Ольга Голосова - Толкования на Евангельские притчи. «Рече Господь…»
А нашему юноше-пастырю приходится пастырствовать в наше мудреное, осложненное, в наше тревожное время. Поставленному впереди словесных овец ему прежде всего следует подать им свой пастырский голос, чтобы овцы узнали в нем истинного своего пастыря, поставленного от пастыреначальника Христа, для их пасения и спасения. Да, буквально, следует подать и постоянно подавать им свой пастырский голос. А он, иной из юных пастырей, буквально не подает им своего голоса, знакомого пастырского голоса, к которому они и отцы их привыкли искони. Первое подавание пастырского голоса, самое простое и обычное, это в Божией службе. Но и тут не слышно пастырского голоса. Священник священнодействуя буквально шепчет или едва-едва шевелит губами, вообще бережет свои горло и грудь. Не жалейте горла, не жалейте груди, — это хлеб наш. Плотник, столяр, землекоп, сапожник добывают себе хлеб руками и ногами, и никто не спрашивает их, как тяжело достался им труд их и плод труда, который идет в пользу других. А мы отчего же жалеем своего голоса, которым добываем себе хлеб? Еще преступнее, когда мы небрежем о явственном священнодействии, когда бормочем, когда скрадываем слова и звуки. Еще неблаговиднее, когда отсекаем целые части из уставного богослужения; когда представляем молящимся только программу того, что мы должны прочитать и пропеть, да не прочитали и не пропели. Еще неблаговиднее, когда мы отвыкаем священнодействовать по-старинному, по-уставному, строго точно, благоговейно; когда позабываем староцерковную интонацию при чтении молитв и возгласов; когда оставляем без употребления староцерковные умилительные напевы, так что они даже совсем забылись и вышли из употребления; когда вносим светскую, необычную в церкви манеру чтения и говора. Еще жальче, когда у иного юного священника в церкви не встречаешь ничего такого, на чем можно бы душу отвести: сам священнодействует невежественно и небрежно, просто-напросто читать по церковному не умеет; псаломщик его еще невежественнее и небрежнее своего настоятеля, — ни чтения, ни пения настояще-церковного в церкви; никто им из прихожан не помогает, никого из прихожан, ни из взрослых, ни из детей, не озабочиваются приучить к клиросному участию в священнодействии… Противно, возмутительно видеть, как иной при этом стыдится, не умеет правильно благословить; не умеет, не хочет, упорствует в нежелании истово перекрестить или даже вовсе не крестит собственное чело, небрежно махая перстами около носа или бороды… Вы думаете, что народу не нужен ваш явственный церковный, старо-обычный, привычный для них, пастырский голос? Слушают, слушают иного, усиливаются признать в нем настоящего священника, да и рукой махнут. Подите вот, понебрежничайте в приходах единоверческих или даже православных, но проникнутых духом так называемого старообрядства. Там скоро укажут, где Бог, а где и порог. Не хотите ли вот прислушать приговор прихожан о старом своем священнике из наших и новом юном из миссионерской школы? «Со времени определения старого священника в приход заметно стали отпадать от Православия. Напротив того, юный священник, добрыми душевными качествами, нравственными поступками и христианским поучением, в короткое время внушил к себе уважение и любовь прихожан, не только крещеных татар (сам природный татарин), но и русских, чего мы в другом священнике не видим. Вообще при требоисправлениях оный юный отец непритязателен, с людьми обходителен, притом богослужение отправляет и на русском языке хорошо, внятно, чего о другом священнике по совести сказать не можем». В самые последние дни возбуждаются жалобные дела именно на то, что юные священники священнодействуют невнятно и небрежно. В именитом и душеполезном добром слове к вам, духовные питомцы, этот недостаток обозван метким словом «святотатственного хищения»: «Кто небрежно совершает службу, тот святотатственно похищает у народа Господом Богом данное достояние». Как же вы хотите, чтобы паства духовная шла за нами, когда пастырь не делает даже этого самого простого и необходимого дела, не подает овцам знакомого священнического голоса в священнодействии, ни обычного звучного говора, ни правильного благоговейного чтения, ни церковного умилительного пения.
Вы чувствуете уже, что будет речь о другом подавании пастырского голоса, учительного голоса. Боже! Тут что? Сходите вот по ближайшим церквам, прислушайтесь, часто ли, громко ли раздается там учительный голос пастырей? «Читайте, — говоришь, — из печатных книг, из прологов, из церковных историй, из Библии». Дивно, но верно. Иногда не ведят, где и книги сицевыя обретаются. А нужные книги, не все, не всегда, но почти всегда обретаются в церковных библиотеках. Библии по иным церквам не бывает. Юные, по здешнему ученые священники, и те иногда не ведают и ответить не могут, имеется ли в церкви Библия. Вообразим не юного, но так называемого ученого священника, который на удивленный вопрос: «Значит, не читаете Библии? Она вам не нужна?» — один раз отвечает, что у него глаза болят; а чрез два года на вопрос: «Что же, теперь успели почитать Библию?!» отвечает другой раз, равнодушно и резонно: «Да мне доктора запрещают читать, глаза слабы». Вообразим некоего юношу, который, просвященствовав года полтора, на вопрос: «Что ж эти дети ничего не знают? Учите ли вы их?» отвечает всенародно и пресерьезно: «Нет еще, пока очень мало». — «Да отчего же?!» — «Помилуйте, у меня дома не было, все неустроено». Вообразим, что в ту минуту, о которой речь, прихожане-поселяне успели уже построить и дом для него, не только церковь для него и для себя. Прихожане сделали много. А он что сделал для них и для Церкви, да и для себя, как пастыря-учителя? Припомните мое слово об идеалах, — для какого идеала жил бы сей юный церковник? Вообразим другого подобного же юношу, который, прослужив семь месяцев и домогаясь чрез влиятельное посредство вывода из прихода, который неученый и не юный его преемник успел сделать образцовым и прекрасным, на вопрос: «Учили ль вы этих, ничего неведущих детей?» — дал ответ: «Нет еще, не успел»; а в другом видном и людном приходе, не успев завести ни учения в церкви, ни чтения доброго, ни пения, возвышает резкие гласы о неотложном удовлетворении своего труда, сам себя пред народом обзывая «попом». Для каких идеалов жил бы и сей юноша, напоминающий собою с разных сторон, с положительной и отрицательной, двух евангельских юношей?! В общем, могу к счастью засвидетельствовать, поднимается в нашей братии дух разумения, дух пастырского учительства, по местам даже настойчивого. Но я говорю о юнейших рядах, от которых справедливо ждать бульше духовной бодрости, духовной трезвенности, духовного делания.
Идущему впереди паствы пастырю требуется палка. Требуется, чтобы самому опираться на нее. Ведь нелегкое дело — пастырское водительство. Иди, постоянно иди вперед. Стой также постоянно и подолгу; ноги устают, руки опускаются. Волки кругом стада, волки в самом стаде; не голыми же руками отгонять их. Что же бы такое была эта палка опоры, палка самозащиты? Конечно, прежде всего, благодать Божия, а затем и все то, чем она привлекается: вера, молитва, самоотвержение. Но эта палка есть и книга. На чем обопрется сам, чем поруководствует словесную паству, чем отборонится от этих хищников — расколоучителей, скопцов, нигилистов, исмаилитских пропагандистов — священник, который Библии не читает, у него для этого глаза болят, в несколько лет священнослужения он даже не задался вопросом, есть ли около него Библия; который никаких церковно-учительных книг не читает и не спрашивает; никаких апологетических книг даже не ведает; никаких расколообличительных не видал и в глаза; который нередко жадно хватается за одно только чтение, за одну только больно бьющую палку, которую можно кинуть в ноги пастыреначальствующим?! Запаситесь апологетическими, запаситесь противораскольническими книгами. Церковно-учительных везде довольно по церковным библиотекам. Но читайте же, да учитесь, да учите. Подавайте словесным овцам, которым в душе часто приходится усвоять только одно из этих наименований — овцы, — подавайте им свой словесный, свой разумный, пастырски-учительный голос. Посмотрите на овец неразумных в притче Спасителя. Понурив свои головы к земле для щипания травы, для кормления себя, они движутся и на пажити питания, и к водопою, и к овчему двору, не столько по зрению, тем менее по собственному соображению, сколько по слуху, по голосу пастыря-водителя. Перенесите оттуда свой разумный взор на овец словесных. Не видите ли, что все понурили свои головы в заботы о куске хлеба, о благосостоянии семьи, о пропитании и воспитании детей, о здоровье, о положении общественном? Много ли средь этих разнообразных забот усмотрите попечения собственно о спасении души, о неуклонном шествии к Горнему Иерусалиму? Много ли думы о том, что не имамы зде пребывающего града, но грядущего взыскуем? Много ли заботы о том едином на потребу, чтобы задняя забывая, в предняя же простираяся, со усердием стремиться к почести вышнего звания? Пусть же пастырь добрый, подавая словесным овцам свой пастырски учительный голос, постоянно напоминает всем погруженным в житейские попечения, чтоб они, заботясь о временном, не забывали вечного; чтобы, созидая благосостояние земное, памятовали о собирании сокровищ для Неба, дабы не оскудеть в жизни горней, не истаять там, в Горнем мире, от глада и жажды блаженства праведных душ; чтобы, слыша постоянно голос своего пастыря-руководителя, зовущий в отечество Горнее, и постоянно поверяя по этому священному голосу направление своего жизненного течения и точку стояния в отношении к Богу и Церкви, словесные овцы могли уразумевать, куда они направляются, к Небесному ли Царствию или во дно адово, насколько они приблизились к Небу и далеко ль отстоят от пропасти ада. Не молчите, не спите, встаньте, пробудитесь. Время грозное. Пусть разбудят эту вековую спячку хоть его громы, громы последнего грозного времени.
