Джидду Кришнамурти - Невыбирающее осознавание. Собрание выдержек из бесед
Большинство людей, когда они сбиты с толку, расстроены, хотят возврата в прошлое. Они стремятся возрождать прежнюю религию, восстанавливать древние обычаи, возвращать формы культа, которые практиковали наши предки, и все остальное. Но что необходимо – это, безусловно, выяснять, может ли ум, являющийся результатом прошлого, ум, сбитый с толку, расстроенный, ищущий наугад – может ли подобный ум учиться, не обращаясь к гуру, может ли он путешествовать без проводника. Поскольку отправиться в такое путешествие возможно, только когда есть свет, приходящий через понимание самого себя, и такой свет не может дать вам никто другой; вам не может его дать никакой учитель, никакой гуру, и вы не найдете его в Гите или любой другой книге. Вы должны находить этот свет в самом себе, а это означает, что вы должны исследовать самого себя, и такое исследование – тяжелая работа. Никто не может вас вести, никто не может учить вас исследовать себя. Могут указывать, что такое исследование необходимо, но действительный процесс исследования должен начинаться с вашего собственного самонаблюдения.
Ум, который будет понимать то, что истинно, то, что реально, то, что является благим, или то, что лежит за пределами меры ума – называйте это как хотите, – должен быть пустым, но не осознавать, что он пуст. Я надеюсь, вы видите разницу. Если я осознаю, что я добродетелен, я больше не добродетельный; если я осознаю, что я скромен, то скромности конец. Конечно, это ясно. Точно так же, если ум осознает, что он пустой, он больше не пустой, поскольку есть наблюдатель, переживающий пустоту.
Так возможно ли для ума быть свободным от наблюдателя, от цензора? В конце концов, наблюдатель, цензор, исследователь, мыслитель – это самость, «я», которое всегда хочет больше и больше опыта. У меня уже был весь опыт, который может дать мне этот мир, с его удовольствием и болью, его честолюбием, жадностью, завистью, и я не удовлетворен, разочарован, ограничен. Поэтому я хочу дальнейшего опыта на другом уровне, который я называю духовным миром, но переживающий остается, наблюдатель остается. Наблюдатель, мыслитель, переживающий может культивировать добродетель; он может дисциплинировать себя и стараться следовать тому, что он считает моральной жизнью, но он остается. А может ли этот переживающий, эта самость, полностью прийти к концу? Поскольку только тогда ум может опустошать себя и может рождаться новая, истинная, творческая реальность.
Проще говоря, возможно ли для меня забыть мое «я»? Не говорите «да» или «нет». Мы не знаем, что это означает. В священных книгах говорится то-то и то-то, но все это просто слова, а слова – не реальность. Важно, чтобы ум выяснял, может ли то, что было составлено, – переживающий, мыслитель, исследователь, «я» – исчезнуть, уничтожить «себя». Не должно быть никакой другой сущности, которая его уничтожила бы. Надеюсь, я говорю ясно. Если ум говорит: «Чтобы достичь того необычайного состояния, которое обещают священные книги, «я» должно быть уничтожено», тогда есть действие воли; есть сущность, которая хочет достигать, так что «я» все еще остается.
Но может ли ум освободиться от наблюдателя, исследователя, переживающего, без всякого мотива? Очевидно, что если есть мотив, то сам этот мотив составляет суть «меня», наблюдателя. Можете ли вы полностью забыть «себя» без всякого принуждения, без всякого желания вознаграждения или страха наказания, просто забыть «себя»? Я не знаю, пробовали ли вы это делать. Приходила ли вам когда-либо в голову подобная мысль? А когда такая мысль все же возникает, вы сразу же говорите: «Если я забываю «себя», то как я могу жить в этом мире, где каждый изо всех сил старается оттолкнуть меня и пробиться вперед?» Чтобы иметь верный ответ на такой вопрос, вы сперва должны знать, как жить без «меня», без переживающего, без «я»-центрированной активности – создателя горя, самой сути смятения и страдания. Так возможно ли, живя в этом мире со всеми его сложными отношениями, со всем его напряжением, полностью отказаться от самого «себя» и быть свободным от вещей, «меня» образующих?
Вы видите, дамы и господа, – это исследование, а не ответ от меня. Вам придется выяснять это для самих себя, что требует огромного исследования, тяжелого труда – гораздо более тяжелого, чем зарабатывать себе на жизнь, что просто рутина. Это требует огромной внимательности, постоянной бдительности, непрестанного исследования каждого движения мысли. И как только вы начнете исследовать процесс мышления, что означает выделять каждую мысль и рассматривать ее до конца, вы увидите, насколько это трудно; это не развлечение для ленивых. А это необходимо делать, потому что только у ума, освободившегося от всех своих прежних представлений, отвлечений, конфликтов и внутренних противоречий, бывает новый, творческий импульс реальности. Тогда ум создает свое собственное действие; он порождает совершенно новую активность, без которой просто социальные реформы, как бы они ни были необходимы и полезны, вероятно, не могут вести к миролюбивому и счастливому миру.
Все мы, как человеческие существа, способны к исследованию, к открытию, и весь этот процесс представляет собой медитацию. Медитация – это исследование самого существа медитирующего. Невозможно медитировать без знания себя, без осознавания способов действия своего собственного ума, от поверхностных реакций до самых сложных тонкостей мышления. Я уверен, что на самом деле не трудно знать, осознавать себя, но это трудно для большинства из нас, потому что мы боимся исследовать, идти ощупью, искать. Мы боимся не неизвестного, а освобождения от известного. Только когда ум позволяет известному исчезать, есть полная свобода от известного, и только тогда может рождаться новый импульс.
Бомбей, 4-я публичная беседа, 20 февраля 1957 г.Собрание трудов, т. X, стр. 252–255«Я» и его деятельность
Опыт застывает в центр, и из этого центра мы действуем
Опыт почти всегда формирует в уме застывший центр в качестве «я», представляющий собой разрушающий фактор. Большинство из нас ищет опыта. Мы можем уставать от мирских переживаний известности, славы, богатства, секса и так далее, но все мы хотим большего, более широкого переживания какого-то рода, особенно те из нас, кто пытается достичь так называемого духовного состояния. Устав от мирского, мы хотим более всестороннего, более широкого, более глубокого опыта; и в попытке достичь такого опыта мы подавляем, контролируем, подчиняем себя, надеясь тем самым на полное постижение Бога или чего бы там ни было. Мы полагаем, что погоня за опытом – это правильный образ жизни для обретения большей мудрости, но я сомневаюсь, что это так. Ведет ли к реальности этот поиск опыта, представляющий собой на самом деле потребность в большем, более полном ощущении? Или это фактор, калечащий ум?
В наших поисках ощущений, называемых нами опытом, мы совершаем различные действия, не так ли? Мы практикуем так называемые духовные дисциплины: мы контролируем, подавляем, выполняем различные виды религиозных упражнений, все для того, чтобы достигать большего опыта. Некоторые из нас действительно делали все это, тогда как другие только заигрывали с этой идеей. Но во всем этом фундаментальную роль играет желание большего ощущения – желание расширять ощущение удовольствия, делать его возвышенным и постоянным в противовес страданию, тупости, рутине и одиночеству наших повседневных жизней. Так что ум всегда ищет опыта, и этот опыт застывает, превращаясь в центр, из которого мы действуем. Мы живем и имеем свое бытие в этом центре, в этом накопленном, застывшем опыте прошлого. А возможно ли жить, не формируя такой центр опыта и ощущения? Мне кажется, что жизнь тогда имела бы совершенно иное значение, чем то, что мы придаем ей сейчас. В настоящее время мы все заинтересованы – не так ли? – в расширении центра, в притоке большего и более широкого опыта, который всегда укрепляет «я», и я думаю, это неизменно ограничивает ум.
Так возможно ли жить в этом мире, не формируя такой центр? Я думаю, это возможно только при наличии полного осознавания жизни, осознавания, в котором нет никакого мотива или выбирания, а есть простое наблюдение. Я думаю, если вы будете экспериментировать с этим и думать об этом немного глубже, то обнаружите, что такое осознавание не образует центра, вокруг которого могут накапливаться опыт и реакции на него. Тогда ум становится поразительно живым, творческим – и я имею в виду не сочинение стихов или написание картин, а творчество, в котором отсутствует «я». Я думаю, это то, что на самом деле ищет большинство из нас, состояние, в котором нет конфликта, состояние покоя и безмятежности ума. Но это невозможно, пока ум служит инструментом ощущения и всегда требует дальнейшего ощущения.
В конце концов, большая часть нашей памяти основывается на ощущениях, приятных или болезненных; мы стараемся избегать болезненных и цепляемся за приятные; одни мы подавляем или стараемся их избегать, а другие ищем, держимся за них и думаем о них. Так что центр нашего опыта, по существу, основывается на удовольствии и боли, представляющих собой ощущения, и мы всегда гоняемся за переживаниями, которые, как мы надеемся, будут постоянно удовлетворяющими. Это то, чего мы все время ищем, и потому имеет место вечный конфликт. Конфликт никогда не бывает творческим; напротив, это самый разрушительный фактор как в самом уме, так и наших отношениях с окружающим миром, обществом. Если мы можем понять это действительно глубоко – что ум, ищущий опыта, ограничивает сам себя и служит себе самому источником страдания, – тогда, возможно, мы сумеем выяснить, что значит осознавать.
