РОДНИ КОЛЛИН - ТЕОРИЯ НЕБЕСНЫХ ВЛИЯНИЙ
Далее, полностью поняв эту общую вину человечества, полностью поняв, что за войну ответственны все люди, следующее, что необходимо понять, - это что никто не ответственен за войну. С другой точки зрения войну можно рассматривать как чисто космическое явление, произведенное небесным влиянием на шкале, где рассуждения и чувства людей не имеют никакого значения. Некая планета на некой стадии своего цикла создает общее напряжение на поверхности Земли, в результате которого люди - в их обычном состоянии бытия - не имеют другого выбора, кроме как начать сражаться друг с другом.
Это не значит, что влияние Марса само по себе подразумевает войну, так же как включение электрического тока не подразумевает того, что электролампочка расплавится. Если бы люди обладали другим уровнем бытия, то есть если бы они могли пользоваться внезапным усилением внутреннего давления для изменения самих себя, вместо автоматического облегчения его против других, тогда этот марсианский цикл имел бы совершенно другое значение. Но такими, какими люди являются теперь, они могут выдерживать лишь очень небольшое увеличение давления, не реагируя на это насилием, и, например, в некоторых частях Соединенных Штатов забастовки на предприятиях и беспорядки на расовой почве так же неизбежно сопровождают июльские электрические бури, как гром и молния. Точно так же и с влиянием Марса.
Если исследовать, например, историю последних двух веков в поисках соответствия между охваченностью войной и пятнадцатилетним циклом, характеризующим эту планету, то факты на самом деле, кажется, подтверждают существование такой связи. Каждые пятнадцать лет, чрезвачайно регулярно, некое количество наций Европы оказываются втянутыми в войны друг с другом, или в войно-подобные происшествия и бедствия в других частях света. 73.
73. Смотри Приложение X, "Цикл Войны". Тогда как промежуточные периоды, хотя и не вполне мирные, тем не менее очевидно приносят самое большое приближение к миру, возможное в настоящем состоянии человечества, а также обильные и неискренние словоизлияния о мирным идеалах и стремлениях. Может быть, самое яркое указание на этот цикл - то, что его пики отмечены всеобщей модой на воинственный патриотизм, тогда как в промежутках даже политики склонны усваивать примирительную и интернациональную позицию.
Своей ясностью этот цикл, возможно, обязан тому факту, что он еще больше подчеркивается другим планетным ритмом, отстоящим от него на одну октаву. Цикл Сатурна, как мы видели, имеет длительность 30 лет, и передняя доля гипофиза, управляемая Сатурном, в одном из своих аспектов связана с побуждением и способностью к доминированию, управлению - как собой, так и другими. Это железа, которая связана с развитием воли. При теперешнем среднем уровне бытия человеческих масс общее стимулирование этой железы будет неизбежно вызывать желание овладеть - не собой, что трудно и болезненно, - но кем-нибудь другим.
В соединеннии о страстными импульсами, производимыми стимулированием надпочечников, это вызывает состояние ума, особенно провоцирующее войну. Таким образом, если синодический период Марса дает тенденцию к войне каждые пятнадцать лет, то можно ожидать, что накладывающийся на него период Сатурна еще больше увеличивает эту тенденцию каждые тридцать лет, то есть, в каждый второй пик.
Далее, каждый третий пик, или каждые сорок пять лет, эта марсовская тенденция будет совпадать с пиком девятилетнего цикла астероидов, и, таким образом, будет усилена еще с одной стороны - общей экономической и психологической депрессией, с сопутствующей волной преступности.
Именно тот факт, что влияние Марса всегда оказывается соединенным с каким-то другим влиянием, делает столь трудным выявление реальной природы войны самой по себе. Мы можем определенно сказать только то, что должно быть много различных видов войн, в соответсвии с природой совпадающих влияний - войны доминирования и завоевания, когда Марс совпадает с Сатурном, войны паники и жестокости при его совпадении с астероидами, войны, происходящие из роста населения под влиянием Венеры, и даже Священные Войны, когда марсианский цикл видоизменяется Нептуном.
Что является общей особенностью всех этих войн? Это, конечно, разрушение. Все войны, даже самые благородные, самые священные, разрушают - жизни, имущество, даже общества и цивилизации. Развязывание войны никогда не может привести ни к чему иному, кроме разрушения, и все, что можно к этому добавить, это что в некоторые периоды, очевидно, сама Природа требует, чтобы некоторые вещи были разрушены. Однако человек, кажется, обычно разрушает намного больше, чем необходимо. Пример этому - разрушение в 1944 году монастыря в Монте Кассино со всем, что он собой подразумевал. Все цивилизации в конечном счете разрушаются войнами, или же настолько ослабляются ими, что падают жертвой несчастий, которые раньше легко смогли бы превозмочь.
Сказав так много, необходимо еще раз подчеркнуть, что сам по себе этот процесс разрушения необходим Природе и избежать его невозможно. Он совершенно отличен от процесса преступления или порчи, который никогда ни при каких обстоятельствах не может привести к хорошим и полезным результатам. Однако в войне разрушение почти всегда соединяется с преступлением.
Это различие позволяет понять, почему люди всегда заходили в тупик, пытаясь на протяжении веков постичь природу войны, и делает очевидной абсолютную нереальность для обычного человека чисто пацифистской позиции. Потому что пацифист никогда не может объяснить, почему, хотя войны кажутся абсолютно бесполезными, тем не менее многие из самых сильных и благородных людей в истории принимали в них участие, и часто вели себя там с намного большей храбростью, верностью, преданностью и самопожертвованием, чем в другое время своей жизни.
Оглядываясь назад на другие эпохи, мы видим, что иногда класс воинов или рыцарство защищало очень высокие идеалы. А в некоторых особых условиях военное искусство могло даже служить формой для эзотерической школы, как это было у Рыцарей Тамплиеров и в школах лучников в Персии и Индии. Если бы сама война принадлежала к процессу преступления, это было бы совершенно невозможно, поскольку все участвующее в ней было бы осквернено. А одно из первых условий всей эзотерической работы - то, что она не должна быть тронута преступлением.
Война, поэтому, это выражение процесса разрушения, действующего через человечество. Привнося страх, ненависть и жестокость, человек делает ее преступной. Это различие очень хорошо выражено в индусском евангелии - "Бхагавад-Гите", где рыцарь Арджуна, находящийся на поле боя и обязываемый долгом кшатрия к смертельной битве со своими родственниками, молит своего божественного руководителя Кришну об освобождении от этого тяжкого испытания. Кришна отвечает: "Сражайся во имя долга, не думая о радости и гре, потерях и приобретениях, победе и поражении. Поступая так, ты никогда не навлечешь на себя греха."(цитируется по русскому изданию "Бхагавад-Гита как она есть". Бхактиведанта Бук Траст. 1992.) 74.
74. "Бхагавад-Гита", пер. на англ. Свами Прабхавананда и Кристофер Ишервуд, стр. 44.
Отвращение Арджуны представляет наивысшую возможную эмоцию цивилизованного человека по отношению к войне. Однако ему указывается еще более возвышенное отношение. Поэтому война, как и секс, представляет собой одно из последних испытаний бытия человека, и по отношению его к ней и его поведению в ней каждый человек показывает, с математической точностью, что он такое.
Вместе с тем, хотя причины войны находятся на небесах, а человеческая природа со времен Арджуны не изменилась, масштаб войны изменился совершенно очевидно. Один фактор изменился полностью, сразу делая ненужными все прежние идеи и объяснения. Этот фактор - количество энергии, находящееся в руках неперерожденного человека.
Посредством дубинки, лука и стрелы, меча или копья люди убивали друг друга лишь с трудом и один на один. И скорее именно этот труд убивания, чем угрызения совести, тысячи лет удерживал войну в определенных границах. С изобретением пороха и первой пушки стало возможно убивать по десять человек сразу, бомбами Первой Мировой войны - по тысяче, а атомными бомбами сегодня - по сто тыяч. Из умерщвления людей, как и из многих других сторон человеческой жизни, ушли теперь и тяжелая работа, и личный элемент.
Таким образом, если раньше человек думал, что имеет дело с вопросом индивидуальной морали, то теперь он совершенно неожиданно оказался перед вопросом выживания человечества. И в соответствии с чрезвычайным ускорением времени, которое мы заметили в столь многих других сторонах его жизни, ему теперь, совершенно неожиданно, отпущено, видимо, лишь несколько десятилетий на разрешение проблемы, которую он приготовился решать веками.
