Проф. Знаменский - Свидетельства о умерших, о бессмертии души и о загробной жизни
Вместо моста через эту пропасть положено было круглое бревно в четверть толщины, один конец которого примыкал к нашему пути, а другой – к концу противоположной горы; и переход этот тем более был страшен, что бревно при дуновении ветра колебалось над бездной, как лист на дереве. Когда же мы подошли поближе к этой пропасти и переходу, страх и трепет объяли меня снова, ибо я увидел, что мы должны будем переходить по лежавшему бревну, и сколько я ни смотрел во все стороны, нигде за исключением того бревна, не заметил ни одного места, которое бы давало возможность перейти через мрачную пропасть на другую сторону. Тогда путеводитель мой обратился ко мне с некоторым укором: «Снова ты, – сказал он, – нерадишь о молитве и опять ты находишься в страхе! Дай мне свою руку». Я подал ему правую руку и, таким образом, мы начали идти по страшной перекладине, которая после нескольких шагов так заколыхалась, как лист на дереве, и когда я поглядел по обе стороны пропасти, душа замерла от страха, – я не решался идти далее, и одно только присутствие путеводителя, державшего меня за руку, снова меня воодушевило, и так мы продолжали путь.
Остановившись через некоторое время, путеводитель велел мне с крестным знамением призвать на помощь имя Госпожи нашей Богородицы и Приснодевы Марии. И, о чудо! Когда я исполнил, что мне сказал путеводитель, и повторял: «Пресвятая Богородица, помоги мне!» – такая смелость явилась во мне, что я совершенно был спокоен, несмотря на то, что перекладина подобно паутине сгибалась под нами. Благополучно достигнув конца, скоро мы подошли к подошве горы, где вожатый оставил мою руку, присовокупив, что мне нечего больше бояться. Но из любви, которую я питал к нему, мне не хотелось оставить его и я продолжал держать его за руку. Пройдя еще немного, мы начали взбираться на гору, вершины которой, сколько я ни смотрел, не было видно. Эта гора была очень обрывиста, однако когда мы остановились, я увидел, что все стороны горы покрыты масличными деревьями. Я изумился и недоумевал, откуда явилось здесь такое множество маслин!
Вскоре мы достигли, наконец, вершины и, продолжая путь, подошли к большим вратам, которые были отворены, где путеводитель, а за ним и я осенили себя прежде три раза крестным знамением; а потом, минуя врата, вошли и внутрь. Перед нами снова открылось большое поле, обширное, как твердь небесная, и не видно было нигде пределов его, ни в ширину, ни в длину; а красоту и великолепие его невозможно даже и описать, потому что язык человеческий не в состоянии ни высказать, ни ум человеческий не может постигнуть того совершенства, которое было там; ибо поле это было усажено всевозможного рода отличными деревьями и украшено великолепными цветами, исполненными приятного благоухания. Солнце, которое светило там, не было как обыкновенное солнце, – но как бы было семь солнц, и так отрадно было это место, что умилилось сердце мое, и я желал там остаться. Но путеводитель сказал мне: «Отселе ты пройдешь еще другие места, гораздо восхитительнее этого, и напоследок увидишь Самого Царя».
С этой радостной вестью мы пошли через прекрасный вертоград, и я увидел издалека множество людей, одетых в иноческие одежды, – не черного, а багрового цвета, сияющего подобно солнцу: лица их сияли более солнца, а вид этих иноков и красота были непостижимы. Одни из них были молоды, а некоторые в летах; и когда мы подошли ближе, они радостно приняли нас и приветствовали моего путеводителя, говоря: «Радуйся, великомученик Георгий – возлюбленный Христа!». Путеводитель, со своей стороны, тоже приветствовал их: «Радуйтесь и вы, возлюбленные Христа преподобные!». После этого все они, называя меня по имени, весело обратились ко мне со словами: «Сын N. какая польза человеку, если он весь мир приобретет, а душу свою погубит! Все же сколько бы он ни жил, сколько ни исполнялись бы его желания и ни испытывал бы всех мирских наслаждений, – ударит час смерти, и вся жизнь его пройдет, как сон. Тебе также покажется вся жизнь твоя одною тенью, если только воспрянешь ты от лености, и начнешь жить так благочестиво, как жил прежде и, угодивши Господу, удостоишься Небесного Царствия, и вечного с нами блаженства. Но если окончишь жизнь свою в нерадении, то знаешь ты, что ожидает ленивых и нераскаянных грешников. Сын! Не предпочитай мрачную бездну здешнему Царству; не прилепляйся к лености скорее, нежели к любви Иисуса Христа, Который все, что ты видел, устроил собственно для твоего спасения. Вспомни ты, из какой степени совершенства ты упал, сколько потерял и куда погрузился? Возвратись и припади к милосердию Божию; и мы не престанем молить Господа о твоем спасении». Сказав это, они снова обратились к моему путеводителю, говоря: «Георгий, возлюбленный Христа, возымей все попечение над этою душою и представь ее Царю, тем более, что ты имеешь к Нему большое дерзновение». После этого мы отделились от них и начали снова идти, но когда я услышал, что путеводитель мой был великомученик Георгий, тогда только я узнал его, и понял те слова, которые относились ко мне, когда в первый раз он изъявил готовность путеводить мною, и на вопрос: «Кто из нас будет ему вожатым?» – отвечал он: «Я, потому что он питает ко мне особенную любовь; и часто полагал меня посредником пред Богом и я ходатайствовал за него». Ибо, действительно, с самого детства я имел к великомученику Георгию особенное уважение пред другими святыми, и много раз просил ходатайства пред Богом в деле моего спасения. Таким образом, узнав в лице своего путеводителя святого великомученика Георгия, сперва я несколько убоялся, а потом от избытка чувств и сердечного умиления, которые наполняли душу мою, – я обнял его, и лобызал долгое время. После того мы пошли далее: пройдя немного, увидел я издали небольшое число праведников, облаченных в иноческую одежду, такую же, какую я видел прежде на преподобных; они имели пред прочими значительную славу, и лица их сияли более солнца. Тогда я спросил у своего путеводителя, что это за люди, что облечены такою славою? Это нынешние иноки, – отвечал св. Георгий, -которые без руководителей и советов других собственно доброю волею соревновали благочестию прежних иноков и, окончивши жизнь свою в добрых делах, угодили Господу». Затем я снова спросил, каким же образом обрелись на земле такие избранные люди, когда в настоящее время совершенно оскудели в мире добрые дела? «Действительно, – отвечал путеводитель, – таковых людей ныне на земле очень мало; но кто в эти дни, по силам своим, сделает хотя малое добро, – угодит Богу и великим наречется в Царствии Небесном; ибо малое, без понуждений и наставлений других, примется Господом за большое. Брат, – продолжал путеводитель, – в настоящее время оскудели добрые дела: усилилась безнравственность, вкоренилась неправда, забыта любовь, потеряна верность и в устах людей иссякло слово Божие. Всюду торжествует обман и нечестие; вместо любви настала вражда; вместо милосердия – жестокость; вместо правды – неправда; умы наполнились худыми помышлениями и подобные поступки до того умножились, что все прилепились ко злу, и почти нет никого, кто бы жил благочестиво. Потому-то творящие ныне хотя мало добра угождают Богу».
Таким образом продолжая путь в разговорах, мы прошли еще немного на восток чудным этим вертоградом, когда перед нами появился высокий, обширный и великолепный чертог, стены которого трудно было сравнить с чем-либо: они, казалось, сделаны из чистого золота: а сияние, исходившее от них, освещало всю окрестность его. Слава и великолепие сего чертога непостижимы для человеческого ума. Тут я еще спросил путеводителя моего об этом превосходнейшем чертоге, на что он отвечал, что это чертог Царя, пред Которым мы предстать должны.
Вскоре подошли мы к высоким вратам сего чертога, которые были отворены. Тогда, оградив себя трижды крестным знамением, мы вошли вратами на открытое место, откуда видна была вся горняя окрестность, коей пространство неизмеримо. Я приходил в крайнее изумление, смотря на такое благолепие, какого человеческое око никогда не видало. Здесь находилось безчисленное множество Святых, осененных большою славою. Тут путеводитель взял меня за правую руку, и мы прошли еще врата, – на восток, которые искусно были устроены из драгоценных камней. На правой стороне врат был образ: изображение Спасителя, сидящего на Престоле; а на левой – Божией Матери. Войдя во врата, я увидел опять множество людей, держащих в руках кресты и ветви и одетых в одинаковые иноческие ризы – багровые и блестящие, как молния; лица их были неописанной красоты. Наше появление они встретили с большою радостью, и сладко приветствовали меня, говоря: «Брат, долго ли мы будем дожидаться тебя, и почему ты сам не стараешься об этом?». Потом, обратясь к путеводителю моему, сказали: «Георгий! Ты взял его на свои поруки, когда ж приведешь его к нам?» – «Когда будет на то воля Божия», – отвечал им Георгий. Они, взяв меня за руки, ласкали и утешали. Тут св. Георгий подошел к образу Пресвятой Богородицы и стал умилительно петь: «Достойно есть яко воистину блажити Тя Богородицу…» По окончании тропаря, мы трижды перекрестились, поклонившись иконе Божией Матери. Тогда св. Георгий взял меня за руку и сказал: «Все, что ты видишь теперь, сделано для того, чтобы ты не сомневался в виденном и слышанном тобою, и не подумал бы, что это прелесть и наваждение врага».
