Феодосий и Никодим Карульские - Афонские монашеские молитвенные дневники
После обеда за чаем прочитали для проверки мой “молитвенный дневник” за три последних дня (с 24 по 27 августа). Мой сотрудник заметил по дневнику и по объяснению моему на его замечание, что неправильное у меня управление дыханием во время умной молитвы: я употреблял усиленные вдыхания, — где они кончаются, — места сердечного, и тем утруждал свою грудь, производя в ней волнение, т. е. тогда как в “художественной” молитве требуется тихое и плавное дыхание — “удерживать, — по святоотеческому выражению, — борзое дыхание и задерживать”. С сим я согласился. Другое замечание сделано было на мое выражение (26 августа): “Само сердце видит Господа и себя, и свое молитвенное призывание”. — “Это у вас. Батюшка, — заметил мой сотрудник, — соединился ум с сердцем и из сердца видит, а вам кажется сердце видит, но не сердце, а ум видит”. С ним я согласился до времени, когда убеждусь более от святоотеческих слов. Также освободил мой сотрудник наперед от необходимости поклонов и призывания слов молитвенных с биением сердечным, особенно затрудняющим меня в числе приемов художественных, святыми отцами прямо не указанных, как и всякой истинной молитвы, состоящих в смиренном, внимательном и усердном призывании Господа умом в сердце.
28 августа
Сегодня на утрене, во время “художественной” молитвы, грудь уже не болела после того, как перестал делать частые вдыхания для определения “места” сердечного, а вместо того сдерживать немного вдыхание и выдыхание, чтобы дыхание, по святоотеческому учению, не борзо было. От такого сдержанного дыхания в сердце и во всем теле чувствовался покой, что отражалось и на спокойствии духа, и способствовало скорее ощутить место сердечное и творить там умную молитву. Так требуются нам вразумления и поправки друг от друга.
Исповедь в тот день прошла мирно, хотя и ожидал с некоторым из братии неспокойных объяснений на исповеди и сам был озабочен до исповеди. Всякую заботу и в этом отношении надо возлагать на Господа и не приготовлять своих объяснений с неисправимыми исповедниками, по упованию: “В тот час (на исповеди) дается, еже подобает рещи”. Проводив братию, сел в притвор и продолжал свое обычное правило молитвенное. От утомления, вероятно, и рассеянности, предыдущих в обращении с исповедниками, забылся на минуту или менее того. Но то диво, что после минутного незаметного тонкого забвения сном, пробуждался с более ясным зрением умом Господа в глубине сердечной, и молитва после краткой остановки сама продолжала твориться опять до тех пор, пока она постепенно незаметно останавливалась, и я снова затем пробуждался с нею. Так продолжалось в течение часа несколько раз.
После обеда послышался издалека голос идущего к нам поклонника, русского беженца из Югославии к нам на беседу. Как ни прятались мы, но вынуждены были принять его. Так как до вечерни и после нее пришлось с ним долго беседовать о разных скорбных обстоятельствах беженских и требовалось оказывать внимательное сочувствие скорбному, то я под влиянием сего чувства забыл о своем занятии умною молитвою, потерял и место сердечное, с большим вниманием приобретенное. И в тот вечер под праздник Усекновения главы Св. Предтечи Господня Иоанна и на другой день на утрени никак не мог собраться умом и обрести место сердечное, и только призывание на помощь, после молитвы Иисусовой Пресвятыя Богородицы и празднуемого Св. Предтечи несколько смягчило сердце и привело в чувство.
29 августа
На Литургии, слава Богу, причастился с чувством, но после Литургии в новой беседе с гостем снова рассеялся и утомился, но, оставивши гостя до обеда, не мог ни отдохнуть, ни направиться на молитву. Во время обеда продолжение той же беседы на три часа до провода гостя. Пришел после этого в свое тихое помещение, но не смог ни спать, ни молиться внимательно, ибо потеряно место сердечное. Хотя совесть спокойна была за проведенное время в беседе. Пришлось сознаться в своей немощи. Вместе с участием и вниманием к ближнему, в то же время надо хранить и свое состояние молитвенное. Но и сознавши эту немощь и напрягавшись не раз на умную внимательную молитву, не мог получить, пока не вспомнил так часто забываемое нами то необходимейшее для нас в трудах спасения евангельское предупреждение Христа Спасителя: “Яко без Мене не можете творити ничесоже”. Вспомнив же и помолившись Господу в сердце о помощи, тотчас незаметно и получил ее; в сердце самом изреклась молитва: “Иисусе Сыне Божий помилуй”, и обрелось, таким образом, без художественных приемов место сердечное. Теперь мне пришлось пользоваться ими для поддержания молитвы, начавшейся Божиею помощью.
Итак, благодарение Богу, помолился около часу, и усталость от беседы долговременной пропала, и забыл, о чем говорил с гостем, тогда как до сего все, что приходило на ум, отвлекало его от молитвы. Сначала мы порадовались, когда на время уклонились от гостя, и он отошел в другое место. Мы же, узнав об этом, потом укорили себя в совести, что, охраняя свое безмолвие, пренебрегаем заповедью Евангельскою о страннолюбии и любви к ближнему. И вот Господь дал нам случай исполнить заповедь Христову и увидеть свою немощь и неспособность еще служить ближнему без ущерба своему духовном устроению. Что чему и когда предпочесть, да вразумит Господь на будущее в свое время в совести. Теоретически же это трудно обучить себя навсегда: чтобы заповеди о любви к ближнему и молитве для монаха были всегда равносильны. Одни от святых предпочитали иногда одно, а другие другое (Арсений и Моисей преподобные). В определении того, что чему предпочесть, когда много значит нравственное состояние, возраст духовного преуспеяния: любовь к ближним и молитва могут быть в равной степени усвоенными преуспевшими духовно. Немощным же иногда вполне должно оставить служение ближнему для преуспеяния в молитве, а иногда и восполнять недостаток ее служением ближнему, особенно, когда сам слабый молитвенник не обходится, а пользуется помощью других. (Об этом подробно рассуждает преп. Исаак Сирин в главе об исповеди.)
30 августа
После обеда читали о молитве Иисусовой из: 1) “Странника” (изд. 3-е, 1884), 2) “Русского Инока”, 3) Добротолюбия, и 4) из писем Еп. Феофана по вопросу: кому можно и кому нельзя заниматься “художественной” молитвой по Добротолюбию.
По “Страннику” (стр. 74, изд. 3-е), кто одолевается сном и разленением бурею помыслов во время умной сердечной молитвы, не готов к занятию ею. По “Иноку” (Вопрос 75, февр. 1913, стр. 140) со слов преп. Григория Синаита из Добротолюбия (ч. 1-я, гл. 8-я) “непослушливые и страстные, с дерзостью приступающие к умносердечной молитве, не достигают ее и как самочинные впадают в дерзость, во мнение и в прелесть”.
Еще строже высказывается Еп. Феофан (“Письма к разным лицам”, 2-е издание, письмо 80-е: “О прелести при умной молитве”, стр. 415), где решительно сказано, что всякий проходящий умносердечную молитву с художественными приемами по Добротолюбию без руководителя, по одному описанию в Добротолюбии неминуемо впадает в прелесть, переоценивая значение художественных приемов и достигаемые ими естественные последствия и собрание ума и теплоту, признавая их за действие благодати Божией.
Это все прочитанное несколько смутило меня недоумением, что без наставника-руководителя, которого ныне трудно и даже невозможно найти, не следует заниматься умносердечной молитвой по святоотеческому учению по Добротолюбию из-за опасения неминуемой прелести.
Но далее, прочитав все статьи из “Инока”, мы увидели, что, правда, молитва умная по Св. Симеону Новому Богослову зависит от послушания, в котором приобретается чистота совести и беспопечение, что есть необходимейшее условие для занятия умной молитвой. Там же далее разъясняется, как чистую совесть можно соблюдать по отношению, во-первых, к Богу, во-вторых, к духовному отцу и, в-третьих, к прочим лицам и вещам., Послушание для делания умной молитвы необходимо для приобретения чистоты совести и беспопечительности, которые без послушания невозможны. По словам преп. Григория Синаита, где он говорит о безусловной необходимости для чистоты совести (л. 83, г. 1-я) первым приготовительным условием для умной молитвы иметь послушание, то разумеется под словом этим не первая ступень иноческой жизни (т. е, внешнее послушание), а разумеется внутреннее свойство характера — послушливость, которая может приобретаться и без внешнего послушания, от одного внутреннего послушания Заповедям Божиим (Св. Григорий Богослов), как это видно и на примере святых, в числе коих были и занимавшиеся молитвой с художественными приемами по Добротолюбию, и сподобившиеся молитвы умной благодатной, не живших под внешним послушанием, но угодивших Богу совершенно, в числе их Нил Сорский, Паисий Величковский и даже (в мирской жизни — Патриарх Константинопольский) св. Григорий Палама, св. Патриарх Фотий. Да и сам преп. Симеон Арх. Солунский велел всем мирянам в других письмах и книгах не говорить так решительно против художественных приемов и даже считает их пригодным и необходимым средством для нас расслабленных и ленивых, конечно, не имеющих и добродетели послушания (Письма по поводу Сперанского, стр. 169 и 210).
