Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.
Предложение папой было принято, и им составлено посольство из трех лиц, занимавших выдающееся положение и пользовавшихся громадным влиянием при папском дворе, что само по себе свидетельствует уже о том значении, какое Рим придавал делу. Легатами назначены: кардинал-епископ Гумберт, Петр, архиепископ Амальфи, и Фридрих, диакон и канцлер Римской церкви. Гумберт состоял в самом высоком сане, за ним следовал Петр, потом Фридрих, этого уже достаточно для доказательства, что во главе посольства стоял Гумберт, и для объяснения порядка, в каком приведены их имена в официальной докладной записке (brevis et succincta commemoratio) и в предисловии к акту отлучения.[3041] Инструкция для легатов была излишней. Это были люди, сами дававшие инструкции Льву IX, руководившие его политикой и его взглядами. Тем не менее при их отправлении были ясно установлены начала, с которыми они должны были сообразоваться в своих действиях. Начала эти нашли себе выражение и в ответных письмах папы Льва, из которых два было вручено легатам для передачи Константинопольскому императору и патриарху, а одно отдельно послано патриарху Антиохийскому. В письме к Константину Мономаху папа делает заверение, долженствовавшее совершенно склонить византийских политиков на сторону папы, что он не перестанет действовать против норманнов до тех пор, пока совершенно не освободит от них христиан, что он со дня на день ожидает прибытия на помощь императора Генриха и надеется, при помощи Божией, устроить союз между ним и византийским императором. Своих легатов папа рекомендовал благосклонному вниманию императора, и в частности просил не иметь никаких сомнений насчет Петра Амальфийского, потому что он, оставив Амальфи, жил почти год при особе папы.[3042] О назначении послов и их полномочиях папа говорит с сознанием преимуществ Римского престола, которого они служат представителями. Упомянув о слухах, распространившихся насчет Керуллария, будто он возбудил открытое преследование на Латинскую церковь, не побоялся подвергнуть анафеме всех принимающих таинство Евхаристии на опресноках, стремится отнять древнее достоинство у патриархов Александрийского и Антиохийского и подчинить их своей власти, а равно присваивает себе многое другое, о чем подробно изложат легаты, папа заявляет, что если патриарх Константинопольский окажется упорным, то мира он не получит, «надеемся, однако же, — прибавляет папа, — что по милости Божией найден он будет легатами невинным, или же будет ими исправлен, скоро уступив убеждениям, и сделается не таким, каким рисует его молва, но каким для нас желательно, чтобы он был».[3043] В письме к Керулларию папа повторяет те Же обвинения против патриарха, высказывает изумление по тому поводу, что патриарх выступил гонителем Латинской церкви, стал подвергать анафеме и возбуждать публичное преследование против всех принимающих таинство Евхаристии на опресноках, из-за суетного тщеславия и превозношения старается подчинить своей власти патриархов Александрийского и Антиохийского, вопреки их древним привилегиям. Приведя эти обвинения, почерпнутые из слухов, папа приводит еще одно обвинение, заимствованное из того же источника и сходное с обвинением, предъявленным некогда папством патриарху Фотию; «Говорят, что ты неофит, взошел на епископство не по церковным степеням (non gradatim)». Два обвинения извлечены, наконец, из самого письма Керуллария. Присвоение Константинопольским патриархом себе титула «Вселенский» папа называет святотатственной узурпацией; всего бы приличнее, говорит он, назваться таким именем апостолу Петру; но поскольку ему титул не был усвоен, то ни он, ни его преемники так не назывались, когда же Константинопольский патриарх Иоанн присвоил себе этот титул, он был в этом обличен Пелагием II и Григорием Великим. В выражении Керуллария, что если бы папа почтил его в одной своей Церкви, патриарх прославил бы за это его имя в Церквах всей Вселенной, Лев IX усмотрел преступное умаление достоинства Римской кафедры: «Что это за нелепость? — спрашивает папа. — Разве Римская церковь, глава и мать Церквей, не имеет членов и дочерей? Если бы не имела, то разве возможно было бы называть ее главой и матерью? Мы веруем, говорим и с твердостью исповедуем: Римская церковь не изолирована (sola) или, как ты говоришь, не одна (una), и если где-нибудь во Вселенной какой-нибудь народ надменно разногласит с ней, он уже не может назваться и считаться Церковью, — это уже сборище еретиков, сходбище схизматиков и синагога сатаны». «Мы, — ^продолжает папа, — не можем иметь никакого мира с упорными и непреклонными в заблуждении, да не приобщимся деяниям злых! Итак, да престанут ереси и расколы, и да не будет впредь для возлюбивших закон |Господень соблазна, но мир мног, а кто хвалится именем христианина, да (перестанет злословить и терзать святую римскую апостольскую Церковь.
Возлагаем однако же упование на Божественную благость, надеемся, что легаты найдут тебя невинным и исправившимся, или что по их внушениям скоро исправишься. Если это будет достигнуто, то мир наш не возвратится к нам, но на тебе почиет, как на сыне мира, и воцарится между нами братская любовь с чистым сердцем, доброй совестью и верой не ложной (/ Тим. 1, 5), и не будет тебе надобности нас умолять,[3044] но будешь приказывать. Содействуй в этом, как ты начал — и два величайших царства соединятся в желанном мире».[3045] В письме к Петру Антиохийскому, отправленном в ответ на известительное послание последнего, папа приветствует его со вступлением на кафедру, хвалит за то, что он изложил свою веру перед первым апостольским престолом Римской церкви, которая есть глава всех Церквей и на окончательное решение которой должны поступать важнейшие и труднейшие дела из всех Церквей (ad quam majores et difficiliores causae omnium ecclesiarum difiniendae referantur). Папа приглашает новоизбранного патриарха защищать, в союзе с Римским престолом, честь Антиохийской кафедры, которая получила от Римской церкви и соборов св. отцев третье место, «все же это говорим, — замечает папа, — потому что некоторые, как мы слышали, стараются умалить древнее достоинство Антиохийской церкви». Далее по поводу недоумения[3046] Петра Антиохийского относительно причин, вносящих разделение во Вселенскую церковь, папа советует поосмотреться и поискать корни бед у себя. «А мое смирение, вознесенное на вершину апостольского трона для того, чтобы одобрять заслуживающее одобрения и порицать неодобрительное, охотно одобряет, похваляет и утверждает возведение твое в епископство... если только ты возведен не будучи ни неофитом, ни сановником (мирским), ни двоеженцем и не за деньги, либо иным каким противным священным канонам способом».[3047] Из всех трех писем видно, что папские легаты отправлялись в Константинополь далеко не с теми чувствами братской любви и уважения к правам Константинопольской кафедры, которые Керулларий считал непременным условием доброго согласия. Римский престол в гордом самомнении о своих преимущественных правах, о которых и Лев IX, подобно папе Николаю, говорит языком лже-Исидоровых декреталий, с прибавлением еще лже-Константиновой донации, выступал не как равный с Константинопольским престолом по власти, но как судья, вершитель всех важнейших церковных дел и источник всякой церковной власти. Константинопольской церкви предлагался мир, но лишь под условием отречения от прав, принадлежавших Константинопольской кафедре, и признания папского главенства, под тем же условием, которое заявлялось еще при Фотии, хотя не с такой резкостью; от Керуллария требовалось, чтобы он с покорностью явился перед трибуналом трех папских легатов как подсудимый, доказал, что он не неофит, латинян за опресноки не преследовал, церквей их не закрывал, притязаний на предпочтительную власть, сравнительно с другими патриархами, равно как на титул «Вселенского», не питал, Римскую церковь считать матерью и главой всех Церквей никогда не переставал, если же Керулларий повинен в каком-нибудь из этих грехов, то чтобы смиренно выслушал наставление папских легатов, покаялся и анафематствовал тех, которые впредь в этих грехах будут повинны, — и все это требовалось от того патриарха, который имел такое возвышенное представление о своем патриаршем достоинстве, как о достоинстве выше царского, и который так был непреклонен и строг в охранении чести своей как патриарха. Нужно было слишком много самообольщения со стороны Рима, чтобы не видеть, что легатам нечего ездить в Константинополь, и что свой мир они привезут обратно.
Письмо папы к Керулларию датировано январем 7-го индиктиона. Это показывает только, что легаты были посланы не ранее января 1054 г. Но когда именно они выехали, неизвестно; известно только, что перед отплытием они побывали в Монтекассинском монастыре, где просили напутственных молитв у монахов,[3048] летом прибыли в Константинополь, торжественно въехали в столицу в преднесении креста и жезлов,[3049] помещены во дворце Пиги и 24 июня действовали против Никиты Стифата.[3050] Достоверно не знаем, сколько они до этого дня (24 июня) прожили в Константинополе. Понятно, путь их в Константинополь не мог продолжаться полгода, они или позже января выехали из Италии, или раньше июня прибыли в Константинополь, или то и другое вместе. Одно обстоятельство может наводить на догадку. Папа Лев IX жил в Беневенте до 12 марта 1054 г. Затем отправился в Рим, где и умер 19 апреля того же года. Если бы смерть папы застигла легатов в Италии, то судя по аналогичным примерам (из которых об одном у нас речь будет ниже), это задержало бы их, а может быть повлияло бы и на отмену посольства. Необходимо предположить, что они отплыли из Италии при жизни Льва. С другой стороны, есть прямое указание, что вся деятельность легатов в Константинополе падает на время после смерти папы.[3051] Сближая одно с другим и отчисляя нужное время на проезд, можем сделать вывод, что легаты отплыли из Италии в середине апреля, прибыли в Константинополь в мае, смерть папы произошла, когда они находились в пути, но весть о ней не могла их догнать и получена ими лишь в Константинополе. Хотя отправление посольства решено было еще в январе, но время от января до апреля прошло в сборах, посещении монастырей и других делах, май и начало июня употреблены были легатами в Константинополе на составление сочинений и пр. Если бы не Лев IX, покорное орудие в чужих руках, отправил легатов, и если бы должность легатов исправляли другие лица, а не руководители папской политики, то ничего нет невероятного, что получение известия о смерти папы даже после прибытия к месту назначения могло бы повлиять на выполнение поручения, отразиться отсрочкой его или чем-нибудь подобным. Но Гумберт, Петр и Фридрих, хорошо знакомые с программой реформационной партии, руководившей церковными делами на Западе, не нуждались в новых указаниях насчет того, как поступать, и пренебрегая приличиями, принятыми в процедуре международных сношений, решились довести дело до конца, несмотря на то, что государь их сошел в могилу, а преемника ему еще не существовало (Виктор 11 интронизован лишь 13 апреля 1055 г.), Для Керуллария, воспитанного на византийской формалистике и этикете, трудно было понять, чтобы посол мог существовать без пославшего, уполномоченный — без лица уполномочившего, и он был убежден, или по крайней мере других хотел убедить, что легаты были не настоящими, а самозванными послами папы Льва. Составлена была целая легенда, в которой первая роль принадлежала личному врагу Керуллария, дуке Аргиру, а именно, что коварный латинянин Аргир, желая произвести соблазн и скомпрометировать патриарха, получив от вестиарита его письмо к папе, снял печать, прочитал его, составил на него ответ патриарху, как будто от имени папы, склонил на свою сторону экс-архиепископа Амальфи и еще двух, из которых один назвался архиепископом (кардинал-епископом), хотя нигде не архиерействовал, а другой канцлером, и отправил их в Константинополь. Керулларий приводил и доказательства: во-первых, сходство между содержанием письма к нему папы и речами Аргира (во время пребывания его в Константинополе), во-вторых, подделка печатей на письмах, принесенных легатами в Константинополь.[3052] Происхождение этой легенды следует искать не в чем ином, как в тех исключительных условиях, при которых легатам приходилось отправлять свое посольство, в том, что их деятельность в Константинополе пала на время междупапствования.
