Мартин Лютер - Лекции по Посланию к Римлянам
Оба эти явления двойственны: одно — в нас самих, другое — в ближнем нашем. Апостол говорит здесь о втором, ибо для того, чтобы любовь наша была непритворна, необходимо, чтобы мы без обмана или пристрастия ненавидели то, что порочно в нашем ближнем, не ища славы и не боясь, и льнули к тому, что в нем хорошо.
И он использует термин “отвращайтесь зла”[51], как бы говоря: “Никогда не будет такого, что зло перестанет существовать, и все зло никогда не будет подчинено вам. Поэтому, ненавидьте зло, которое вы не совершаете — так, чтобы не давать согласия на зло другого человека, но делать общее дело с добром другого человека[52]. Лелейте это, благоволите и содействуйте этому, проповедуйте это. Ненавидьте и препятствуйте злу везде, где только можете. Но довольно часто у нас нет возможности что-то сделать, и нам ничего не остается, кроме как ненавидеть зло и любить добро, что, например, происходит, когда мы имеем дело с еретиками и теми, кто противостоит христианам и неистовствует против благочестивых людей.
Если бы такие люди были в папских и княжеских судах, с церковью все было бы в порядке. Однако теперь, поскольку имеет место обратное, церковь находится в весьма скверном состоянии, не столько потому что они желают творить собственное зло, но потому что они не отвращаются[53] от зла, присутствующего в церкви.
Однако ненависть или любовь человека опрокидывает все это суждение, что в наше время имеет место в случае с Джоном Роучлином и теологами из Кельна[54]. Когда мы отдаем нашу любовь человеку полностью и решительно, мы готовы поддерживать и защищать изо всех своих сил все, что он считает правильным, и мы не спрашиваем, как классифицировать все, что он делает — как добро или как зло — чтобы не казалось, будто такой человек имеет добро или зло в себе. Таким образом, сущность притворной любви заключается в том, что она ненавидит добро и льнет ко злу. Ибо всякая любовь по природе своей слепа. Кто же тогда не слеп? Кто не имеет любви — я говорю о любви чувственной — за исключением, разве что, мертвого?
10. “Будьте братолюбивы друг ко другу с нежностью”. В одном греческом тексте здесь упоминается “братская любовь” (jiladeljia), следовательно, слово philadelphus означает: “тот, кто люит брата своего”. В данном фрагменте Апостол развивает мысль о том, что любовь среди христиан должна быть особым и более совершенным явлением, чем отношения между незнакомцами или врагами. Так, в другом месте (Гал.6:10) он говорит: "Итак, доколе есть время, будем делать добро всем, а наипаче своим по вере”. И там, где у нас[55]стоит термин diligentes (“любовь”, как действие), в греческом оригинале используется слово jilostorgoi (jiloV, “любовь”). Но слово storgh означает “привязанность” или “симпатию”, как мы обычно говорим. Поэтому jilostorgoV - это тот, кто доброжелателен и привязан к человеку, к которому он должен проявлять братскую любовь, jiladeljia. И поэтому Апостол говорит, многозначительно составляя почти “избыточное” словосочетание, обозначающее любовь: philadelphia estote philostorgi, то есть: “Будьте братолюбивы друг ко другу с нежностью”[56].
“...В почтительности друг друга предупреждайте”. Поэтому мы читаем в Филип.(2:3): “... Но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя”. И в Евангелии от Луки (14:10) Господь говорит: “Но когда зван будешь, пришед садись на последнее место...” Он говорит здесь о внутреннем почитании, которое проявляется в том, что человек уважает и ценит ближнего своего высочайшим образом. Ибо внешнее почитание очень часто является фальшивым, корыстным и демонстрируется лишь для того, чтобы получить что-то большее взамен. Поэтому, если такой человек ничего не получает взамен, то он начинает гневаться и перестает проявлять почтение к другим. Это и имеет в виду Апостол, говоря: “... Почитайте один другого высшим себя”. Он не говорит: “Каждый ставь себя выше других”. Более того, человек не может проявить своего почтения к другому, покуда он не смирит себя и не станет судить о себе, как о достойном позора, а о других — как о более достойных почитания, чем он сам, то есть до тех пор, покуда человек не смирен, он не почитает “другого высшим себя”.
Тщеславие также порождает почтение, но оно следует за другими [то есть это почтение “в ответ” на что-то], в то время как смирение, проявляя почтение, предшествует другим[57]. Тщеславие ожидает первого шага со стороны окружающих, смирение же даже не желает, чтобы другие [окружающие, те, к кому проявляется почтение] следовали за ним[58], но полагает, что оно само должно выполнять ведущую роль. Какое великое служение — воздавать почтение другому! Легче отдавать что-то и быть полезным для тела [физических нужд], чем относиться к себе с презрением и высоко ценить других людей.
Некоторые весьма проворны на воздаяние почестей, и, как продажные люди, воздают почести в надежде, что за это их также будут почитать. Так поступают язычники. Поэтому римлянин Домиций[59] говорил: “Почему я должен почитать тебя князем, когда ты не почитаешь меня сенатором?”[60]Так говорят не христиане, но язычники. Ибо мы должны почитать друг друга даже в том случае, если ответные почести от окружающих [от почитаемых нами] не воздаются нам ни до того, ни после.
11. “В усердии не ослабевайте...”. В греческом оригинале сказано: “В старании (прилежании)”, “В служении”, “В трудолюбии”.
Обратите внимание на то, как любовь ничего не оставляет для себя и действует только в интересах других. Он учил выше, как нам следует отдавать наше достояние и таланты во благо других, а именно — путем жертвования [вкладывания], проявления милосердия, любви и т.д., и затем — как нам следует проявлять почтение друг ко другу. И теперь он учит, что каждый должен жертвовать собой, говоря, что поддерживать, служить и, так сказать, помогать своим телом — значит оказывать поддержку тем, кто в нужде. С другой стороны стоят “авессаломитяне”[61], то есть “отцы мира” и те, кто не хотят, чтобы их тревожили и не хотят быть полезными для нужд других. Или же, если они и делают что-то, то делают это без желания, неохотно, что мы видим на судебных процессах, тяжбах и т.п.
“Духом пламенейте”. Те, кто сонливы и равнодушны во всех своих предприятиях, нарушают эту заповедь. И они ничего не достигнут своими делами, но лишь тщетно потратят их, как сказано в Прит.(18:9): “Нерадивый в работе своей — брат расточителю”. Но сонливые и равнодушные также ненавистны людям, не говоря уже о Боге. Таковыми в наше время очень часто бывают наемные ремесленники, исполняющие свою работу так, будто они спят на ходу.[62] Проповедники и священники буквально “храпят” во время своих молитв, даже физически, не говоря уже о сонливости их умов, и они все делают с величайшей ленностью. Таким образом, Апостол выступает здесь против смертного греха acedia, то есть “усталости совершения добрых дел”. Греческое слово achdia означает “утомление”, “скуку” или “равнодушие”. Этот грех настолько широко распространен, что едва ли кто соизволит проявить внимание. И, так как люди не желают служить, пламенея духом, необходимо, чтобы они горели плотью. Ибо они должны пламенеть хотя бы чем-то одним из этого — либо духом, либо плотью. И воспламенение одного является “замерзанием” или угасанием другого, за исключением случаев, когда по позволению Божьему, во времена искушения, дух пылает одновременно с плотью. Таким образом, человек, совершающий свою работу с равнодушием и по принуждению, воспылает плотью. И из-за этого он вынужден “расточать” работу, которую совершает, потому что плоть его пламенеет. Например, ленивый повар, приготавливая пищу, исполняет свою работу так, что еда остывает во время приготовления. Кто же не будет относиться с презрением к такому повару? И презрение это вполне заслужено.
“Господу служите”. Этот фрагмент направлен не только против тех, кто из скупости служит миру сему или собственному брюху, но даже еще более сильно — против тех, кто упорно совершает добрые дела, в то время, когда покорность призывает его к чему-то иному. Последний класс людей напоминает тех, кто имеет запряженного осла и не позволяет отвязать его для того, чтобы он мог послужить Господу[63], то есть они изнуряют себя собственными делами[64] и позволяют себе быть отозванными прочь, в какую-то иную область служения, ни по благочестивости, ни ради Бога. Таким образом, на самом деле — они скорее служат себе самим, нежели Господу. Ибо они готовы исполнять не всякое желание Божье, но лишь по своему выбору, и они оправдываются, говоря: “Нехорошо оставлять то, что я только что делал в другом месте”. И, вероятно, я не ошибусь, если скажу, что в число таких людей входят князья, которые наиболее регулярно посещают церковь, и проповедники, которые регулярнее остальных присутствуют на совете.
