Томас Клири - Мудрость дзэн. Сто историй пробуждения
За это время он многократно переживал опыт пробуждения. Глубоко проникнув в главный источник всего, он в конце концов постиг, что школа Хакуина обладает особой высшей мистической силой, и обрел необычайную свободу в повседневной жизни. Он учил людей в соответствии со способностями каждого, и для многих советы его становились благом.
Подобно Хакуину, Гасану и другим великим дзэнским наставникам, Кокан отказался от высокого поста настоятеля главного монастыря, предпочтя этому неприметную работу исключительно с искренними последователями учения. Он также вернул золото, преподнесенное ему одним даймё, сказав, что практиковал дзэн не для того, чтобы получать за это награды.
Однажды в прибрежных районах центральной Японии погибли посевы, и среди крестьян начался голод. Кокан готовил кашу и кормил ею всех, кто бежал, спасаясь от мора, и попрошайничал на дорогах. Говорят, что так он спас очень и очень многих.
Уже перед самой смертью Кокана его первый ученик попросил наставника написать прощальное стихотворение. "Мое прощальное стихотворение заполняет всю вселенную! - разгневался Кокан. - К чему утруждать бумагу и кисть?"
"Пусть так, - сказал ученик. - Но прошу вас оставить хотя бы еще одну фразу, исполненную еще большего понимания, чтобы я мог передать ее будущим поколениям". Кокан улыбнулся и написал:
Семьдесят четыре года
Метаний на запад и восток.
Последнее слово?
Тсс! Тсс!
Обычно Кокан учил людей, призывая их отыскать "главный источник хлопков одной руки". Он отличался строгостью и непреклонностью и редко давал подтверждение кому-либо. Когда он умер в 1843 году после него осталось только несколько учеников, готовых продолжить его дело.
Три типа монахов
Гэтган часто говорил: "Есть три типа монахов. Первый тип - это те, кто учат других. Второй - те, кто управляют монастырями. Третий - рисовые метки и прихлебатели. Потомки первого патриарха дзэн обязаны сознавать свою святость и учить других людей вести жизнь будд, исполненную мудрости. Что касается рисовых мешков и прихлебателей, то они преступили законы учения Будды".
Взгляд в собственное сознание
В середине XIII столетия Какусин отправился в Китай, чтобы изучать дзэн. Там он встретился с известным наставником, который спросил его: "Как тебя зовут?"
Какусин назвал свое имя.
Заметив, что имя "Какусин" означает "пробуждение сознания" или "разбуди сознание", наставник составил для странствующего монаха такое стихотворение:
Сознание есть Будда,
Будда есть сознание:
Сознание и Будда,
Будучи таковыми, пребывают
Во все времена.
Когда Какусин вернулся в Японию, император Камэяма прослышал о его необыкновенном даре и пригласил учить в один из императорских храмов. Потом император вызвал наставника на аудиенцию, чтобы расспросить его о дзэн.
Широкий ум, глубокое понимание и очевидное красноречие Какусина были несравненны и привели императора Камэяма в восхищение.
Постигнув самую суть учения, император превратил свою резиденцию в Дзэнский храм.
Следующий император Го-ута также приглашал Какусина в один из загородных дворцов для проповеди учения. Наставник говорил: "Будды понимают сознание; простые люди не понимают сознания. Источник всех будд - один и тот же; сферы понимания и непонимания разделены. Не будучи зависимыми ни от каких внешних сил, вы можете обрести понимание посредством сокрытых в вас способностей. Если хотите обрести природу Будды, вы должны заглянуть в свое собственное сознание".
Несгибаемая
Утамэ было всего пятнадцать, когда она впервые получила наставления от пробужденной монахини, научившей ее смотреть в самое потайное "я".
День и ночь Утамэ проводила в медитации, не обращая более внимания ни на что. Даже когда она румянила щеки, глядя при этом в зекрало, внутренне она смотрела в исток сознания. Иногда она настолько отрешалась от действительности, что забывала о том, что делала, и просто спокойно сидела, не говоря ни слова.
Родители девушки, не догадывавшиеся, что кроется за странным поведением дочери, решили, что она, должно быть, страдает от депрессии или что у нее вот-вот случится нервный припадок. Они пытались вывозить ее в театр или в путешествия к красивым местам, но Утамэ ни к чему не проявляла интереса.
Наконец, усилия ее принесли плоды, сознание девушки открылось, и она пережила великое пробуждение.
Потом Утамэ вышла замуж и родила четверых детей: двух сыновей и двух дочерей. Мужа постигло несчастье - он разорился, и тогда Утамэ занялась вышиванием, чтобы заработать на хлеб. Она прожила более семидесяти лет и скончалась во время безмятежного сна.
Наказание хвастуна
Буцугай, происходивший из семьи известного воина, отличался отвагой и силой. Хотя еще в двенадцатилетнем возрасте он дал буддийский обет, это не помешало ему научиться стрелять из лука, скакать на лошади и овладеть всеми прочими традиционными боевыми искусствами. Будучи неимоверно сильным, он кулаком мог пробить дырку в чем угодно. За это он получил прозвище "монах пробивающей силы".
В середине XIX столетия страну сотрясали гражданские смуты. В эту пору в Киото объявилась некая шайка, члены которой называли себя "новой элитой". Они вошли в город с намерением установить свою власть. Буйные и самоуверенные, они стали настоящей грозой для всех горожан.
Как-то Буцугай шел по одной из улиц Киото и оказался рядом с тем местом, где жили члены шайки. Буцугая привлекли раздававшиеся удары бамбуковых мечей, и он заглянул в окно.
Тут же на улицу выскочили несколько разгневанных воинов, потребовавших от Буцугая ответа: что он делает здесь. Он извинился и сказал, что он - всего лишь простой монах, только что спустившийся с гор. Воины решили посмеяться над монахом и вызвали его на поединок, сказав: "Каждый, кто шпионит за нами, должен иметь представление о боевых искусствах".
Буцугай не мог отказаться. Он вошел в тренировочный зал вместе с воинами, которые один за одним взяли бамбуковые мечи и стали напротив одетого в лохмотья монаха.
Не проявляя ни малейшей обеспокоенности, Буцугай своим церемониальным скипетром в клочья разбил все их мечи. За несколько минут буддийский монах расправился с несколькими десятками нападавших.
Тогда их командир взял в руки копье и выступил вперед. "Твое искусство намного превосходит способности этих юнцов, - сказал он Буцугаю. - Но теперь я, Кондо Исаму, вызываю тебя на поединок".
Казалось, Буцугай испугался; он повалился на пол и в покорности воздел руки к небу: "Кондо Исаму! Я слышал о вас. Вас называют гением боевых искусств. Странствующий монах, наподобие меня, и думать не смеет о том, чтобы противостоять вам. Прошу вас, позвольте мне уйти".
Но расхрабрившийся воин отказался взять обратно свой вызов. Он продолжал настаивать, пока Буцугай, понявший, что поединка ему не избежать, снова не взял железный скипетр и не встал против него.
"Тебе нужно оружие, - сказал Кондо Буцугаю. - Возьми бамбуковый меч, или деревянное копье, или еще что-нибудь".
"Буддийский монах не должен брать в руки оружие, - ответил Буцугай. - Вот этот церемониальный скипетр как раз подойдет".
Однако воин не соглашался. Он настаивал на том, чтобы Буцугай взял оружие.
Находчивый монах залез в свою сумку и достал из нее две деревянные чаши. Взяв в каждую руку по чаше, он сказал: "Что ж, давай! Попробуй проткнуть меня, если сумеешь!"
Такая наглость привела Кондо в бешенство. Он был полон решимости одним ударом покончить с монахом. Сжимая копье, он пристально смотрел на Буцугая, выискивя слабое место в весьма необычной манере защиты монаха.
Почти полчаса воин стоял не двигаясь, будучи не в силах придумать способ атаки. Затем он, должно быть, заметил открытое место, ибо внезапно, собрав воедино все свои силы и ярость, он бросил копье в монаха, намереваясь разбить ему грудную клетку.
Однако, с необычайной ловкостью отклонившись в сторону, Буцугай как ни в чем не бывало поймал копье двумя чашами, зажав его, словно тисками, мертвой хваткой.
Как воин ни старался, он не мог вырвать копье, сжатое двумя чашами для сбора подаяний. Он дергал его то в одну сторону, то в другую, но только весь взмок От пота.
Так продолжалось довольно долго, пока Буцугай вдруг с резким криком не отпустил копье. Воин упал на спину, а копье пролетело еще двадцать-тридцать футов.
Устрашенный и пристыженный, главарь поклонился Буцугаю и сказал: "Ваши способности поистине выдающиеся и намного превосходят мои. Кто вы?"
"Я - странствующий монах по имени Буцугай".
"А, так это вы знаменитый "монах с железным кулаком"!" - воскликнул воин, теперь уже с предельной почтительностью взирая на своего недавнего противника.
