Софроний Сахаров - Таинство христианской жизни
Дух Святой говорит верующей душе, что «Бог есть любовь» и что «пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин. 4:16). Но начальная вера рождается от слышания слова Божия (см.: Рим. 10:17), слова, которое отвечает глубоким исканиям нашего духа. В показание сему мне пришла мысль провести параллель с широко данным людям опытом земным. Имею в виду некоторую аналогию с рождением в нас вдохновения веры. Вот, глаз человека улавливает красоту природного явления — дар художественный, естественный людям. Открывающееся явление поражает ум, приводит нас в восторг — момент, влагающий желание зафиксировать его в картине. Другой пример: поэт, ощутивший красоту человеческого слова, его метафизику, его символическую глубину, создает поэму. Музыкант, через некоторые звучания вступающий в контакт с миром гармонии, как отзвука иного бытия, творит симфонию. Что иное можно привести как смутный образ рождения в нас живой веры в Живого Бога? Быть может, встречу глаз молодого юноши с взглядом юной девы — встречу, пробуждающую восхищение, далеко не физиологическое, но сопряженное с тонким влечением к красоте ее? Так вдруг нас поражает КРАСОТА Бога через евангельское слово, и мы влечемся к нему всею силою нашего существа.
Красота, что это за вещь? Как понять ее? Красота есть благородное чувство, пробужденное видением — зрительным или умным. Событие сие происходит, когда видимое глазом или умом соответствует нашему духовному состоянию или культурному уровню каждого данного момента. Видение гармонически созвучно нашему врожденному стремлению ко Благу. Культ безобразия есть верный признак внутреннего разложения человеческого духа как «образа Божия».
Итак, вера есть явление духовного плана, связанное с Божественным бытием. Живая вера ощущается как внутреннее вдохновение, как присутствие внутри нас Духа Божиего, откуда и самое слово — вдохновение. Сие вдохновение не есть природная способность человека, но нетленный дар свыше. Когда действует в нас небесная сила веры, тогда и самое физическое дыхание наше как бы сливается с дыханием Бога в нас.
Дыхание Божие может быть пресечено в нас только нашим грехом. Бог Святой не смешивается с тьмою греха. Если мы оправдываем в себе то или иное греховное действие или мысль, то тем самым (оправданием) разрываем союз с Богом; Он покидает нас, и мы остаемся вне Его светоносного присутствия. Правда, человек не может прожить и короткого срока без греха, но нам возможно путем покаяния избежать последствий греха — разрыва с Богом.
Господь — Истина Ипостасная — учил нас словом Своим. В Своем явлении во плоти Он «оправдал» (ср.: 1 Тим. 3:16) делом всякое слово Свое. Истиной или истинным мы именуем не только Персону Единородного, но и всякое действие Его, которое свидетельствовало об Истине, понимаемой как красота, как разумение-познание. К слиянию воедино познания и действия призваны все мы.
Свидетельство Господне и словом, и делом носило характер полного совершенства. Мы же в нашем видимом явлении не «оправдываем» даже того, что познали внутренне. Недостижимость Божественного совершенства Христа не убивает в нас стремления к Его совершенству. Снова моя мысль возвращается к дивному Павлу, к его огненному вдохновению: все то, «что для меня было преимуществом, то (все) ради Христа я почел тщетою. Да и все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа и найтись в Нем не со своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая через ВЕРУ во Христа... чтобы познать Его, и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его, чтобы достигнуть воскресения мертвых... стремлюсь, не достигну ли и я, как достиг меня Христос Иисус... стремлюсь к цели, к почести звания Божия...» (Флп. 3:7–12, 14).
В художественном творчестве мы различаем три момента: первое — созданную Богом красоту, вдохновившую артиста; второе — восприятие красоты творческим духом художника, созидающего «свое» произведение; третье — необходимая и зрителю артистическая интуиция, чтобы созерцаемую им картину пересоздать в свойственное ему эстетическое переживание.
Вера наша не должна быть, да и не есть некое пассивное состояние. Вера может и должна быть духовным творчеством. Творчество в данном случае не первичное, а творчество зрителя, поэта, пророка. Каждый из нас является как бы призмою, через которую преломляются лучи Божественного Света — у всех нас по-разному! Первое принадлежит Богу, второе — нам. Не мы творим Бога, но Бог открывается нам. Многоразлично, в неисследимом богатстве и разнообразии тварей явною становится превосходящая премудрость Творца: «...невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание тварей видимы...» (Рим. 1:20). Не менее, но даже и более очевидно Его Бытие через наитие на нас нетварного Света.
Подлинно спасающая вера не дается без нашего устремления к истоку нашего бытия. В духовном существовании человека ничто, исходящее от Бога как дар, не усваивается без подвига. Ни в едином действии Божием внутри нас мы не бываем только пассивными: мы или принимаем, или отвергаем, или мы пребываем в состоянии раздумья — не отталкиваемся, но и не влечемся.
Вера, как и всякий дар свыше, становясь состоянием нашего духа, зависит также и от нас самих. Бог никогда не насилует нас: в свободе нашей мы принимаем Его любовь или отказываемся. Бог стоит у двери (сердца нашего) и стучит. «Если кто услышит голос Его и отворит дверь, войдет к нему и будет вечерять с ним, и он с Богом» (ср.: Откр. 3:20).
Итак, если кто сам отворит дверь сердца и ума своего, тот получит и веру, и вслед за нею неописуемое богатство небесных даров. «Всякий, рожденный от Бога, побеждает мир; и сия есть победа, победившая мир, вера наша» (1 Ин. 5:4).
Вера не зависит от количества эмпирических (научных) знаний, по натуре своей принадлежащих «земной» биологии. Вера есть духовная интуиция, вне дискурсивного рассуждения обнаруживающая реальность невидимого мира. Вера в Истинного Бога есть первая форма любви к Нему. Полная вера есть предстояние неоспоримому, несомненному факту Бытия Безначального нетварного, Первому Сущему, то есть Само-Бытию, Началу всему.
Все последующее исходит из этой веры как бы, не говорим, естественно-логически, ибо речь идет не о мысленном рассудочном процессе, а о реально сущем, объемлющем все в себе, в том числе и самое разумение...
Вера не только есть некое «теоретическое убеждение» (Л. П. Карсавин) и не только волевое усилие. Вера СРАЗУ является и теоретическим постижением истины и свободным практическим (жизненным) ее приятием.
«Теоретическое постижение» — признание истины, которая существует независимо от того, хочет ли ее кто-нибудь признавать или не хочет. Все наши заблуждения, все наши признания или отвержения никак не влияют на самое Бытие изначальной Истины.
Нужно, чтобы Истина была абсолютною, Самим Богом, дающей всему начало и все в себе содержащей. Истина содержит в себе и признание ее со стороны верующего, и становление его истинным. Признание Истины должно быть СВОБОДНЫМ, то есть ничем не обусловленным, ни даже самою Истиною, только тогда она делает познающего ее СВОБОДНЫМ. Ибо сама она всеобъемлюща, ничем не обусловлена. Соединение Истины, всецелой и свободной, с верующим становится свободным стремлением к ней. Истину необходимо познать ВСЕЦЕЛО, на всех планах нашего существа. «Познайте истину, и истина свободит вас» (см.: Ин. 8:32). Но что или Кто есть Истина? Сам Он — Христос: «Аз есмь истина» (Ин. 14:6). Истина есть Персона, а не отвлеченная идея. Истина бытийна, неотделима от Бытия никаким интеллектуальным актом абстракции. Само изначальное Бытие есть Истина. И сие Бытие существует независимо от чего бы то ни было иного. Она самобытна, самосущна. И это есть Сам Бог в Его безначальности. Ту свободу, которую дарует Христос верующим, надо мыслить, как бытийное соединение с Ним. И в силу сего соединения сообщены будут ему (верующему) ГЛАГОЛЫ, которые даровал Отец Единородному Сыну Своему и которые Он дал нам: «Глаголы, которые Ты дал Мне, Я передал им» (Ин. 17:8. Ср.: Деян. 5:20).
В Божественном бытии все совершенно едино: знание и действие. Так что и у нас познание и действование во всех планах должны составить нераздельное единство. Иногда жизнь сердца предваряет уразумение, иногда же уразумение выливается в действие, в жизнь.
Кто соединился со Христом, «у того из чрева потекут реки воды живой» (Ин. 7:38).
О личности-персоне
Опыт «персоны», по-видимому, весьма редкое явление в мире. Обычно мы, люди, имеем опыт индивидуальности, иначе говоря, последней степени деления; по-гречески это выражается термином «атомон» (атом). Если принять это определение в том смысле, что, разделив или разложив его, мы теряем вместе с тем ту сущность или ту природу, к которой относился сей атом, а не в том, в каком мыслили мы ранее сей термин, то есть что его «нельзя разделить, разложить». Итак, живя в повседневности сей опыт ограниченности индивидуума (термин, который мы склонны смешивать с персоной в обычном социальном словоупотреблении, особенно на Западе), мы действительно не без труда поймем «восточных», отвергающих персональное в Божественном Абсолюте. Для них сей термин выражает прежде всего ограниченность, лимитацию. И в этом смысле я понял их в начале моего увлечения Востоком. Но затем постепенно открывалось мне иное, вернее, иные измерения в Бытии Божественном и космическом-тварном.
