Равиль Бухараев - История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе
Толкование и комментарии к этой вставки не входят в наши цели в этой беседе. Ясно одно – с точки зрения литературной композиции поэмы эта вставка не нужна, но она играет существенную роль как орудие исламской проповеди и мусульманско-иудейских религиозных дебатов. Сама необходимость таких дебатов может показаться странной в контексте эпохи, однако, как представляется, если на территории бывшей империи хазар и были религиозные споры, то в булгарском Поволжье они были, скорее всего, мусульманско-иудейскими, а не мусульманско-христианскими.
В самой поэме есть одна тайна, раскрытие которой еще впереди, если оно вообще возможно. Дело в том, что основной спор между мусульманами и иудеями идет о том, какого именно из сыновей приносил в жертву Авраам – Измаила или Исаака?
Для иудеев вопрос ясен: они считают праотца всех евреев Исаака первенцем Авраама, поскольку Измаил, по их мнению, был сыном рабыни и не может считаться законным сыном Авраама. Для мусульман, следующих кораническому сюжету, первенцем, которого Бог просил Авраама принести в жертву и потом остановил его руку, является праотец арабов Измаил. Измаил, по убеждению мусульман, был законным сыном по законам того древнего времени и был сыном не простой рабыни, но египетской принцессы Агарь.
Мы не можем вступать в эти религиозные дебаты, которым уже больше четырнадцати веков. Но то, что в одном месте поэмы Кол Гали называет Заколотым, Принесенным в Жертву (Забих) именно Исаака, вызывает поначалу оторопь и недоумение. В четверостишии 65 первой главы говорится:
Ибрагим надел на Юсуфа чалму Ибрагима,
Повязал ему пояс Исаака-Забиха,
Положил еду в корзинку пророка Исаака,
И налил воды в кожаный бурдюк.
Если это не опечатка, вкравшаяся в поэму на самой заре процесса ее переписывания, то объяснения этому с мусульманской точки зрения просто нет. Ссылаться на то, что Кол Гали пользовался какими-то хазарскими традиционными источниками, как это делается в издании 1983 года (см.) неправомерно, поскольку это не простое использование имени Исаака, а коренной пересмотр всей мусульманской концепции жертвенности Ибрагима, чему посвящен один из двух праздников ислама – Курбан-Байрам.
Думается все же, что это опечатка, и имелся в виду пояс Измаила. Это видно и из повествовательного построения четверостишия – из самого символизма происходящего: Иаков, одевая сына, дает ему головной убор Авраама, пояс Измаила и корзинку Исаака. Можно, конечно, предположить, как это сделано в современном татарском переводе древнего тюркско-булгарского текста в казанском издании 1983 года, что имеется в виду пояс, принадлежавший одновременно обоим братьям – Исааку и Измаилу (Исхак-Забих). Но это тоже неправдоподобно, так как братья, согласно Ветхому завету, жили в отчуждении друг от друга и не могли иметь общих вещей.
Как бы то ни было, текст «Сказания о Юсуфе» еще нуждается в подробном анализе с религиозной точки зрения, в том числе, и с точки зрения мусульманско-иудейских богословских дебатов. К этому призывает и вторая вставка в поэму, в которой иудеям вновь излагается исламское вероучение:
Когда явилась Гордость вселенной (Святой пророк), ереси растаяли;
Он призвал неверующих к исламу
Согласно наставлениям великого вестника (Гавриила Архангела), который сказал:
«Рассказываем мы тебе прекраснейшее из повествований[385]».
Однажды все иудеи на земле собрались вместе,
И среди них был Абдулла сын Салама.
Каждый из них приветствовал Мустафу (Святого пророка)
И задал ему многие вопросы.
«Если ты воистину пророк и притязаешь
На пророческий сан,
И если ты знаешь историю Иосифа,
Поведай нам ее».
Тогда Пророк провозгласил: «Иудеи, садитесь,
Отбросьте от себя свою религию
И открыто обратитесь в истинную веру,
Только тогда вы услышите, что произошло с Иосифом».
И он поведал иудеям суть нашей истории,
И они все пришли в восторг;
Красноречие Избранника Аллаха изумило их,
Они вскричали: «Он рассказывает эту историю лучше, чем мы!»
Избраннику Аллаху открыто помог Истинный:
Явлено было: «Воистину, в (исторических) повествованиях есть урок для обладающих разумом[386]»,
Мудрые иудеи всегда знали это,
А менее мудрые не так уж и удивились этому.
Кол Гали стремится к тому, что его поэма выражала идеал истинно верующего и осуществляет свое стремление показом того, как пророк ведет себя в ходе всех испытаний и искушений, промысленных для него Аллахом. В исламе жизненные испытания судьбы носят название Такдир, то есть, Судьба Предначертанная. Предначертания Такдира всегда справедливы, поскольку исходят от Бога, и они часто гораздо более тяжелы, опасны и обременительны в отношении пророков, чем простых смертных. Это происходит потому, что пророки, осененные Божьей благодатью, несут перед Богом несоизмеримо большую ответственность за свои мысли и деяния.
В поэме Кол Гали все тягости и невзгоды, выпавшие на долю пророка Якуба (Иакова) и все кровавые слезы, которые он пролил, оказываются Божьим воздаянием за то, что он продал на сторону сына своей рабыни и не позволил ей уйти вместе с ним. Из-за вынужденной разлуки с сыном несчастная женщина просит Бога о том, чтобы Якуб страдал в течение семидесяти лет и был обременен своей виной. И Бог, в Своей Справедливости, принимает ее молитву, несмотря на то, что Якуб – пророк и потомок пророков.
Более того, Бог упрекает пророков за их человеческие слабости, даже когда эти упреки имеют значение только для самого пророка. Когда Юсуф (Иосиф) восторгается своей красотой и ее земной ценностью, Бог преподает ему урок, показав ему целый город, где каждый человек, даже последний нищий, красивее его, а затем смиряет Иосифа тем, что его вместе с его красотой продают за жалкие 18 монет.
Великая поэма Кол Гали – это лебединая песня утонченной булгарской мусульманской культуры, это квинтэссенция той нравственности, которая была идеалом эпохи. Помимо признания художественно-культурной ценности поэмы – этого письменного памятника эпохи, сохранившегося лучше, чем каменные постройки Волжской Булгарии, – следовало бы написать целую богословскую диссертацию по ее содержанию. Она сводилась бы к тому, каков пророческий идеал мусульманина и как должен вести себя мусульманин в испытаниях жизни. Не случайно же, что даже и вне такой диссертации, книга «Сказание о Юсуфе» стала многовековым учебником нравственной жизни для мусульман Поволжья. Для того, кто хочет искренне понять истинную нравственную суть российского ислама, с его традиционным миролюбием, терпением и стойкостью во всех испытаниях, книга «Сказание о Юсуфе» – это обязательное чтение.
Суть этой книги и всего ислама в том, что только Божья Любовь является истинной наградой для верующего – именно этой Любви он добивается своим бескорыстным поклонением Богу. И если можно было бы выразить суть этого религиозного мироощущения единственной фразой, то эта фраза звучала бы так: «Нет воли иначе, чем в неволе Любви».
В этом – суть ислама и любой другой Богоданной религии. Нам остается только следовать истинным, а не привнесенным с разными корыстными целями религиозным наставлениям и увещеваниям, а для этого – не только помнить, но и постигать собственное прошлое на основе непреходящих идеалов взаимной любви, смирения и рационального познания.
Завершим же эту беседу величайшим кораническим айятом, в котором – ключ к современному постижению ислама и его созидательных обязанностей:
«В религии нет принуждения. Воистину. Ясно отличилось наставление от заблуждения. Тот, кто отвергает сатану и верует в Аллаха, воистину, держится он за крепчайшую рукоять, которая не сломается. И Аллах – Всеслышащий, Всезнающий!» (Сура Ал-Бакара, 2:257).
Постскриптум к третьей беседе
Ученым историкам свойственно разделять течение истории, да и само бытие человеческих поколений и цивилизаций на определенные периоды, чтобы затем попытаться отыскать связи и взаимное сходство весьма удаленных друг от друга по времени эпох, событий и людей.
Однако сами живые люди, пребывающие в собственном историческом времени, редко замечают вокруг себя глубочайшие исторические перемены. Трудное будничное постоянство их образа жизни и кажущаяся извечность собственных традиций и обычаев обеспечивает им и сравнительное постоянство мировоззрения, особенно в такие эпохи, когда войны или гражданские усобицы становятся едва ли не естественным фоном существования целых поколений.
