Бхагаван Раджниш - Суфии - верность истине
Когда Ницше объявил, что Бог мертв, он, на самом деле, ничего не говорил о самом Боге. Он просто говорил, что Бог, которому мы следовали до сих пор, больше не годится, потому что человек вырос. Бог, которому мы следовали до сих пор, был детским, подростковым Богом. Человечество было подростковым. Тот, кто поклоняется камню как Богу, говорит весьма и весьма примитивные вещи. Высказывания у него очень примитивные, языческие. Тот, кто поклоняется идолу, немного лучше, однако, опять же, ограничен. Все формы ограничены. Тот, кто поклоняется дереву... чуть жизнеспособнее, потому что дереву присуща какая-то жизнеспособность. Бог жизнеспособен; дереву присуще свойство Бога, и поэтому оно жизнеспособно. Бог зелен и свеж, и поэтому он является деревом; Бог цветет - и дерево цветет. Здесь имеются точки соприкосновения.
И все же дерево есть дерево. Оно может быть отдаленным отражением божественного, но поклоняться дереву как Богу - это невежество. Тот, кто поклоняется реке, может быть, по-своему прав - ведь река тоже выражает божественное. Его выражает все - однако все выражает его лишь отчасти. Он есть все. Поэтому что-то одно не может выразить его в его полноте. Как может что-то одно выразить его в его полноте? Если ты поклоняешься дереву, то как быть с рекой? Если ты поклоняешься реке, то как быть с солнцем? Если ты поклоняешься солнцу, то как быть с луной? Ты поклоняешься лишь чему-то одному - но так как оно ограничено и одно, оно не может выразить все.
Когда Ницше говорил: «Бог мертв», он говорил, что прежние представления о Боге стали неуместны. Человек перешел их пределы, человек стал более зрелым. Человеку каждый раз нужны новые боги. По мере взросления человек стал нуждаться в более зрелом Боге. Загляните в Ветхий Завет. Бог там жесток и очень ревнив. Бог заявляет: «Я очень ревнивый Бог. Если вы будете поклоняться кому-то еще, я буду вашим врагом. Я замучаю вас в аду. Я брошу вас в огонь». Он кажется очень примитивным Богом; он, кажется, придуманным Гендисом Ханом - не очень культурный, не очень сложный.
Индуистский Бог намного сложнее. Кришна со своей флейтой значительно культурнее. Однако Будда достигает самого пика, ибо он отбрасывает саму идею Бога. Он говорит о божественности. Само слово «Бог» уподобляет Бога вещи: определенный, четкий, твердый, конкретный, как скала. Будда отбрасывает саму эту идею. Он говорит: «Есть божественность, но нет Бога. Существование наполнено божественностью, бхагватой, однако Бога, подобного личности, сидящей на золотом троне и контролирующего, управляющего, создающего, не существует. Нет, Бога как личности не существует. Все существование наполнено божественностью - это верно. Оно переполнено божественностью». Такое понимание значительно выше. Мы отбрасываем личностные ограничения. Мы рассматриваем Бога, скорее, как процесс. Согласно старому представлению, Бог создал мир, он был творцом. Но Будда с этим не согласен. Он говорит: «Бог есть творчество, а не творец». Бог един со своим творчеством. И поэтому всегда, когда ты что-то творишь, ты проявляешь свойство Бога.
Когда художник исчезает в своей живописи, когда он полностью поглощен своей живописью, он перестает быть просто художником. Он божественен в это мгновение поглощенности. Потом союз... И расплавленье.
Танцор, полностью исчезнувший в своем танце, больше уже не человек - отсюда красота, отсюда совершенная красота. Даже у тех, кто просто наблюдает - даже у них начинает возникать ощущение непостижимого, невероятного, фантастического события.
За девять лет до того, как его распяли, Аль-Хилладж Мансур был заключен в тюрьму. И он был необыкновенно счастлив, потому что наполнил эти девять лет постоянной медитацией. Снаружи беспрестанно бушевали тревоги и волнения - друзья, последователи, общество, мир, хлопоты. А он был совершенно счастлив. В тот день, когда он был заточен в тюрьму, он благодарил Бога от самого сердца: «Ты так меня любишь, - говорил он, - что дал мне полную защиту от мира, и кроме тебя и меня, ничего не осталось». Потом союз... И расплавленье.
Те девять лет были годами всеохватывающего поглощения. А когда девять лет прошло, было решено его распять, так как он ничуть не изменился. Напротив: он еще больше углубился в том же направлении. А его направление дало о себе знать тогда, когда он объявил: «Я есть Бог - Аналь Хак! Я есть истина, я есть реальность».
Его мастер, Аль-Джунаид, так и эдак пытался его образумить: «Не говори подобных вещей! Храни их в глубине себя, потому что люди этого не поймут, и тебе не миновать беды!»
Однако Мансур был не в силах этому воспрепятствовать. Всякий раз, когда он был в состоянии, которое суфии называют халой - всякий раз, когда он был в этом состоянии, он начинал петь и плясать. И подобные высказывания лились сами собою - он не мог их контролировать, весь контроль был утрачен. Джунаид понимал его состояние, но он понимал и состояние людей, и что рано или поздно Мансур будет сочтен антирелигиозным. Его заявление: «Я есть Бог» было фактом, за этим стояли его переживания, но люди этого не понимали. Они считали это самонадеянностью, эго, и проблем было не избежать. И они наступили.
Спустя девять лет они решили, что Мансур ничуть не изменился - на самом деле, он еще глубже в это врос. Теперь он уже объявлял без умолку: «Аналь Хак! Я есть истина! Я есть Бог!» И они, в конце концов, решили, что его следует распять.
Но когда они пришли, чтобы забрать его из тюремного подвала, то сделать это было очень трудно - ведь он был в хале, том самом мистическом состоянии. Он больше не был человеком, он был лишь чистой энергией. А как прикажете вызволить из подвала чистую энергию? Люди, пришедшие туда, так и застыли на месте! То, что происходило в том темном подвале, было просто фантастичным! Лился такой свет! Мансур был окружен неземной аурой. Мансур уже не был человеком. У суфиев для обозначения этого есть два слова: одно - бака, другое - фана. «Бака» означает, что тебя можно определить как индивид, что ты окружен определением, что у тебя есть обозначающая тебя разграничительная линия. «Фана» означает, что ты растворен в Боге и что у тебя нет никакого определения. Бака похожа на ледяной куб, а фана - на ледяной куб, который растаял и слился с рекой.
С мистиками такое случается постоянно: они движутся от баки к фане и от фаны к баке. Это почти как день и ночь. Постепенно устанавливается некий ритм. Иногда вы увидите мистика в состоянии баки - и когда вы найдете его в состоянии баки, вы увидите самую уникальную индивидуальность из всех, которые вам когда-либо доводилось встречать. В состоянии баки он будет уникальной индивидуальностью - очень оригинальным, очень чистым, четко очерченным. Он будет словно прорезающая небо вершина или звезда на ночном небе - такой ясный, такой выделяющийся, такой неповторимый. В этом смысл баки - в индивидуальности.
Вам не найти в обычном мире подобных индивидуальностей. Есть люди, однако это не индивидуальности; есть индивиды, однако это не индивидуальности. Индивид - это тот, в котором нет индивидуальности, он лишь безликая часть массы. Он живет как все, говорит как все, ест как все, как все ходит в кино, как все покупает машину, как все строит дом - он вечно следует «всем», массе, коллективу, толпе. Он не является самим собой, он напрочь запутался. Его разграничительные линии очень беспорядочны. Они есть, но они перепутаны, лишены четкости. Если вы станете в него всматриваться, вы его не найдете. Вы найдете сплошные наслоения обусловливаний. Он будет мусульманином, потому что родился в мусульманском доме. Он будет индуистом, потому что родился в индуистской семье. Он будет цитировать Гиту, потому что его отец имел обыкновение ее цитировать. Другие цитировали ее веками, поэтому он тоже будет ее цитировать. Все это кажется случайным. В нем же самом нет никакой уникальности. Он всего лишь часть. Он живет как все, он умирает как все. Он живет их жизнью, он умирает их смертью. Он никогда не отстаивает себя, никогда не бунтует. Таково состояние обычного индивида. Это не индивидуальность.
Индивидуальность возникает лишь тогда, когда ты обретаешь ясные очертания, когда ты достигаешь оригинальной формы своего бытия, когда ты делаешь свое дело, когда ты не заботишься о том, что скажут другие, когда ты готов отдать жизнь ради своей свободы, когда свобода становится твоей высшей ценностью, рядом с которой меркнет все остальное - тогда ты становишься бакой, индивидуальностью. И вот в чем парадокс: только индивидуальность способна войти в фану, в то полное растворение, опустошение, в то полное исчезновение.
Сначала ты должен быть - только потом ты можешь исчезнуть. Если тебя нет - чему тогда исчезать? Сначала ты должен отделиться от толпы - только тогда ты сможешь совершить прыжок. Отсюда этот парадокс: человек, находящийся в состоянии баки, может войти в состояние фаны - только он и может войти.
