое усматривается, такъ сказать, чистою мыслию и духомъ (апито).
Безъ сомнения, это воззрение на рождение Сына отъ Отца, какъ актъ не только вечный, но и непрерывно продолжающийся, въ первый разъ высказываемое въ христианской литературе, составляетъ самый блестящий пунктъ въ догматической системе Оригена и вноситъ существенныя поправки въ прежнее богословие. Оно исключаетъ всякое различие между λόγος ενδιάθετος и λόγος προφορικός, лежавшее въ основе апологетической теологии, потому что если Отецъ всегда и безъ всякаго хронологическаго промежутка рождаетъ Сына, то не остается никакого места для того момента, когда бы Логосъ находился въ скрытомъ состоянии. По Оригену такое различие невозможно уже и потому, что оно противоречило бы неизменяемости Божией. Точно также нематериальность и духовность существа Божия исключали у Оригена всякую мысль ο «προ βολή» или «истечении», имевшую такое большое значение въ системахъ Ипполита и Тертуллиана. «Будучи неделимымъ и неразделимымъ, Богъ делается Отцомъ, не выделяя (ούπροβαλων) Его, какъ думаютъ некоторые, потому что, если Онъ есть истечение (προβολή) Отца и рождается отъ Него, какъ дети животныхъ, то производящий и произведенный должны быть теломъ».
Но этотъ рядъ мысли не былъ уже оригиналнымъ для эпохи Оригена. Онъ развитъ у Плотина и, быть можетъ, былъ предвосхищенъ учителемъ его Аммониемъ. Вечное бытие мира и Единаго у него, — какъ и у Оригена, постулировано къ вечному бытию Ума, второго начала. Плотинъ также говорилъ ο рождении Ума изъ Единаго и понималъ его, какъ вечный актъ. «Да будетъ далека отъ насъ мысль ο какомъ–либо временномъ рождении (γενεσιν εν τω χρόνω) Ума отъ Единаго, отъ насъ, ведущихъ речь ο всегда сущихъ въ настоящемъ», — заявляетъ онъ, разсуждая ο происхождении Ума. «Что всегда совершенно, всегда и вечно рождаетъ совершенно». Единое не подлежитъ никакимъ хронологическимъ категориямъ времени, но и для Ума не существуетъ времени. «Для Него нетъ прошедшаго, но все существуетъ въ настоящемъ, содержится въ Немъ, какъ настоящее». И любопытно, что и Плотинъ долженъ былъ притти и действительно пришелъ къ темъ же самымъ выводамъ относительно происхождения Ума, какъ Оригенъ сделалъ ο Сыне, и на техъ же самыхъ основанияхъ. Для Плотина, какъ и для Оригена, столь же невозможно было философское разграничение между λόγος ένδιάθίτός и λόγος προφό ρικος такъ какъ Единое, Умъ и миръ существуютъ вечно. И προβολή (истечение) Плотинъ отрицаетъ не менее энергично, чемъ Оригенъ. Единое остается въ самомъ себе неподвижнымъ и не уничтожается, когда истекаетъ изъ Него потокъ бытия, и происшедшее отъ Него не составляетъ отдельной части, но находится въ Немъ.
