Алексей Бакулин - Книга встреч
— Обычно по нашим деревням много наркоманов, — такое время сейчас. Нередко встречаются среди деревенских жителей даже прямые сатанисты… Как с этим в Бегуницах?
— Что-то, конечно, встречается, но в целом дела обстоят не так уж плохо, — лучше, чем где-либо. Я думаю, что причина тут вот в чём: коренного населения здесь мало. Когда-то люди приезжали в наши края на комсомольские стройки, — это были люди активные, созидательные, положительные… Видимо, традиции тех лет ещё живут. Индивидуализма здесь мало, — а индивидуализм главное зло нашего времени. Люди хотят жить по-человечески, — а жить в полной мере по-человечески можно только, если ты живёшь по-Божьи. Постепенно народ это начинает понимать. А каким путями пойдёт воцерковление? Пути найдутся. И не обязательно те, на которые мы сейчас рассчитываем. Каждое время указывает свою дорогу к сердцу человеческому, и нельзя всё время ходить одними и теми же тропами, воображая, что мы всё ещё живём в XIX веке. Люди пронесли через советское время искорку веры, — и вот теперь её раздуло в небольшой огонёк. Будем верить, что огонёк этот разгорится в большой, всех согревающий костёр.
* * *Огоньков сейчас по России горит много. Вот один из них: женский монастырь в Старой Ладоге. Когда я его посетил, казалось, что этому огоньку не разгореться ни в коем случае: слишком мало пламя, слишком силён ветер. Однако, монастырь растёт, и, как говорят, сейчас уже значительно обустроился. Тогда же, в 2007 году, всё выглядело так…
3. ЛЮБОВЬ К РОДНОМУ ПЕПЕЛИЩУ
Как это бывает? — растёт-растёт дуб, — и сто лет, и двести, и триста, а потом — буря, молния, не выдерживает старый дуб, валится с треском, и долго-долго, может быть, ещё сто лет, на том месте, где он стоял, только пень расщеплённый торчит. Но проходит время — и вот из пня поднимается побег — тонкий, слабый, но живой, с двумя-тремя дубовыми листочками. Как хочется, чтобы выжил, вырос…
…Древний-древний монастырь. Не самый ли древний на землях области? Во всяком случае, есть такое мнение, что основан он ещё св. прп. Анной Новогородской, бывшей в миру супругой Ярослава Мудрого. Монастырь крепкий, богатый, владевший многими землями и деревнями на берегах Волхова — Староладожский Свято-Успенский девичий монастырь. Старая Ладога у большинства из нас связана в памяти с Никольским мужским монастырём, а про девичью обитель, возрождённую в 2005 году, ещё мало кто слышал. Когда я сейчас смотрю на насельниц этой обители — настоятельницу, матушку Ангелину (Васильеву), двух юных инокинь и нескольких послушниц, сосчитать которых хватит пальцев на руках, — вот такое и приходит сравнение на ум: тоненькая веточка на останках могучего некогда дуба.
День солнечный, безветренный; Волхов у монастырских стен так чист и невозмутим, словно монахини каждое утро старательно полируют его. А я бы не удивился, если бы это и вправду было так: вся обитель (а она занимает ни много ни мало — четыре гектара) носит следы неустанной женской заботы. Монастырь весь в руинах, но никому он не покажется мёртвым, заброшенным: растёт побег на старом корне. Посреди монастыря — огромный Успенский собор, построенный ещё в XII веке, недавно отреставрированный, весь сияющий одновременно и новизной, и древностью. Внутри он чисто отштукатурен, кое-где видны остатки фресок очень старого письма, — вот образ какого-то святого, а какого — и не различишь уже, — то ли Георгий Победоносец, то ли Целитель Пантелеимон… Но в этом великолепном древнем храме службы проходят редко. Главная монастырская церковь ныне — Крестовоздвиженская. Туда ведёт меня инокиня Дарья, по пути рассказывая об истории монастыря:
— …На этом месте стояла келья Евдокии Лопухиной. Помните из истории? — первая жена Петра I. Сначала её не в наш монастырь сослали, и по первым годам она никак смиряться не хотела. «Меня, — говорит, — насильно постригли, так мне монастырский устав — не закон!» Какие-то заговоры против бывшего мужа… Потом все заговоры раскрылись, сообщников её казнили, а её перевели в Ладогу. Тут она уже смирилась, зажила как инокиня, тут и Пётр с ней примирился: приезжал сюда, подарки ей посылал. Вот две древние липы стоят: по легенде, их Лопухина сажала. Внутри уже пустые, прогнившие, а листья ещё дают…
…Подходим к Крестовоздвиженскому корпусу, и тут инокиня Дарья предостерегает меня: «Осторожнее: здесь у нас собака живёт — очень злая. Хотя вообще-то она хорошая, — она нам так помогала… Мы на ней даже воду возили из источника. А что поделать? Воды поблизости нет, помощников тоже — вот и возили на собаке».
Ещё недавно обитель была коррекционной школой для детей, отстающих в развитии. Планировалось, что после завершения очередного учебного года дети переедут в новое, более благоустроенное помещение и оставят обитель монахиням, но переезд всё откладывался, и сёстрам пришлось делить кров с детьми целый год.
— Да нет, с детьми мы, в общем-то, ладили, — говорит инокиня Дарья. — Дети — они и есть дети… Хотя, конечно, в тех условиях, в которых они жили, трудно не озлобиться. Тут же ни отопления не было, ни воды горячей, зимой температура в помещениях выше десяти градусов не поднималась… А им, бедным жить-то надо. Вот они и растаскивали потихоньку всё, что осталось от монастыря: доски, кирпичи — и продавали на сторону. Мы стали от них откупаться, — то есть, выкупать эти стройматериалы, или даже заранее платить детям, чтобы они не воровали. Чем платили? Деньгами, конфетами… По счастью, всё это началось перед самым их отъездом, а то бы у нас просто средств не хватило. Но с детьми ещё можно ладить было. Хуже другое: возле монастыря, оказывается, был городской пляж, и летом местные жители целыми днями бродили по обители в купальниках, с пивом, песнями… Мы тогда решили каждый вечер обходить обитель крестным ходом, с молитвами, — тем и спасались. Сейчас обнесли территорию монастыря оградой, посторонние здесь не ходят, но от крестного хода мы всё равно не отказались.
Вот и матушка настоятельница идёт к нам навстречу, и, переняв меня у Дарьи, начинает рассказывать о том, какие бои пришлось выдержать ей, прежде чем в Старой Ладоге вновь открылась девичья обитель:
— Не всем, к сожалению, хотелось бы видеть здесь монастырь, многие мечтали устроить на этих землях нечто иное…
— Что-нибудь коммерческое?..
— Да… Вот там должна была стоять сауна, за ней — гостиница, там — ресторан, и посредине всего этого древний храм, как главная приманка для туристов. Шла непрестанная борьба: тихая такая битва, но очень она затрудняла нашу жизнь. Мы здесь Божиим чудом выжили: отопления не было, стёкол не было… Совершенно промёрзшее здание. У меня сегодня девчонки-трудницы проснулись оттого, что на них с потолка штукатурка упала.
— Где же вы, матушка Ангелина, находите таких девушек, которые согласны жить в подобных условиях?..
— Сложный вопрос вы задаёте… Здесь уже немало сменилось людей. Так, наверное, во всех новооткрытых монастырях бывало, особенно в 90-х годах. Тогда это модно было: монашеская одежда, томный взгляд… А потом схлынула волна, искатели моды ушли, и на их место пришли те, кого привела Богородица да Сам Господь. Без Их зова в монастырь идти безполезно: на собственной воле, на собственном хотении монашескую школу не пройдёшь. Наша школа очень сурова. В миру у человека с младенчества воспитывают гордость: «Ты обязан всего добиться сам, твоё Я — мерило всему!..» А тут — наоборот: «Без Бога ты не сможешь ничего, от своего Я нужно отречься». Так попробуйте же собственной волей отречься от собственного Я! Если не зов Божий привёл тебя в обитель, трудно тебе придётся.
Большинство монастырей в России возрождено в начале 90-х, а мы — в 2005-м, когда народ уже наигрался в монашеские игры. Сейчас в обитель идут не для того, чтобы красоваться в иноческих нарядах, а для того, чтобы стать рабами Божиими. То есть собственно рабами в полном смысле этого слова: отречься от своей воли, безропотно выполнять послушания. Люди в массе своей страшатся такой жизни. Но есть другие — их единицы, — которые боятся другого: боятся своего недостоинства, но всею душою желают, чтобы их признали быть невестами Христовыми. Это те, на которых держится любой монастырь. Я пришла сюда с двумя девочками. Всего с двумя. Одна из них вас сегодня водила по монастырю — инокиня Дарья, наша первозванная. Ей ещё долго придётся преодолевать свой характер и ту гордость, что даёт светское образование, и всё-таки — она с нами с первого дня, а ещё раньше мы с ней вместе восстанавливали подворье Введено-Оятского монастыря. Была у нас Анастасия-послушница — тоже с первого дня… Восемь лет жила с нами, а недавно вернулась в мир… После восьми лет! Видите, как это сложно! Посмотрим, сможет ли она забыть эти годы, эти службы, на которых она читала Апостол, звонила в колокола, сможет ли она всё это вычеркнуть из своей жизни. И другая у меня есть инокиня — Илария, — благочинная.
