Константин Зноско - Исторический очерк Церковной унии. Ее происхождение и характер
Обзор книги Константин Зноско - Исторический очерк Церковной унии. Ее происхождение и характер
Протоиерей Константин Зноско.
Исторический очерк Церковной унии. Ее происхождение и характер.
Предисловие
В 1054 г. в Церкви Христовой произошло великое смятение. Западная Церковь отделилась от Восточной, и, хотя этот раскол пока еще не имел формальных последствий, однако, между Церквами было нарушено взаимное согласие, и Западная Церковь в последующие времена стала все более и более отдаляться от Вселенской Правды и от Православно-Кафолической Церкви, носительницы этой Правды. Главным источником этого разрыва служили те изменения, которые допустила Римская Церковь внутри себя как в догматическом отношении, так и в иерархическом строе, противном канонам Вселенской Церкви и ее древним обычаям. Дальнейший ход истории папства доказывает, что требования римских первосвященников, противоречащие канонам Вселенской Церкви, сделались неумеренными. Их могущество стало столь необъятным, что единение Вселенской Церкви с Восточной в духе братской любви становилось невозможным, и если оно иногда и проявлялось, то только внешне, принужденно, так как в основе не имело тех связующих начал, которые могли бы послужить к их внутреннему, духовному единству. Немаловажным фактором, сыгравшим великую роль в деле непримиримой розни двух «Римов», являлись также крестовые походы, вначале предпринятые против неверных мусульман, а затем закончившиеся нападением на Константинополь и разграблением его православных святынь. Константинопольский патриарх должен был временно подчиниться папе, и греческий восточный обряд стал подвергаться гонениям. В самой Римской Церкви образовался великий раскол (схизма), длившийся почти 60 лет, и на папском престоле восседало сперва двое, а потом и трое пап, доведших Западную Церковь до болезненных унижений и потребовавших от самой Западной Церкви ограничения папской власти и коренных церковных реформ. Все это не могло служить связующим звеном в деле единения Церквей, а, напротив, вызывало еще больший разлад между ними.
Идея унии не была, однако, чужда православному Востоку, в смысле, конечно, братского единения Восточной Церкви с Западной, и в этом направлении делались им некоторые попытки, усилившиеся впоследствии под влиянием опасности турецкого завоевания Византии и закончившиеся на Флорентийском Соборе принятием в 1439 г. унии. Католическая Церковь придает этой унии великое значение как прототипу дальнейших уний, положившему начало осознанию Восточной Церковью тех ошибок, которые она якобы проявила по отношению к Римской Церкви в деле разрыва с ней. Но, как мы увидим в дальнейшем, уния эта не была делом церковным. Вызвана она была более политическими соображениями, ей не было чуждо насилие и, как дело рук человеческих, а не дело Божеское, вскоре распалась. Однако унийное движение, в смысле подчинения Риму православного Востока, окончательно не заглохло, и Рим напрягает всевозможные усилия, дабы распространить свое самодержавное влияние на Восток. Унийная акция главным образом переносится в Литовско-Польское государство, силой исторических судеб оказавшееся податливым к ее восприятию. Литовский князь Ягайло принимает католичество и, вступив в брак с польской королевой Ядвигой, объединяет в своем лице литовско-польскую корону. Сделавшись ярым католиком, Ягайло, а за ним и его преемники, насаждая в литовско-русских областях католичество, предпринимают также различные, и притом насильственные, меры к подчинению Западно-Русской Церкви Риму, православие в Литве подвергается гонению. Уже при Ягайле в Литовско-Польском государстве стали обнаруживаться признаки вероисповедной нетерпимости, а с ними и притеснения православных, а в XVI в. стало открытым их преследование. Оно в особенности стало усиливаться после вступления на польский престол короля Сигизмунда III (1587). При нем ренегаты православия, епископы Кирилл Терлецкии и Ипатий Поцей, руководствуясь личными выгодами и побывав в 1595 г. в Риме, заключают от лица всей паствы Западно-Русской Церкви унию с Римом. По этому поводу в 1596 г. созывается по требованию православных в г. Бресте Собор, но результаты его оказываются для православных весьма плачевными. Собор разделяется на два враждебных лагеря, и в то время как православные отвергли принятую епископами-ренегатами унию, последние вкупе с иезуитами и латино-польской партией, принимавшей участие в Соборе, объявляют ее актуальной. Совершается насилие над православным сознанием западно-русского народа, и, несмотря на его упорное сопротивление, уния насильственно и исподволь вводится в западно-русских областях Польского государства. Творимые над совестью православного народа насилия в числе других причин вызывают в его среде народные восстания, во время которых Украина в поисках покровительства Москвы отторгается от Польши и в 1654 г. присоединяется к России. В то время как на Украине гонения на Православную Церковь прекратились, положение православных в западно-русских областях, подвластных Польше, стало невыносимым. Преследования православных и насильственное обращение их в унию и католичество к концу XVII в. еще более усилились, и так продолжалось до тех пор, пока не наступил раздел Польши и все древние русские области, бывшие под ее властью, не вошли в состав Русского государства. Насильно обращенный в унию православно-русский народ, освободившись от польской власти, с радостью покинул унию и возвратился к вере своих предков. Уже в царствование императрицы Екатерины около двух миллионов униатов и католиков присоединилось к православию, а в 1839 и 1875 гг. воссоединились с православием и прочие униаты западно-русских областей. Одна только древнеправославная Галичина в то время не прервала связи с Римом.
Из этого краткого обзора ясно, что и Брестская уния, подобно Флорентийской, не имела корней в православном народном сознании, была делом государственной политики Польши, а не церковного тяготения к Риму, и если распространялась, то только исключительно в силу насильственного ее насаждения. Вот почему она и должна была при благоприятных для православия обстоятельствах сойти с исторической арены.
Чтобы подтвердить высказанное нами положение, а также уяснить исторический характер как Флорентийской, так и Брестской уний и их бесплодность, бросим ретроспективный взгляд на те исторические условия, в которых они зарождались, и на ту обстановку, в которой они происходили.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Флорентийская уния
Глава I
ВОЗВЫШЕНИЕ ПАПСКОЙ ВЛАСТИ В XI—XIV ВВ.
После разделения Церквей папская власть поднимается на такую высоту, что для православного Востока представляются только две возможности: или преклониться перед самодержавием Римского престола, или уклониться от всякого церковного общения с ним. Середины не могло быть, ибо папская власть никаких компромиссов не признавала. Уже папа Григорий VII Гильдебранд (1073) обнаружил такое стремление к возвеличению своей власти, что даже римские историки признают, что власть его выходила за должные пределы и почти уничтожала все права епископов и Церквей, от которых он настоятельно домогался беспрекословной покорности. Григорий VII проводил ту мысль, что воля папы составляет закон для всего человечества, а власть папская служит источником всякой другой власти. Она не может быть ограничена ни Вселенским Собором, ни обычаем, ни законом. Поэтому все, не повинующиеся его велениям или не имеющие общения с Римской кафедрой, почитались им схизматиками и еретиками. Следуя этому завету, папа Лев IX кинул в лицо всей Восточной Церкви анафему, отвергавшую эти чудовищные и неслыханные от первых веков христианства папские притязания. Провозглашенный Григорием VII принцип, что авторитет папы стоит выше всякой другой власти, какая только существует на земле, папа Иннокентий (XII—XIII вв.) постепенно проводит в жизнь и через это становится универсальным духовным монархом, соединив в одно великое теократическое государство отдельные народы и государства Запада. Его власти подчиняются императоры, короли и владетельные князья, считая за честь служить ему.
Время от времени папы присваивают себе абсолютную судебную власть. Уже папа Николай (IX в.) потребовал в качестве канонического правила, чтобы все постановления поместных Соборов представлялись на благоусмотрение папы даже в тех случаях, когда против них никто и не апеллирует, на том основании, что областные Соборы могут производить по возникшим вопросам только предварительное исследование, окончательный же по ним приговор принадлежит исключительно папе. Он же завоевал себе право верховной судебной власти над всеми христианами, не исключая и государей. Пользуясь этим правом, папы стали требовать предоставлять их суду царственных особ. Так папа Урбан II отлучил по суду от Церкви короля французского Филиппа, а Иннокентий III наказал своим вердиктом французского короля Филиппа Августа. Александр III (XII в.) издал постановление, чтобы на суд его переносились дела, относящиеся не только к ведомству трибунала церковного, но и светского, и притом не только важнейшие, но и незначительные. Папа Бонифаций VIII пошел еще дальше. Он утверждал, что так как всякое наше действие большей частью бывает причастно греху, поэтому ни один человеческий поступок не подлежит изъятию из ведения папского суда. Так как подчинение папскому суду уничтожало всякий след самостоятельности национальных Церквей и колебало авторитет всех других органов судебной власти, против него раздались на Западе горькие жалобы и протесты, но напрасно. Рим победил, проповедуя, что трибунал папы выше всякой земной власти, ибо власть папы по своей неограниченности равна власти Божией. Ставился даже такой вопрос: можно ли апеллировать от папского суда к суду Божьему, и ответ давался отрицательный именно на том основании, что «у Бога и папы суд общий». Для усиления верховной правительственной власти папы отвоевали у государей так называемое право «инвеституры», т.е. назначения епископов королевской властью, и хотя de jure Григорием VII и Иннокентием III установлено было свободное избрание епископов посредством капитулов, de facto распоряжался выбором епископов папа по своему желанию. Со времен Григория VII вошел в закон обычай, обязывающий епископов приносить торжественную присягу в верности папе, и, следуя этому обычаю, епископы и ныне клянутся «защищать, приумножать и распространять права, почести, преимущества и авторитет Святой Римской Церкви, государя нашего папы и преемников его, еретиков же, схизматиков и противящихся папе сколько возможно гнать и преследовать». И неудивительно, что католические епископы всегда и во всем должны являться врагами православия. Присяга эта практиковалась в том смысле, что епископы должны повиноваться папе не только в делах духовных, но и в политических, и благодаря этому при помощи епископов светская власть пап распространялась все шире и становилась более могущественной. Со временем папы подчинили своему непосредственному ведению не только епископов, но и клириков. Сперва они только рекомендовали своих кандидатов на открывшиеся вакансии, но Климент IV (XIII в.) придал этому обычаю право, и папы стали распоряжаться всеми церковными должностями без исключения, что породило в Римской Церкви симонию и продажность. Пользуясь этим правом, папы присваивали себе титул episcopus universalis, означавший, что епископ Рима есть единственный епископ во всем мире, и поэтому все остальные органы церковного управления обращаются им в ничто. Власть папы стала первой и последней инстанцией для решения всех и важнейших, и незначительных церковных дел.
