Михаил Иржавцев - Планета Йоргов
— Я? Зачем мне?
— Вдруг тебе приспичило от жары. Не со мной же тебе заниматься удовольствием.
— Ну, какое с тобой может быть удовольствие: сам понимаешь.
— Как и мне с тобой. Смотри, а он таки забрался. Зачем?
Как бы в ответ тот стремительно выбежал к реке и полетел вниз, расправив стрелой руки. Буквально перед самой водой он успел сложить их перед собой и вошел в неё почти без всплеска.
— Молодец: красиво! — они встали — посмотреть, когда он вынырнет. Голова его нескоро появилась на поверхности, и они его окликнули: — Эй!
Он тоже увидел их — вылез и подошел, зачем-то сложив ладони перед грудью.
— Ты кто: наложник? — спросил Горгл.
— Нет: я землянин. Меня зовут Маркд. — Правда, во рту у него вместо скобок были ряды отдельных кусачек.
— А нас зовут: Горгл — меня, и Сиглл — её.
— Её? — не понял Марк: по их мало отличающимся лицам трудно было понять, кто юноша, а кто девушка. Осторожно поэтому перевел глаза вниз на их совершенно голые тела.
— Но ты, всё-таки, наложник? Земной примитив?
— Почему вы так решили?
— У тебя мускулы, какие только у них. Нам такие ни к чему: мы будем заниматься интеллектуальным трудом.
— А они разве мешают? Я тоже буду заниматься интеллектуальным трудом.
— Значит, ты не примитив?
— Нет: мой дед очень крупный земной ученый.
— Дед? Что это?
— Отец моего отца.
— Опять не понятно.
— Мужчина, непосредственным потомком которого являюсь.
— Понятно: который дал свое семя, чтобы создать тебя в пробирке.
— Не совсем так: чтобы осеменить мою мать.
— Мать — это женщина, которая дала свою яйцеклетку для этого?
— Тоже не так: это делается ими при нормальном соитии.
— Но она, зато, примитива? Роженица?
— У неё высшая земная ученая степень: доктор — ученая.
— И она, как Сиглл: с такими же совсем маленькими грудями? — Горгл одобрительно провел ладонью по груди Сиглл.
— Нормального размера — по нашим понятиям: красивая.
— Да зачем ей такая?
— Она выкормила меня ею, когда родился.
— Зачем: она же мудрая. Так совершенно нерационально. Всё это не дело мудрых: для этого и существуют примитивы.
— Они мои родители: любят меня и заботятся. А о вас кто заботится?
— Ну, педагоги — по идее. Но, вообще-то, редко. Мы их даже как-то побаиваемся.
— Есть, почему: они же и занимаются вашей отбраковкой.
— Отбраковка: еще одно непонятное слово.
— Очень немногие из вас становятся мудрыми. Остальных, менее способных, «ликвидируют» — убивают за ненадобностью. Но от вас это скрывается.
— Да не может быть? Откуда ты можешь знать о таком?
— От того, кто учит меня вашем наукам: моего учителя — Конбра. Слышали о таком?
— Который прилетел с вами со Зрыыра?
— Да.
— Трудно поверить, что так. Нас просто периодически переводят в другое учебное заведение.
— Только говорят вам это: никуда не переводят. Вы когда-нибудь встречали снова тех, кого «переводили» до окончания учебной ступени?
— Нет. Ну, и что?
— А то, что их на самом деле просто в живых уже нет. Вот так!
— Горгл, но если правда, нам с тобой надо что-то делать: жить-то хочется. Только как проверить?
— А вы попытайтесь выйти на связь, с кем учились: с теми из них, кто учился хуже вас и был куда-то «переведен». Ответят они вам? Никогда! Тогда поверите?
— Да, так и сделаем. Обязательно. И свяжемся с тобой, землянин. Дай свой адрес связи.
20
Конбр был в восторге: молодец ученик! Как сумел использовать случайный контакт с теми двумя универсантами. Но, похвалив, тут же предупредил:
— Дальше тебе не надо участвовать в наших делах.
— Это почему, учитель?
— Это небезопасно, пойми. Наша цивилизация считает себя ушедшей далеко вперед по сравнению с вашей, но, на самом деле, вернулась к древней дикости с её убийствами. Ты тоже, участвуя в нашей борьбе, можешь подвергнуться смертельной опасности.
— Пусть! Это не ваша только борьба: наша общая — за то, чтобы нигде во Вселенной не было несправедливости. И я обязан участвовать в ней: я же внук моего деда Дангха и ношу имя человека, пожертвовавшего жизнью в этой борьбе. И я уже не только землянин — еще и гардрарец. А еще: твой ученик.
— Мой ученик: поэтому я отвечаю за тебя — так же, как твой отец и твоя замечательная мама. Понимаешь, Марик?
— О, ты уже можешь произносить моё имя по-землянски!
— Потому что очень захотелось. Я ведь тоже уже в чем-то землянин: смотрю на происходящее у нас вашими глазами; мыслю понятиями, воспринятыми от вас.
— Понимаю. И поэтому я не покину Гардрар, пока мы, как на Земле, не добьемся победы. И не надо больше спорить. Знаешь что: давай лучше последуем совету великого земного математика Гаусса. Он сказал когда-то что-то в этом роде: «Не надо спорить, давайте лучше сначала посчитаем».
— И что хочешь посчитать?
— Соотношения сил в нашей борьбе. В первую очередь, чтобы снабдить этими цифрами тех ребят: верю, что они будут с нами.
— Давай: открывай расчетную таблицу. Исходные данные: численность мудрых — 1 миллион; средняя продолжительность их жизни — 100 лет, из них 30 идет на обучение. Становится мудрым один из 10 тысяч. Отбраковку считаем приблизительно одинаковой по всем 10 трёхгодичным стадиям от ясель и завершая докторантурой. Пока достаточно: начинай считать.
— Необходимое ежегодное восполнение мудрых должно тогда быть чуть больше 1/70 — 0.014 миллиона, т. е. 14 тысяч, для чего требуется рождение около 140 миллионов детей. Почти 60 % затем отбраковываются на каждой учебной стадии. Больше 90 %, таким образом, отбраковывается еще на самых первых трёх стадиях.
— Пошли дальше: соотношения сил за и против. Первые три стадии, самые младшие, не должны учитываться. «За» могут стать только стадии от четвертой по восьмую; «против» — сами мудрые и последние две стадии, на которых отбраковка не сопровождается ликвидацией, плюс живущие отбракованные с этих стадий.
— «За» — около 44 миллионов; «против» — 7 миллионов. Соотношение — более 6 раз: в нашу пользу!
— Но это максимальное соотношение: без учета качества. Но взвешенные[7]значения дадут меньшее соотношение.
— Да: 3 только. Но еще в нашу пользу!
— Но те же средневзвешенные числа с учетом отбракованных, но не ликвидированных дают противопоставление среднего между гимназистами и лицеистами чему-то среднему между аспирантами и докторантами. Вот так! Да еще гигантские количества роботов — целиком в руках мудрых.
— А зато отмена отбраковки спасает более 400 миллионов!
— Правильно: увидел главное.
— А не только потомство мудрых: и примитивов немало станут людхами.
— И о примитивах не забыл.
— На то я и внук своего деда: он о «неполноценных» ни на минуту не забывал.
— Хвалю. Но и предупреждаю: больше никаких самовольных действий — только согласованные со мной.
— Ага: военная дисциплина. Да, командир?
— Лим, придется тебе поторопиться: наше дело, кажется, уже сдвинулось с мертвой точки.
— Считаешь, что эти универсанты уже с нами?
— Но они ведь убедятся, что ни один из бывших их соучеников не отвечает.
— Эти попытки совершенно безопасны? Ты уверен?
— Не совсем. Может быть и слежка за связью. Маркд их предупредить, конечно, не мог: откуда ему знать о возможности её существования?
— Если обнаружат их попытки связаться с уже ликвидированными, не решат ли ликвидировать их самих? Может Маркд предупредить их?
— Сейчас свяжусь с ним, — он быстро сделал вызов. — Марик…
— Командир, это ты? Срочная новость: ребята только что связались со мной. Горгл уже успел сделать десять контрольных вызовов: ответов не было — ни одного. А потом началось непонятное: только свист после — вызов не проходил почему-то. Но вызов меня — с телефона Сиглл — прошел.
— А ты связаться с ней можешь?
— Наверно.
— Свяжись немедленно: передай, чтобы сразу исчезли.
— Куда?
— В известное и им, и тебе место.
— Понял: туда, где мы встретились.
— Если удастся, сообщи мне по связи, и сразу на площадку пристяжных вертолетов. Я буду там: полетим, не мешкая.
— Им что: может грозить опасность?
— Да, да! Вызывай быстрей!
— Понял, командир.
Не дожидаясь результата, Конбр быстро ушел к себе: взять тот уникальный аппарат, создателем и единственным обладателем которого был. Возможности его были неисчислимы: можно было справиться с любым, даже самым совершенным, роботом. Что он и сделал, не дав убить бывшего Пятого Мудрейшего.
Вызов Марка застал его по дороге на вертолетную площадку. Связь с Сиглл удалась: они готовы тотчас вылететь. И он ускорил шаг.
