И. М. Концевичъ - Оптина пустынь и ее время
Это было лѣтомъ 1915 года во время войны съ нѣмцами.
Насъ было трое: мать, сестра 28 лѣтъ и я 22 лѣтъ. Сестра часто болѣла приступами слѣпоты, дурноты и чѣмъ–то вроде летаргш. Припадки почти ежемесячные. Болѣзнь началась, когда ей было 18 лѣтъ. За эти прошедгше десять лѣтъ ее лечили 10 докторовъ и 4 профессора. И кромѣ безконечныхъ денежныхъ тратъ, поездокъ заграницу и рухнувшихъ надеждъ — ничего! Мать моя, очень религтозная женщина, много слышала объ Оптинскихъ старцахъ и рѣшила ѣхать въ Оптину. Она беретъ съ собой меня. Я же рвусь на курсы сестеръ милосердiя, чтобы попасть на войну. Мать меня не пускаетъ и говоритъ: «благословитъ тебя старецъ — отпущу, а нѣтъ — не поедешь, а пока мы по дороге еще въ Троицко–Сергтевскую Лавру заедемъ помолиться». Прiехали въ Оптину черезъ Москву, Козельскъ, откуда на извозчике въ пустынь и на пароме черезъ Жиздру. Поражаетъ высота деревьевъ въ лесу, окружаюгцш монастырь. Остановились въ монастырской гостинице, где узнали, что старецъ отецъ Анатолш боленъ, и посетителей не принимаетъ. «А пока онъ поправится, сходите въ скитъ къ отцу Нектарiю», посовѣтовалъ намъ гостиникъ, — что мы и сделали. Говорятъ отецъ Нектарш недавно вышелъ изъ затвора и теперь принимаетъ богомольцевъ у себя въ келлш въ скиту. Въ прiемной у старца мы застали уже человѣкъ 30 въ ожидаши его выхода. Въ толпе кто–то сказалъ: «Батюшка сегодня пойдетъ съ нами гулять». Ждали мы минуть 10–15. Вышелъ небольшого роста старичекъ и съ нимъ келейникъ. Большинство изъ толпы встало на колени, въ томъ числе и моя мать. Старецъ окинулъ всехъ взглядомъ, подошелъ къ маме и говоритъ: «Ты пришла молиться о больной дочери? Она будетъ здорова, привези ее къ намъ, а пока приходи сюда подъ «вечеръ», а сперва прогулка». Слово «вечеръ» всехъ очень удивило, а одна женщина (крестьянка) говоритъ моей матери: «Ты верно дочь просватанную привезла благословляться къ батюшке?»
Всехъ по очереди батюшка благословилъ и ушелъ къ себе въ келлт.
Вышелъ келейникъ и просилъ всехъ придти въ 6 часовъ вечера — «батюшка пойдетъ гулять». Въ 6 часовъ мы все снова пришли. Батюшка вышелъ, посмотрелъ на всехъ, подошелъ ко мне, взялъ меня за руку и повелъ къ солдату (жандармъ). Захвативъ его руку вместе съ моей, такъ и повелъ насъ къ двери и дальше по дороге по лесу. Вся толпа шла за нами. Такъ мы гуляли минутъ 10–20. Солдатъ бедный смущался, краснелъ, а мне идти было довольно неудобно. Когда пришли обратно, въ келлш уже стоялъ столъ подъ образами, чашки съ чаемъ и пряники и конфеты въ бумажкахъ. Отецъ Нектарш посадилъ меня и солдата въ передшй уголъ подъ образа, а келейнику велелъ завести грамофонъ (капе–то духовньгя песнопешя — не помню что). Я чувствовала себя неловко, какъ–то странно все казалось. Старецъ взялъ со стола 7 пряниковъ (белые съ розовымъ пояскомъ; таюе продавались по деревнямъ въ Россш), и передалъ ихъ моей матери со словами: «Отвези ихъ больной дочери, пусть каждый день съедаетъ по одному и почаще причащается. Будетъ здорова. Поедете въ Петербургъ, привези ее сюда поговеть. Съ этими словами онъ отъ насъ ушелъ, и мы все поднялись и ушли. А изъ толпы многте меня и маму поздравляли, говоря: «Батюшка–то твою дочь повенчалъ, увидишь, нынче замужъ пойдетъ». Такъ оно и вышло!
По прiезде домой въ имеше мы узнали, что за наше отсутсгае сестра была все время здорова. Она приняла пряники съ верой (ихъ было семь). После седьмого она причастилась. Больше до самой смерти прежше припадки никогда не повторялись. Она смогла закончить консерваторiю и после револющи преподавать пеше.
Осенью тогоже года мы уже втроемъ (мать, сестра и я) поехали на зиму въ Петроградъ, и по дороге, какъ велелъ Старецъ Нектарш, заехали въ Оптину. Отдохнувши съ дороги, мама повела сестру въ скитъ къ отцу Нектарiю, я же пошла бродить вокругъ монастыря и узнать, принимаетъ ли отецъ Анатолш, такъ какъ намъ сказали, что онъ все еще боленъ и не выходить къ народу. Когда я подошла къ келлш батюшки, я увидела въ прiемной уже несколько человекъ сидятъ, ждутъ. Все, конечно, местные крестьяне. Это будетъ первый выходъ старца после болезни, сказалъ келейникъ. Я взотттла и села въ прiемной, а въ душе думаю: «какъ хорошо, что я одна попаду къ старцу безъ мамы. Старецъ, конечно, меня благословить идти на войну, когда я попрошу его, а мама поневоле отпустить меня». Вижу, дверь изъ келлш въ прiемную открывается и входить маленькш старичекъ–монахъ въ подряснике и широкомъ кожаномъ поясе, и прямо направляется ко мне со словами: «А нука, иди ко мне». У меня, что называется, «душа въ пятки ушла» при этихъ словахъ батюшки. Но я вижу, у него необычайно ласковая улыбка, описать которую нельзя! Надо видеть! Я пошла за нимъ въ келлiю. Онъ закрылъ за нами дверь, посмотрелъ на меня, и я вмигъ поняла, что скрыть что–либо я не могу, онъ видитъ меня насквозь. Я почувствовала себя какой–то прозрачной; смотрю на него и молчу. А онъ все также ласково улыбается и говоритъ: «А ты почему мать не слушаешься?» Я продолжаю молчать. «Вотъ что я тебе скажу, мать твоя тебя лучше знаетъ, тебе на вайне не место, тамъ не одни солдаты, тамъ и офицеры, это тебе не по характеру. Когда я былъ молодъ, я хотелъ быть монахомъ, а мать не пустила, не хотела, и я ушелъ въ монастырь тогда, когда она умерла. Теперь ты вотъ что мне скажи: — Замужъ хочешь?» — Молчу. «Ты сейчасъ любишь его за его красоту! Выходи за него замужъ тогда, когда почувствуешь, что жить безъ него не сможешь. Я знаю случай такой: мужъ былъ на войне, его убили. Жена въ этотъ же часъ умираетъ дома. Вотъ тогда только и выходи». Съ этими словами старецъ взялъ стулъ, влезъ на него и досталъ съ верхней полки деревянную иконку, такъ съ четверть аршина въ квадрате, Казанской Божьей Матери; поставилъ меня на колени и благословилъ. Потомъ сказалъ: «Когда пр¡едешь въ Петроградъ, не думай, что тебе нечего будетъ делать — будешь занята».
Въ первый же день прiезда мне позвонила одна знакомая по телефону, прося приходить ежедневно въ помощь сестрамъ милосердДя въ госпиталь на 200 человекъ солдатъ, заменять сестеръ во время обеда. И второй телефонный звонокъ — работа въ складе Императрицы Александры Феодорвньг (укладка бинтовъ въ медицинскомъ отделе склада).
Слова Батюшки оправдались. Съ утра я уходила въ госпиталь до двенадцати съ половиной часовъ (Залъ Дворянскаго Собрашя), прибегала домой, и къ часу ехала въ складъ въ Зимшй дворецъ до шести вечера.
О. н. Т.
Австралiя. Пртть для престарелыхъ.
Примѣчаше:. Авторъ этихъ записокъ венчалась, когда ее женихъ носилъ аксельбанты, будучи адъютантомъ штаба дивизш, а жандармсые солдаты носили ры>iое жгуты на плече вроде аксельбантовъ. Вотъ въ церкви–то она и вспомнила «вечеръ» отца Нектарiя!
Она дала слово своему жениху задолго до поездки въ Оптину. Никто въ семьѣ не зналъ объ этомъ.
Что говорилъ отецъ Нектарш ее сестре, она никогда не знала. Сестра замужъ не вышла, хотя были женихи.
3. «Не гонитесь за большимъ»Впервые я услышалъ о сугцествованш оптинскихъ старцевъ, будучи студентомъ въ Москвѣ. Тамъ я познакомился съ молодежью изъ очень вѣрующей и благочестивой семьи Д. изъ г. Козлова. Двое братьевъ и двѣ сестры учились въ Москвѣ, и одинъ изъ братьевъ былъ моимъ однокурсникомъ. Отъ нихъ я узналъ, что все они — восемь братьевъ и сестеръ — были духовными детьми старца Анатолiя Оптинскаго, почти ежегодно посещали его и ничего не делали безъ его благословешя. Они мне очень советовали побывать въ Оптиной, но обстановка студенческой жизни какъ–то всегда мешала мне осуществить эту поездку. Заняття въ спещальномъ техническомъ учебномъ заведенш требовали очень много времени, а на каникулы я всегда уѣзжалъ домой или на студенческую практику. И только после окончашя курса, уже при болыневикахъ, обстоятельства позволили мне попасть въ Оптину.
Летомъ 1918 г., когда уже вся русская земля была потрясена до основашя, передо мной, — какъ и передъ всей интеллигенщей — сталъ вопросъ: что делать дальше? Мнопе категорически отказывались поступать на службу въ новыя болыневицюя учреждешя, расчитывая на скорое падеше ихъ власти; друпе ждали иностраннаго вмешательства и выжидали. И когда частныя и общественныя учреждешя закрывались, то безработные интеллигенты предпочитали торговать всякимъ старьемъ или жить на продажу своихъ вещей, чѣмъ идти на службу къ болыневикамъ.
Наконецъ, наступилъ и для меня такой моментъ, когда учреждеше, въ которомъ я работалъ, должно было закрыться. Конечно, имея дипломъ инженера, я могъ бы легко устроиться, но где именно? Возможностей было много, мои товарищи и профессора звали меня въ различныя, вновь открываемыя, совѣтсктя учебныя и научно–техническтя учреждешя. Но меня какъ–то мало привлекало все это, мне хотелось сохранить свою внутреннюю свободу и укреплять свою духовную Жизнь, еще такую слабую и неустойчивую. Вотъ въ этито дни я особенно началъ думать о необходимости поехать въ Оптину, чтобы посоветоваться со старцемъ.
