Монах Лазарь (Афанасьев) - Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни
Отец М. говорил о том, что у о. Василия был дар передавать словесно какой-то текст… Я замечала, что он мог так пересказать прочитанное на Литургии Евангелие, что все события священной истории для слушающих оживали. Видимо, тут дело было не только в его даре рассказчика. Мне кажется, что это передавалась слушающим и внимающим ему его живая вера. И не внимать его словам, и не верить ему было невозможно…
Речь у него была, как удачно выразился о. М., полуславянской, причем заметно было, что она была для него естественной, может быть, даже его обычной разговорной речью, только слегка «приглаженной». Это была речь глубоко церковного человека. Но главное, что заставляло меня отдать ему предпочтение, было то, что при всем том это была речь современного человека, который к современным же людям и обращается. То есть мало того, что в ней не было каких-то чрезмерно книжных оборотов, нагромождений эпитетов, важнее всего то, что примеры, которые он приводил, он умел направить точно в цель – какую-нибудь нашу, нынешнюю язву, язву современного человека. Ему удавалось все это осмыслить и преподнести так, что я, например, всегда со стыдом узнавала себя, свой грех, свою страсть, свою немощь…
На Литургии читалось Евангелие о гадаринском бесноватом. И вот после запричастного выходит о. Василий и начинает толковать прочитанное Евангелие… И я ушам своим не верю. Что же я слышу? О. Василий говорит, что свиньи – это наши страсти, которые мы холим и лелеем. И вот нас постигает какое-то бедствие, тягота, как тех жителей гадаринских, которые были в страхе от того бесноватого. Мы просим у Господа помощи, избавления от бедствия, и Господь подает нам Свою милость и помощь. А что же мы? А мы, лишь только буря миновала, успокаиваемся и видим, что Господь ждет от нас преданности Ему, благодарности и жертвы – отказа от служения собственным свиньям-страстям. Но жертвовать мы ничем не хотим! Нам становится жалко наших свиней и страшно – а что же будет дальше, чего еще попросит у нас Господь? От чего еще надо будет во имя Его отказаться? И мы, подобно тем гадаринским жителям, начинаем малодушно умолять Господа, чтобы Он отошел от нас: "Господи, только не сейчас!"…
О. Василий проповедовал для современных людей, но из этого ничуть не следует, что он как-то подстраивался под аудиторию, позволял себе «простые» выражения и интонации. Как-то удавалось ему совмещать и простоту (доступность для восприятия), и строгость, и, главное, глубокую церковность… Он часто смотрел людям в глаза, и, когда я встречалась с ним взглядом, мне становилось почему-то страшно и стыдно за себя».
Записанных проповедей о. Василия очень мало. Поздно прислушались, не сразу поняли, что это – незаурядное слово. Отец М. описывает такой случай: «Благочинный поручил о. Василию сказать проповедь на Обрезание Господа нашего Иисуса Христа. При мне он его благословлял на это. А я слышал от о. благочинного, что, мол, сказать-то нечего… "Что можно сказать на Обрезание? Давай-ка испытаем… что он скажет?"… Я хотел как-то помочь. Вспомнил, что есть замечательное "Слово на Обрезание" святителя Димитрия Ростовского в Минеях на 1 января. То есть это не то что слово. Это один из перлов святоотеческой письменности… Может быть, это "Слово…" закрывается памятью Василия Великого и опускается. И вот мы сели и стали читать. Он был восхищен этим "Словом…" Он дошел до того места, где Господь говорит: "Отец Мой доселе делает, и Аз делаю" (Ин. 5, 17). Дальше идет авторский текст: "Что же соделовает наш Господь? – наше спасение: "спасение содела посреде земли" (Пс. 73, 12). У о. Василия, когда он прочитал эти слова, перехватило дух: "Ну… отцы! Вот… отцы!" Прочитал еще раз. Взял книгу с собой. И потом сказал слово на Обрезание почти по тексту, потому что там убрать или добавить ничего невозможно. Он его пересказал. У него был особый дар передавать… У него была речь полуславянская, как у преподобного Амвросия в переводе "Лествицы"».
Праздник Обрезания Господня – 1 января (14-го по н. стилю). Это и день памяти святителя Василия Великого, в честь которого о. Василий был пострижен в рясофор. Так что для него этот праздник имел и свое, личное значение: в этот день он стал монахом.
«Слово на обрезание Христово», помещенное в самом начале пятой – январской – книги «Житий святых на русском языке» (издано в Москве в 1904 году) перед Житием святителя Василия Великого, переведено с церковнославянского языка. Всего семь страниц, – но о. Василий (и о. М.) недаром так восхищались им. Оно искусно составлено по строгому плану – кратко, выразительно и преисполнено высокой духовности и мудрых мыслей. Христос-младенец, – говорится там, – «обагрялся действительно Своею кровью как Сын Человеческий». Это произошло на восьмой день от Его рождения, и тем Он «предызображал нам кровью Своею грядущую жизнь, которая обыкновенно учителями Церкви называется осьмым днем или веком». «Обрезание, – говорится в Слове, – было только прообразом истинного очищения, а не самым истинным очищением, которое совершил Господь наш, взяв грех от среды и пригвоздив его на Кресте, а вместо ветхозаветного обрезания установив новое благодатное Крещение водою и Духом». «Он, будучи без греха, претерпевает обрезание, как бы грешник. И в обрезании Владыка нам явил большее смирение, нежели в рождении Своем… Обрезанием, Им принятым, Он предначал Свои страдания за нас и вкушение той Чаши, которую Он имел испить до конца, когда, вися на Кресте, произнес: "Совершишася!" (Ин. 19, 30)». В этом Слове, как видим, очень значительное содержание. Есть прекрасные образные мысли поэтического характера, как, например, следующая: «С утра Он начинает сеять Своею Кровью, чтобы к вечеру собрать прекрасный плод нашего искупления». Далее идет замечательно выразительное рассуждение об имени Иисус. Там есть такие слова, которые, вероятно, не могли не поразить о. Василия: «В каком же сосуде неизреченная сладость – имя Иисусово – любит быть носимой? Конечно, в золотом, который испытан в горниле бед и несчастий, который украшен, как бы драгоценными камнями, ранами, принятыми за Иисуса, и говорит: аз язвы Господа Иисуса на теле моем ношу». Кончается же эта маленькая духовная поэма молитвой Обрезываемому Господу.
На все, что ему предстояло совершить, о. Василий просил помощи великих Оптинских старцев, особенно преподобного Амвросия, которого он почитал еще в миру. Господь так устраивал его путь, что он оказался в Оптинском Скиту (поначалу пробыв некоторое время в общей послушнической келлии в монастыре) в келлии старца, а кроме того, он часто молился на его могилке, равно как и на могилках других старцев Оптиной. Это стало с самого начала для него родным – все оптинское, созданное многими годами, оптинский молитвенный дух.
Трудница К., ухаживавшая за могилками старцев, сажавшая здесь цветы, вспоминает: «Перед Пасхой я сердилась, признаться, на о. Василия и о. Ферапонта. Весна, апрель – мне землю готовить надо и сажать, а они как придут на могилки старцев, так и стоят здесь, молясь подолгу О. Ферапонт минут по сорок стоял. А о. Василий увидит, что мешает мне работать, и отойдет в сторонку, присев на лавочку. А отойду я на цветники, смотрю – опять у могилок стоит».
Есть у о. Василия в дневнике запись под названием «Памятные даты», то есть даты его иноческой жизни. Вот начало: «17 октября 88 г. – обретение мощей преп. Амвросия. Приход в Оптину…» – и далее другие даты: облачения в подрясник, постриг в рясофор, рукоположение во диакона, постриг в мантию и рукоположение во иеромонаха… Именем старца Амвросия как бы открывается весь этот ряд.
В день памяти преподобного Амвросия в 1992 году (это было воскресенье) о. Василий произнес замечательную проповедь, вступительная часть которой – похвальное слово старцу. «Блаженный Псалмопевец Давид, – начал он, – говорит: "День дни отрыгает глагол, и нощь нощи возвещает разум". Какое слово, какой глагол сегодняшний день возвещает нам с вами, собравшимся здесь в церкви, день, когда мы с вами празднуем обретение мощей преподобного и богоносного отца нашего Амвросия? Не ошибемся, если скажем, что это слово – слово о Воскресении Христовом. Свидетели, которые некогда посещали римские катакомбы, где были гробы первых мучеников за Христа, говорили о том, что, входя в священные пещеры, мы вдруг радовались неизреченно великой радостью. Непонятно, откуда происходила она. Она словно ветер налетала на нас, сбрасывала с нас печали и скорби, горести наши, как ветер сметает опавшие осенние листья. И мы стояли и только радовались и веселились. И ничего, кроме голоса "Христос воскресе из мертвых!", не было в нашем сердце. И мы сегодня радуемся той же неизреченной радостью Воскресения Христова. Воспевая гроб Спасителя нашего, говорим мы с вами: "Яко Живоносец, яко рая краснейший, воистину и чертога всякого царскаго показался светлейший, Христе, Гроб Твой – источник нашего воскресения!" А в тропаре преподобному Амвросию говорим: "Яко к целебному источнику притекаем к тебе, Амвросие, отче наш!" Воистину, гроб отца нашего преподобного Амвросия – источник исцелений. Исцелений от ран душевных, исцелений от скорбей, печалей, горестей, которыми мы наполняем себя в мире. Приходим сюда, и исчезает эта печаль, исчезает величайшая мирская скорбь, и радость о Воскресении Господа нашего Иисуса Христа по молитвам преподобного отца нашего вселяется в сердца наши. Помните, как Церковь воспевает о женах мироносицах: "Почто миро с милостивными слезами растворяете", – говорит им Ангел. Мы так же, подобно им, приходим с радостью, с надеждою к мощам, но и с печалью, со скорбями. И здесь, как некогда Господь сказал Своим ученикам по воскресении: "Мир вам!", преподобный Амвросий утешает нас. Потому и мы глаголем ему "Утешаешь нас, преподобный Амвросий, в скорбях и болезнях наших". Уподобился отец наш Амвросий смертью Христу, как уподобились Ему многие мученики, праведные, святители и преподобные отцы и матери наши. И поэтому уподобился он Ему и по воскресении, ныне предстоя пред Господом нашим в лике величайших святых, прославленных в земле Российской, воспевает он Троицу Единосущную и Нераздельную. Уподобился он Ему в смерти, верим, что уподобился Ему и в воскресении».
