Митрополит Макарий - Период самостоятельности Русской Церкви (1589-1881). Патриаршество в России (1589-1720). Отдел второй: 1654-1667
В первых числах сентября архимандрит Сергий с своею свитою, в сопровождении двадцати московских стрельцов и их сотника отправился в путь, 26 сентября прибыл в Архангельск, а 4 октября – и в Соловецкий монастырь. В тот же день вся братия созваны были в главный храм и им прочитаны были сперва царский указ, потом грамота и наказ освященного Собора. По окончании чтения тотчас раздались крики: «Мы указу великого государя послушны и во всем ему повинуемся, а повеления о Символе веры, о сложении трех перстов для крестного знамения, о трегубой аллилуйе, о молитве „Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас“ и о новоисправленных печатных книгах не приемлем, и слышать не хочем, и готовы все пострадать единодушно». При этом бывший архимандрит Саввы Сторожевского монастыря Никанор, подняв высоко свою руку и сложив три первые перста, с большим гневом начал говорить: «То-де учение, что велят креститься тремя перстами, есть предание латинское, печать антихристова; я за всех вас готов ехать в Москву и пострадать». Следует заметить, что Никанор был постриженник Соловецкого монастыря и до 1653 г. состоял строителем Соловецкого подворья в Вологде. В этом году избран и поставлен в архимандрита Саввино-Сторожевского монастыря, наиболее любимого царем Алексеем Михайловичем, и сделался весьма близким к нему человеком. Но около 1659 г. почему-то просился и уволен на покой в место своего пострижения, в Соловецкий монастырь. Здесь обнаружилось, что Никанор принадлежал к числу противников новоисправленных печатных книг: он вел переписку с протопопом Аввакумом, и Аввакум в своей известной челобитной рекомендовал его царю как одного из достойных для занятия архиерейской кафедры. Впрочем, до настоящего времени живя в Соловецком монастыре, Никанор ничем не выделялся среди других иноков, ревнителей старого обряда, и только теперь выступил в качестве их главного предводителя. Когда братия услышала слова Никанора, что он готов за всех их ехать в Москву и пострадать, то начали кричать: «Мы все единодушно готовы пострадать, а новой веры, и учения, и книг отнюдь не примем». Поднялся общий шум, раздались неистовые крики и бранные слова. Архимандрит с товарищами едва уговорил шумевших, чтобы они выбрали из среды своей двух или трех, с кем бы можно было благочинно беседовать о деле, и братия указали на черного попа Геронтия. Геронтий, тотчас же приведя слова молитвы «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас», спросил Сергия: «За что вы отъемлете из сей молитвы Сына Божия?» И все закричали: «Ох, горе нам, отнимают у нас Сына Божия! И где вы девали имя Сына Божия?» Потом Геронтий спрашивал: «Зачем вы велите говорить аллилуйя трижды и четвертое – слава Тебе, Боже? В житии св. Евфросина Псковского не велено говорить аллилуйю трижды». И, став высоко на стуле, начал читать всем это житие, и возбудил шум и крики еще больше прежнего. Что ни говорил Сергий в ответ на предложенные вопросы и для вразумления заблуждавшихся, его слов никто не хотел и слушать. Ввиду такого упорства Сергий и его товарищи стали спрашивать соловецких иноков: «Царь государь православен ли и благочестив?» Отвечали: «Православен и благочестив». – «А повеления его и грамоты, которые с нами к вам присланы, православны?» На этот вопрос отвечали молчанием. Еще спросили: «Восточные патриархи и русские архиереи со всем освященным Собором православны ли?» «Патриархи прежде были православны, а ныне Бог их весть, потому что живут в неволе, а русские архиереи со всем Собором православны». – «А соборное повеление их, с нами к вам присланное, как вы считаете?» – «Повеления их не хулим, а новых веры и учения не принимаем, держимся предания св. чудотворцев и за их предание хотим все умереть охотно». Тогда Сергий, показывая присланную с ним следованную Псалтирь преподобного Зосимы чудотворца, спросил: «Вашей ли, обители эта книга и признаете ли ее честною и святою?» Отвечали: «Мы слышали про ту книгу, но кто приписал ее преп. Зосиме и совершал ли чудотворец Зосима по ней правило, не ведаем». Сергию поручено было обозреть по грамоте Новгородского митрополита Питирима соловецкую библиотеку и взять из нее под расписку книги, какие окажутся годными для Собора. Сергия в библиотеку не пустили и древних книг ему не показали. Вообще, к архимандриту Сергию и его товарищам в Соловецком монастыре отнеслись недоверчиво и неприязненно. Главное лицо в обители после настоятеля, келарь Савватий Обрютин, преданный архимандриту Варфоломею и несколько обуздывавший своевольных и мятежных между братиею, был сменен ими самоуправно еще до приезда Сергия, и на место Савватия они успели возвести своего единомышленника безграмотного чернеца Азарию. Для помещения Сергия и его свиты отвели только две небольшие кельи и приставили к ним свои караулы, мирских людей с бердышами и палками. Сергий, приступая к выполнению другого возложенного на него поручения – к производству следствия по известным челобитным, просил келаря и соборных старцев дать ему именной список всей братии и мирян, живущих в обители, – списка ему не дали. Просил дать келью какую-либо, куда бы он мог приглашать свидетелей для допросов, – и кельи ему не дали. Потому он созвал всю братию в соборную церковь и спрашивал: писали ли они к государю челобитную на своего архимандрита Варфоломея, и они отвечали, что не писали и писать не приказывали, а она написана без братского совета, воровски немногими лицами. Октября 6-го дня братия подали архимандриту Сергию за своими подписями сказку, в которое заявляли, что того «предания по новым книгам», по которому он прислан по указу государя и уложению освященного Собора учить их, они принять не могут; что царю государю они во всем повинуются, ни в чем не противятся, за него молятся, но желают держаться прежнего предания святых отцов, и то не по упрямству и не по противлению власти, а боясь Страшного суда Божия, и потому просят милости государя, чтобы он позволил им оставаться в прежнем благочестии, в котором проводили дни святые чудотворцы Соловецкие. Затем, 12 октября, по отъезде архимандрита Сергия из обители братия послали государю три челобитные. В одной прямо просили государя, чтобы не велел принуждать их к принятию новых книг, а позволил бы соблюдать в Соловецкой обители прежний церковный чин и устав преподобных Зосимы, Савватия и Германа. Во второй, более обширной, сначала излагали основания, почему не могут принять новых книг, ни троеперстия, ни трегубой аллилуйи, ни четвероконечного креста, а потом усиленно повторяли ту же самую свою просьбу. В третьей челобитной жаловались на архимандрита Сергия: он будто бы только спрашивал их, писали ли они челобитную на своего настоятеля Варфоломея, а самой челобитной наперед не прочел им, и они сказали, что не знают ее; когда же он прочел челобитную, то они увидели, что в ней про Варфоломея написано много правды, и хотели каждый в подтверждение того дать свои сказки, но Сергий поспешил уехать из монастыря и сказок не взял. В заключение просили государя, чтобы он взял от них Варфоломея и дал им настоятелем бывшего саввинского архимандрита Никанора или кого другого по их выбору. Нет сомнения, что все эти челобитные могли дойти до государя, равно и архимандрит Сергий мог возвратиться в Москву, отнюдь не прежде ноября, когда в нее уже прибыли Восточные патриархи и Собор русских архиереев, доселе рассматривавший дела о расколе, прекратил свои занятия в ожидании нового, большого Собора.
К чести Московского Собора 1666 г. должно сказать: он не ограничился тем, что допрашивал расколоучителей, а обличал их, вразумлял, убеждал обратиться к Церкви, нередко выслушивая и обсуждая самые их сочинения, и признал нужным составить для верующих особую книгу и в ней опровергнуть все главные основания раскола, как они изложены были в двух наиболее обширных раскольнических сочинениях того времени: в челобитной попа Никиты и в свитке попа Лазаря. Написать опровержения на челобитную Никиты и заключающиеся в ней возражения против новоисправленных печатных книг царь и Собор поручили славившемуся своею ученостию Паисию Лигариду. К сожалению, Лигарид не знал русского языка и не мог прочитать в подлиннике челобитную Никиты, вникнуть в ее подробности. Нужно было перевесть для Лигарида челобитную на греческий или латинский язык, и она была переведена для него, вероятно, не в целости, а только в сокращении, судя по тому, что возражения из челобитной приводятся Лигаридом не подлинными ее словами, а большею частию в сокращении. Он написал довольно большое сочинение и поместил в нем 31 «отражение» на такое же число взятых из челобитной возражений. Но «отражения» Паисия страдали, так сказать, общностию: в каждом возражении он рассматривал и опровергал преимущественно общую мысль возражения, не обращая внимания на частности и на своеобразное раскрытие их в челобитной Никиты. И потому когда «отражения» эти, писанные на латинском языке, были переведены на русский язык Симеоном Полоцким, то оказалось, что они при всех достоинствах не могут быть признаны достаточными для цели. По крайней мере Собор не остановился на сочинении Паисия, а поручил составить другое сочинение на челобитную Никиты и вместе на свиток попа Лазаря Симеону Полоцкому; это поручение, как можно догадываться, было сделано Собором 7 мая. И Симеон, по его собственному свидетельству, начал свой труд 18 мая, а окончил 13 июля, т. е. менее чем в два месяца, хотя труд был очень значительный. Сочинение свое Симеон разделил на две части: в первой изложил 30 «возобличений» на «Никитины обличения», а во второй 70 «возобличений» на «обличения» попа Лазаря. В первой части Симеон несомненно воспользовался сочинением Лигарида, позаимствовав оттуда многое в сокращении, но еще более поместил и от себя и изложил совершенно самостоятельно. Вторая же часть составлена вся самим Симеоном. Книгу Полоцкого тщательно рассматривал Собор и признал настолько удовлетворительною, что положил издать ее от своего имени, как бы свое собственное сочинение, под заглавием «Жезл правления, утверждения, наказания и казнения, сооруженный от всего освященного Собора... в лето 7174, месяца майя, в 7-й день». Издана, впрочем, была эта книга не так скоро, уже по благословению святейших патриархов Паисия Александрийского и Макария Антиохийского, и первые экземпляры ее по выходе из типографии были поднесены царю и патриархам только 10 июля 1667 г.
