Мильхар - Прогрессивный сатанизм. Том 2
Рокот будильника выводит тебя из состояния сна, словно в одной матрешке – другая матрешка, и еще одна матрешка – ты терпеливо ждешь, ты ждешь конца этого кошмара, может быть сна, может – полуяви, чтобы проснуться окончательно, потереться о дерево, о его жесткую кору, встряхнуть шерсть и почувствовать упругость своего тела, его готовность повиноваться твоим импульсам, готовность окунуться в темную часть твоего существования, оглянуться – сегодня много лисиц, они не выдержали полнолуния и тоже вышли – но это не конкуренты, много начинающих оборотней – они отличаются расплывчатыми формами и артефактами – иногда это сотовый телефон, иногда – фрагменты одежды… – принюхаться – быть охоте, сегодня быть охоте.
Они уже вышли, они уже близко. Вот они сходят на половине пути, словно вспомнили о магазине и думают о содержимом своих кошельков, они преображаются и, как всегда это происходит помимо нас и внезапно, проходя мимо старого дерева, или завернув за угол, или просто в затемнениях луны, они обретают вытянутые тела, крепкие лапы, заостренные уши и чутье, потрясающее чутье, позволяющее им бежать долго и быстро, пока мы наконец не заметим их ориентированные по направлению бега божественные тела, серебрящиеся под луной, их божественные тела.
Первая передача – адреналиновый шок, когда лапы еще приросли к промерзшей земле, потом кровь доносит возбуждение до мускул – первый прыжок чисто рефлекторный – и ты уже ощущаешь себя летящим под-над землей, врубая передачу за передачей, на автомате, положившись на движок и инстинкты. И вот твое тело стелется, лапы работают как 6-цилиндровый двигатель, и ты сконцентрировался на желтой подпалине ускользающего тела, ваши легкие одинаково всасывают воздух, но ты с упоением чувствуешь, как сокращается дистанция, как чужое тело начинает давать сбои, в этот момент ты, словно закрылки, обнажаешь клыки и, чуть сдерживая себя, готовишься к завершающему прыжку.
Ее тело еще в полете, в незавершенном беге, когда ты обхватываешь это тело лапами и валишься вбок, обычно мы валимся направо, чтобы не падать на сердце, и перевернувшись несколько раз, загасив скорость, ты оказываешься сверху, у ее горла, у ее задыхающегося горла, покрытого тонкой шерстью, и сам задыхаясь от гонки, ты еще успеваешь носом почувствовать биение ее аорты и ощутить, как твои клыки коснутся ее вытянутой шеи…
– Как ты, вероятно, заметил, обычно мы атакуем веером, то есть расходимся от центра к краю, – говорил он, играясь с маслиной в бокале очень, очень сухого мартини. – Это неправильно в том смысле, что мы отдаляемся друг от друга и более молодые, уже справившись со своей работой, не имеют возможности помочь остальным.
Я полагаю, что мы все-таки должны дать проявить себя молодым, иначе нас не поймут… ну ты понимаешь. Кстати, как там твоя рыженькая?
– Нормально. Ничего особенного.
– Я так и думал, но обычно это все делается э-ээ, несколько быстрее, ты не находишь?
– Да, иногда. Иногда это делается быстрее.
– Вот это я и хотел сказать. Кстати, там этот, как его… молодой, он говорит, что мог бы помогать тебе.
– Я не против.
– Ну вот и отлично, ты же знаешь, что я только забочусь о молодых. Надо и нам с тобой готовить смену, – сказал он, продолжая топить маслину. – Выпьешь еще?
– Спасибо.
– Спасибо – да, или – спасибо – нет?
– Спасибо, да.
– Правильно. Ты же помнишь, как мы когда-то делали все с одного прыжка, да? – он наконец наколол маслину. – Кстати, тебе нужны деньги?
– Зачем?
– Ну, сменишь этот,… свой наряд. Я ничего не имею против, но даже молодые, они…
– Мне не мешает это.
– Конечно, я ничего и не имел в виду. А что касается твоей рыженькой – может, в следующий раз?
– Да, в следующий раз.
– Ну и отлично. Ты же помнишь – с первого прыжка, как учили. Да, этот молодой, забываю, как его, ну ты понимаешь – возьми себе в пару, это – моя просьба.
Мы ждем на замерзшей почве, которая в лунках от наших горячих носов, время от времени поглядывая на оранжевый диск луны, уже чуть тронутый с одной стороны черной краской, нюхая и обметая хвостами ту землю, от которой нам предстоит оттолкнуться задними лапами и растянуться в прыжке. Они заканчивают работу скоро выключат свои компьютеры, потом они наполнят всякой ерундой свои ужасные пакеты и поедут домой, на половине пути вспомнив о магазинах и подумав о своих кошельках. Они доедут на автобусах или трамваях до половины пути, сойдут и станут проходить мимо старых деревьев, или просто зайдут за угол, и среди них будет та, с рыжей подпалиной.
Мы ждем, и я все чаще поглядываю на покрытое тонкой шерстью горло своего компаньона и напарника.
Mogultaj
Пять Адских Могуществ …ГАЙДЕССКИЙ ПОХОД Поверяя бумаге то, что удалось мне ценою многих опасностей и немалого риска разузнать о Царстве Плутона, я не могу не испытывать сомнений на тот счет, удастся ли мне возбудить в других, не видавших того, что видел я, своими глазами, хотя бы тень доверия к тому, что мною описано; ибо Ад есть совсем не то, что о нем думают.
Я не нашел там никаких особенных мучений и пыток, кроме тех, что есть и у нас, и ни разу не видел Дьявола и его Присных, и вообще никого, кроме людей, вполне подобных нам, с тем исключением, что они не могут умереть совершенно (да и это отличие не из важных, потому как и мы не можем умереть подобным образом, чему лучший свидетель и есть сам Ад). Можно сказать, что Адское Царство весьма похоже на земное, с одним лишь чудесным отличием, о котором я найду время поговорить ниже, да и это отличие направляется скорее в хорошую сторону, чем в дурную, если, по крайней мере, посмотреть на дело без лишних толков. Но прежде чем перейти к дивам Адской Природы, или, к примеру сказать, Домашней обстановки, надо бы описать Домочадцев, или Обитателей Ада; к числу каковых относится девятьсот девяносто девять умерших из тысячи и даже больше, ежели судить по тому, что все без исключения, кого я знал за покойников, оказались там и могли сказать то же самое о себе.
Каждому в Аду, можно сказать, воздается по его вере, ибо он принужден служить одному из пяти Могуществ, подходящему к его обычаю и нраву своими установлениями.
Ибо оказывается, что, впрочем, каждый и сам мог бы заметить, что люди склонны думать о своих делах по-разному, но если посмотреть на них как бы со стороны, то все они словно образуют пять Партий.
Люди первой Партии существуют ради одного того, чтобы являть миру собственную доблесть и добиваться славы блестящими подвигами; а если кто не хочет вести такую жизнь, желая избежать великих опасностей и кровопролития, с нею связанных, тех они считают людьми низкими, словно самим Богом предназначенными на одно то, чтобы прислуживать благородным и дивиться их деяниям, а, впрочем, заслуживающими и великодушия от тех, кто наделен Силой, если только не переступают границ приличествующего им Смирения. Все люди, которые в душе полагали так при жизни, в Аду служат Первому из Могуществ; их цвета – Золото и Синева. Среди них множество славных рыцарей и князей со всей Европы, равно как и воинов, правивших на Востоке, вроде мамлюков каирских и делийских, или раджпутов из краев между Авророй и Гангом, или владетелей Великой Бухарии и множества других; равно видим среди них Александра и других царей империи македонян. Есть там и допотопные халдейские государи, из которых благороднейшим заслуженно почитается Билгамис, – такие древние, что это Могущество по праву гордится своим первенством и знатностью.
А те, кто принадлежат второй Партии, – это все, кто при жизни полагал, что людям должно собираться воедино для того, чтобы, отнюдь не потакая собственным вожделениям, непрестанно совершенствоваться и укрепляться в добродетели под попечительством мудрого и отечески сурового Правления, назначенного на то, чтобы неуклонно вести их к истинному благу, примерно сказать, словно любящие родители своих чад, а равно и тщательно отделять дурных овец от добрых, дабы не оставлять неспособных исправиться жить на развращение прочих. Могущество этого рода – сильнейшее по числу подданных и полководцев, и могло бы без труда покорить весь Ад, если бы не частые раздоры между его баронами и королями, происходящие из рассуждений о том, в чем же заключается истинная добродетель, ибо в отличие от того, что кажется благом человеку обычному, исполненному всяких Пороков, настоящая Добродетель мало кому понятна, а потому всеми и толкуется по-разному.
Из-за этого было в том Могуществе много кровопролитных прений, пока не порешили они, что каждый владетель в своих пределах устанавливает свои порядки, против других Могуществ бьется вместе с прочими, а от усобиц остерегается. Цвета их: черный, белый и алый, у всякого в своем роде. У тех – черный изломанный крест на алом и белом, а у иных – сплошь алое полотно; у этих мне не довелось разузнать имен, но первые из названных мной почитаются самыми стойкими, а вторые – самыми удалыми в бою. Из прочих слуг этого Могущества достойны упоминания такие: цари и дружины Китая, что все, как один, поклоняются Конфуцию, Магомет с его сарацинами и другие калифы и махдии, в числе коих хорошо знакомые нашему миру Альморавиды и Альмогады, из прочих магометан – Великие Турки, спартанцы со своим Герцогом Леонидом и другими, некоторые Государи России или Московии, а также многие славнейшие Римляне, как суровый Катон и Великий Август; впрочем, всех их утомительно перечислять. Стоит все же сказать, что, хотя большинство добрых Французов нашего века, подвластных Бурбонскому Дому, не говоря об их Королях и Принцах, с охотой примкнуло к этому Могуществу, Месье де Тюренн и другие гугеноты сделали это лишь после долгих колебаний.
