Сергей Фудель - Записки о Литургии и Церкви
«Свят, свят, свят Господь Саваоф…» — отвечает хор. «Саваоф» — это Господь небесных воинств. Трижды произносится это слово «свят», а священник во время пения хора читает молитву: «С сими и мы блаженными силами, Владыко Че–ловеколюбче, вопием и глаголем: свят еси и пре–свят, Ты, и Единородный Твой Сын, и Дух Твой Святый. Свят еси и пресвят, и великолепна слава Твоя, Иже мир Твой тако возлюбил еси, якоже Сына Твоего Единородного дати, да всяк веруяй в Него не погибнет, но имать живот вечный. Иже пришед, и все еже о нас смотрение исполнив, в нощь, в нюже предаяшеся, паче же (лучше сказать. — С.Ф.) Сам Себе предаяше за мирский живот, прием хлеб во Святыя Своя и пречистыя и непорочныя руки, благодарив и благословив, освятив, преломив, даде святым Своим учеником и апостолом, рек (сказал. — С. Ф.)…» И дальше священник говорит громко: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов». И, указывая на чашу: «Пиите от нея вси, сия есть Кровь Моя Новаго Завета, яже за вы и за многая изливаемая во оставление грехов». Пейте от нее все. — вот призыв Божий к людям. «Человек некий сотвори вечерю… и зва многи… грядите, яко уже готова суть вся… да наполнится дом мой» (Лк. 14, 16—18, 23). «Премудрость созда себе дом и утверди столпов седмь: закла своя жертвенная, и раствори в чаши своей вино, и уготова свою трапезу: посла своя рабы, созывающи с высоким проповеданием на чашу, глаго–лющи… приидите, ядите мой хлеб, и пиите вино, еже растворих вам: оставите безумие и живи будете» (Притч. 9, 1—6). Ибо в «высоком проповедании» святого Таинства человек узнает, что «грехов множество не превосходит Бога моего многое долготерпение и человеколюбие крайнее. Но милостию сострастия тепле кающийся и чис–тиши, и светлиши, и света твориши причастники, общники Божества Твоего» (молитва ко Причащению). Бог дает человеку все, а ищет от него только любви и покаяния. «Твоя от Твоих, Тебе приносяще о всех и за вся». Твои нам дары, Господи, хлеб и вино, мы возносим сейчас к Тебе, чтобы Ты преложил их в Тело Твое и Кровь, отдаваемые за всех и за вся. «Тебе поем, Тебе благословим, Тебе благодарим, Господи, и молим Ти ся, Боже наш», — поет хор. «Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим низпославый, Того, Благий, не отъими от нас, но обнови нас молящих Ти ся», — молится священнослужитель в алтаре, молится весь храм и преклоняется до земли, так как именно во время пения «Тебе поем», после особой молитвы священника над хлебом и вином, осуществляется великое Таинство пресуществления их в Тело и Кровь Христовы.
Об этой минуте литургии так пишет св. Иоанн Златоуст: «Когда священник стоит перед престолом с воздетыми к небу руками, призывая Святого Духа сойти и коснуться Святых Даров, тогда бывает великая тишина» [136].
В «Патерике» рассказывается, что один монах усомнился в истинности претворения хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы. После литургии вот что он рассказывал братиям монастыря: «Когда… вышли клирики (священнослужители. — С. Ф.) из диаконника, имея Святых Тайн причастие, я видел, что опять отверзлись небеса и сходил огнь и со огнем множество святых ангелов, и среди них другие два чудныя лица, красоты которых нельзя и разсказать. И было сияние их, как молния, и среди двух лиц малый отрок. И святые ангелы стали вокруг Святой Трапезы (престола. — С. Ф.), а два лица — над нею, и отрок — в средине их. И, когда были окончены святыя молитвы и приблизились клирики раздробить хлебы причащения, я видел, что два лица стали держать младенца… и источили кровь его в потир (чашу. — С. Ф.), и, разсекши тело его, положили на верху хлебов, и сделались хлебы телом. Когда подходили братия принимать, давалось им тело, и когда взывали они, говоря: «Аминь», становилось оно хлебом в руках их. Когда и я пришел принять… услышал голос, говорящий мне: «…с верою ли примешь то, что держишь в руке твоей?» И я сказал: «Верую, Господи!» И, когда я сказал сие, тело, которое я держал в руке моей, стало хлебом, и, возблагодарив Бога, принял я святую просфору. Когда же окончилась служба… я видел опять младенца… и когда клирики потребили Святые Дары, я видел, что опять открылась кровля церкви и божественные Силы вознеслись на небеса. Услышав сие, братия (монастыря. — С. Ф.) вспомнили апостола, говорящего: «Пасха наша, за ны пожрен бысть Христос», и в умилении пошли в келлии свои, прославляя… Бога» [137].
Глава 14
Священники во время «Тебе поем» так же, как и во время Херувимской, молятся с воздетыми руками. В древности, вплоть до VI—VII веков, с воздетыми руками молились в храме при разных молитвах не одни священники, но и все молящиеся. Некоторый след этой древней практики можно видеть в указании Типикона о молитве Великого поста «Господи и Владыко живота моего». Оказывается, что еще в те уже далекие от первохристианства средние века, когда составлялся Типикон, полагалось эту молитву совершать с воздетыми руками, и при этом не только священнику, но и всем мирянам [138].
Именно об этом способе моления пишет нам апостол Павел. Именно этот сильнейший способ моления образует из человека распятие, делая его всего {как бы} крестом. А это особенно нужно на литургии — и особенно в эти минуты совершения Таинства Креста. Человек сострадает Владыке своему. Это — тайна любви Творца и твари, так соединенной с Творцом, как тело соединено с головой, — может ли быть изолировано их страдание? Вместе с Господом и Церковь восходит на Голгофу.
«Церковь видит в Таинстве, на жертвеннике совершаемом, — пишет блаж. Августин, — что и сама она купно приносится в том, что приносит… Церковь верующих и общество Святых приносится Богу в жертву Великим Архиереем, Который… и Самого Себя принес за нас во Своем страдании, чтобы быть нам телом… толикия (такой. — С. Ф.) Главы, по восприятому Им образу нашего рабства» [139]. Страдание или скорбь в христианстве — не самоистязание и не принятое на себя послушание или «правило», а невольное единство чувства единого Тела. «Как женщина, имеющая во чреве, знает о том ясно… так и тот, кто имеет вообразившимся в себе Христа, знает движения Его…» — говорит Симеон Новый Богослов [140]. Вспомним еще раз образ «Знамения» Богородицы с Младенцем во чреве — Знамение Церкви. «Моя Любовь распялась», — говорит о себе св. Игнатий Богоносец [141]. «Мне мир распялся, и аз миру [142], — говорит апостол Павел». «Любовию… сраспялся еси ты Распекшемуся нас ради, Павле преславне», — читаем мы в службе апостолу 29 июня ст. ст. (песнь 5–я второго канона). Это есть единство огня божественного страдания. «Кто близ меня, тот близ огня», — говорится в одном аграфе, достоверность которого как подлинных слов Христовых подтверждается тем, что он приводится не у одного древнего учителя Церкви, а у трех [143].
«Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся» (Лк. 12, 49).
У св. Димитрия Ростовского была такая молитва: «Любовию Твоею божественною да уязвлено будет сердце мое, о Боже мой! Да взыщу день и ночь Тебе, Господа моего, да всею душею моею к Тебе присоединен буду; да жегома и палима будет душа моя божественным Твоим желанием; да присно сие имать души моей во утешение, да присно сие имать в тихое пристанище и непреложный покой» [144]. «От бескровной Жертвы, через которую делаемся мы участниками со Христом (и. — С.Ф.) в страданиях, и в Божестве», — говорит св. Григорий Богослов [145].
Это соучастие — суть и каждого христианина, и всей Церкви. «Церковь, истинная Невеста Христова… во изгнании основана и чрез апостольскую и мученическую кровь в стены произведеся, и в том основании страдания и скончатися (окончиться. — С. Ф.) имать» (Книга о вере) [146], т. е. этим соучастием в страдании и в божественной жизни своего Учителя и закончит она свой исторический путь. Любовь в человеке — это неизреченный сплав божественной радости и человеческой скорби. Вот почему христиане не боятся скорби, если она не мешает любви, вот почему «многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян. 14, 22) — в Церковь и небесную и земную. Путь к воскресению только через Голгофу. «Вера возводит на крест, нераспятый — не Христов», — пишет еп. Игнатий (Брянчанинов) [147]. Есть в литургии то «участие в страданиях Его», о котором говорит апостол, и есть в ней апостольская устремленность. Потому–то, наверное, она так коротка и легка, как вздох. «Чашу Мою будете пить и крещением Моим будете креститься…» «Священнодействие… окончено… — пишет Николай Кавасила, — Дары освящены… великое заколение и жертвоприношение, о мире закланное, на освященной Трапезе зрится предлежащее. Ибо хлеб Господня Тела есть… самое всесвятое Владычне Тело… свидетельствовавшее при Понтийском Пилате доброе исповедание, заушенное, досажденное, оплеванное и желчь вкусившее… Жертвование же сие бывает не тогда закалаему Агнцу, но хлебу претворяющуся в закланного (на Кресте) Агнца» [148]. К Нему все устремление литургии — к Нему, не только закланному, но и воскресшему, и с Собою воскресившему человека. «Жертвоприношение, совершаемое на литургии, — пишет тот же толкователь, — есть не только умилостивительное… но и благодарственное. Какие же суть причины благодарения? Святые! В них Церковь обрела искомое, получила желаемое» [149]. В них открылась Церковь Божия, в них осуществилось дело Господне на земле — создание на земле преображенного человечества, создание на земле Царства Божия, в них «не умерла великая мысль», в них в темноте истории создано светоносное Христово Тело, «Соборное Существо». Как поется на Пасху: «Возведи окрест очи твои, Сионе, и виждь, се бо приидоша к тебе, яко богосветлая светила, от Запада, и Севера, и моря, и Востока чада твоя, в тебе благословящая Христа во веки».
