Кеннет Джонсон - Феномен Фулканелли. Тайна алхимика XX века
Снова процитируем Лэнга:
«В широком смысле слова, эволюция и её конечный продукт, человек, были изобретены силами, не принадлежащими к системе (в данном случае к биосфере), в которой это произошло. Подобная операция, подразумевающая сознательное манипулирование энергией на разных уровнях, может восприниматься как алхимический эксперимент.
Был ли „художник“, осуществивший этот великий труд, одиночным Разумом или то был консорциум Разумов, уже представляется несущественным; однако мифы и классические предания о полубогах выглядят до крайности убедительными».
Если человек действительно есть одна из промежуточных стадий некоего колоссального космического эксперимента, тогда, возможно, путём управляемого использования ментальных процессов (ритуальной магии?) или даже путём намеренного восстановления унаследованных от предков воспоминаний (возрождённый атавизм?) он может получить информацию о своём собственном создании, которой на генетическом уровне изначально обладает. Если это так — а большинство мифов о Творении это подтверждают, тогда прозрения, откровения и видения различных мистиков, созерцателей, визионеров, видящих и алхимиков, приобретают куда большую значимость.
Алхимики утверждают, что это уже произошло. И, как и в случае с искусством, действительная работа придерживающихся такого образа мыслей алхимических школ, или, если угодно, цепочки посвящённых, уходящей в глубину веков, заключается в распространении ростков этого знания — незримо для несведущих.
Есть ли какие-то свидетельства этого?
Как я уже говорил, алхимия взращивалась в Египте — и, возможно, одновременно в Китае. И ещё до того, как эти великие цивилизации склонились к упадку и исказили свою исконную культуру, знание пустило корни, и ростки тайного учения об Искусстве были вывезены за их пределы. Тщательно охраняемой мудрости причастились Иудея, Аравия, Персия, Индия и Греция. Подобно библейским семенам, знание это иногда падало на неплодородную почву. К примеру, Греция и позднее Рим не смогли правильно взрастить доставшиеся им зёрна алхимии. Как и в случае с математикой, Греция производит ложное в своей основе впечатление — упрямо сохраняющееся и по сей день, — что именно она была источником и колыбелью всей науки и философии. На самом же деле она лишь взлелеяла и передала дальше неполное и частично утраченное знание, которое её учёные мужи вынесли из храмов Египта.
В куда более чистой форме Герметическая наука сохранялась и развивалась в Аравии и Иудее, чьи учёные прошли посвящение в Египте. Две эти ветви окончательно переплелись, когда учителя той и другой встретились в сарацинской Испании. Именно там, а в особенности в Севилье, Гранаде, Толедо, Кордове и других центрах, еврейские и суфийские учителя произвели мощный «подпольный» алхимический эксперимент, волны от которого, как от брошенного в воду камня, ещё долго расходились по всей Европе.
Как и общее влияние Искусства на умы человечества, которое по сей день остаётся незримым, воздействие этого масштабного и длительного эксперимента вряд ли возможно в полной мере оценить по достоинству.
Вот что говорит по этому поводу Идрис Шах:
«Количество и разнообразие учителей в суфизме воистину не знает границ, поскольку они считают себя неотъемлемой частью органического процесса. Это означает, что их воздействие на человечество может иметь место без всякого сознательного усилия или даже ведома со стороны человечества».[64]
Уолтер Лэнг в ответ на это замечает:
«Природу этой ноуменальной структуры невозможно постичь с первого взгляда, а её основы, лежащие в высших измерениях, даже трудно себе представить. Она проявляется во внешнем мире в виде множества компонентов культурного характера, в совокупности составляющих большую часть западной цивилизации».
Тем не менее, именно по этим «компонентам культурного характера» можно хоть в какой-то мере судить о степени и объёме суфийского и алхимического влияния, длившегося, следует заметить, веками.
Давайте рассмотрим некоторые из них и попытаемся оценить их значимость, предположив в чисто исследовательских целях, что они чётко различимы и дифференцируемы, ибо на самом деле они прочно вплетены в ткань нашей культуры и комплементарны друг другу.
Рыцарство и геральдика
Считается, что первый исламский рыцарский орден был основан в VII веке самим пророком Мухаммедом для защиты великих караванных путей и прежде всего переправлявшихся по ним женщин и товаров. Точно так же три века спустя Гуго де Пейн и Годфруа де Сент-Омер в 1118 году основали орден рыцарей Храма, чтобы взять под защиту пути паломничества в Святую землю.
Арабское слово для обозначения рыцарства — ахдар, означающее также «прекрасных женщин» и происходящее от корня KHDR. От него берёт начало и множество других слов, в том числе Хидр — святой покровитель суфийских групп, именуемых халка,[65] или круг тринадцати. Хидр идентичен святому Георгию, пришедшему из Персии и ставшему около 1350 года святым покровителем имитативного псевдорыцарского ордена Подвязки, основанного английским королём Эдуардом III. На арабском слово, обозначающее подвязку, символизирует мистическую связь между отдельными халка.
Рыцарство и его символическая система идентификации — геральдика — породили собственный тайный язык, который ныне известен только халка и который в униженной и умалённой форме стал достоянием западной геральдической науки, занимающейся родовыми и государственными гербами. Однако важно, что стандартный голубой шерстяной плащ с капюшоном и символические голубой и золотой цвета, означающие связь между телом и духом, земным и небесным, остались неизменными и у позднейшего британского ордена Подвязки.
Имя суфийского святого — Хидр — означало также и «Тот, кто зелен», а зелёный цвет у суфиев традиционно символизировал посвящение. Здесь стоит вспомнить, что соратники легендарного Робина Гуда, которого иногда рассматривают как главу тайного рыцарского или, наоборот, гражданского наблюдательного союза, а иногда — как руководителя языческой ведьмовской общины, одевались всегда в ярко-зелёное. Связь ордена Подвязки с колдовством могла, как рассуждает Идрис Шах, оказаться и результатом попытки замаскировать прерванный ритуальный (дервишский) танец. Вспомним, что популярная версия истории возникновения этого ордена такова: король Эдуард III подобрал подвязку, которую уронила во время танца Джоанна, графиня Солсбери, и, возвращая её даме, приподнял край своего одеяния, чтобы продемонстрировать, что и у него такая есть. Считается также, что специально для других гостей король сказал — поскольку при этом предположительно присутствовали непосвящённые: «Позор тому, кто дурно об этом подумает». Эти слова сейчас написаны на знаке кавалера ордена Подвязки.
Девизом суфийских халка остаётся тайное арабское изречение, содержащее намёк на некоего «хранителя чаши». Но Идрис Шах указывает, что перевод этой фразы на персидский язык звучит с фонетической точки зрения почти идентично средневековому французскому девизу рассматриваемого ордена: «Honi soit qui mal y pense». (См. ил. 3)
Ил. 3. Эмблема Мистической розы в нагрудном знаке кавалера ордена Подвязки
Символизм «хранителя чаши» даёт основание провести параллель между рыцарской традицией и так называемым артурианским циклом легенд с его поисками Чаши, впоследствии идентифицированной христианством как Святой Грааль. В свете того, что идеалом суфизма является Совершенный Человек, эта чаша, передаваемая от одного посвящённого к другому, символизирует тайные методы достижения этого состояния. Христос, являвшийся, без сомнения, Совершенным Человеком, и был подлинным объектом поисков Святого Грааля, символического сосуда, по преданию использованного во время Тайной вечери и затем ставшего вместилищем его святой крови во время распятия. Грааль в данном случае был лишь идеограммой самого процесса передачи знания. Иосиф Аримафейский, позаботившийся о теле Христа после распятия, согласно преданию, отвёз чашу в Англию и спрятал где-то в районе Гластонбери. Поиски, предпринятые рыцарями Круглого стола короля Артура, были на самом деле символическим путешествием, призванным повторить путь самого Христа и сделать из рыцаря Совершенного Человека. В легендах доступ к Граалю и понимание этого феномена обретал лишь тот, кто задавал правильные вопросы, что в действительности было отражением техники вопросов и ответов, используемой в разных формах в суфийском учении.
Возвышение женщин, начало которому положили защитные функции основанного Мухаммедом рыцарства, развилось в их идеализацию как воплощения Тайны — загадочного и непостижимого духа Природы. Позднее эта тенденция нашла выражение в любовной поэзии трубадуров — странствующих менестрелей и сказителей, чья традиция, пришедшая, разумеется, из сарацинской Испании, расцвела на юге Франции и в Италии между XI и XIV веками.
