Питер Вашингтон - Бабуин мадам Блаватской
Но высшей степени общественной славы Свами достиг, когда обнаружилось, что он работает на голливудскую студию, как это случилось и с Кришнамурти двадцать лет назад. В 1943 г. Сомерсет Моэм обратился за советом к Ишервуду по поводу эпиграфа к роману "Лезвие бритвы" ("The Razor's Edge"), взятого из "Катаупанишад". Сам Моэм проявлял некоторый, интерес к Веданте и даже написал эссе о Рамане Махарише, святом, которого он встречал в Индии. Это эссе, переданное им Ишервуду, чтобы тот исправил неточности в догматике, позже было опубликовано под названием "Святой" в книге "Точки зрения" (Points of Vew). В 1945 г. Моэм прибыл в Голливуд писать сценарий к фильму "Лезвие бритвы", который собирался ставить режиссер Кьюкор. Прабхавананду пригласили в качестве консультанта. В конце концов картину сняли другие люди, отказавшиеся от помощи Свами, но все-таки некоторое время он вращался в кинематографическом мире. Роман Моэма повествует о светском молодом человеке, который в поисках веры пришел к Веданте, и часто этого героя, Ларри, сравнивали с Ишервудом, хотя тот и отрицал это.
Это сравнение стало особенно раздражать Ишервуда, когда он понял, что его собственное увлечение Ведантой ослабло. Слишком уж силен был зов других сфер жизни. Он скучал по писательской работе, да и секс был постоянным соблазном, особенно когда он посещал Фиртелей в Санта-Монике, где множество привлекательных мужчин заполняло пляж. Он познакомился с Теннесси Уильямсом (также писавшим сценарии), и они часто разговаривали о сексе, хотя Ишервуд и не сопровождал драматурга в его экспедициях по поиску партнеров.
Трудность была в том, как позже заметил Денни Фоутс, что Ишервуд всегда вел себя как турист или прожигатель жизни, пробуя различные миры и не останавливаясь ни на одном. Оден был другого мнения: он считал, что необходимо выбрать какой-то один образ жизни, как и один набор верований или сексуальных пристрастий, оценив все их преимущества и приняв недостатки.
Подобно другим эмигрантам, Ишервуд переживал из-за войны в Европе, хотя единственным осязаемым напоминанием о ней служили поставки товаров для армии из Лос-Анджелеса и немногочисленные призывники, заполнявшие бары в ожидании отправки на тихоокеанские острова. Пробуждая воспоминания о жизни в Espotie, эти признаки войны больше сблизили Ишервуда с товарищами-беженцами, особенно из Германии, а не с англоязычными американцами.
На некоторое время его интерес к Веданте вновь разгорелся от проекта сотрудничества со Свами в переводе индуистских текстов. Они начали с Гиты, которую Ишервуд воспроизвел громоздкой викторианской прозой; затем, когда ее строго раскритиковал Хаксли, в староанглийском эпическом стиле, излюбленном стиле Одена. Но к весне 1944 г. Ишервуд решил не становиться монахом, хотя и оставался еще несколько месяцев в Центре, постепенно ослабляя связи с ним и все больше погружаясь в мир киностудий, где он тогда работал на "Уорнер Бразерс". Летом 1945 г. он выехал из Центра и поселился вместе с новым приятелем. Он начал снова путешествовать, возобновив образ жизни странствующего писателя, и, хотя продолжал сотрудничать с Прабхаванандой, их прежним отношениям настал конец.
Но эмоциональная сторона этих отношений не ослабевала, как Херд и Хаксли признали несколько лет спустя, в отчаянии обратившись к Свами, чтобы он повлиял на Ишервуда по поводу его беспорядочных связей с мужчинами и привычки к наркотикам. К этому времени Херд покинул Трабуко и стал вести более уединенный образ жизни, а в 1949 г. он передал колледж Обществу Веданты. Свами переехал туда, и Ишервуд изредка навещал его. Эти визиты утвердили его в том, что он был прав, отказавшись от монашеских обетов, когда он видел, как "мальчики", жившие в общине, весь день проводят за работой в саду, в тяжелых ботинках и шортах, словно привязанные к этому месту. Ишервуду нравилось иногда под настроение прополоть грядку, но к повседневному физическому труду он был приспособлен не больше, чем к духовной деятельности, и он прекрасно понимал это. К тому же он знал, что не смог бы стать "хорошим товарищем для мальчиков"[354].
Это с одной точки зрения. С другой же, было ясно, что он кидается в разврат и пьянство, побуждаемый поисками совершенного друга и приходя в уныние, когда очередной партнер оказывался далеко не совершенным. Теоретически Херд и Хаксли считали себя терпимыми, но такое поведение приводило их в отчаяние. Они на самом деле заботились о своем друге, и Херд даже драматизировал положение, считая, что его бывший ученик скатывается в атеизм. Он даже говорил Ишервуду о том, что "нечто" подкрадывается к тому и стремится овладеть им. (Вспомним ужасное предупреждение Уэджвуда о Черных Силах, преследовавших Кришнамурти.) В конце концов проблемы Ишервуда разрешились не религией, а более типичным для него знакомством с восемнадцатилетним Доном Бакарди, что случилось весной 1953 г. Скоро они стали любовниками. Всю жизнь Ишервуд устремлялся к фигуре отца, от Одена до Бога, а теперь настал черед ему самому играть роль родителя. И эта новая роль впервые привнесла некоторый порядок в его жизнь[355].
Как и все события его жизни, отход Ишервуда от Веданты был личным делом, не связанным с переменами в настроениях и верованиях того времени. Херд и Хаксли, со своей стороны, любили подчеркнуть, что их отступничество было вопросом принципа, хотя этому и способствовала дружба с Кришнамурти, чье неодобрительное отношение к гуру и нелюбовь к ритуалам соответствовали их чувствам. После их первой встечи в 1937 г. все трое стали близкими друзьями, особенно сдружились Кришнамурти и Хаксли, позже написавший Херду: "Одно время я следовал до некоторой степени механистическим методам, которым обучал Свами из миссии Рамакришны; но теперь я обнаружил более полезные методы Кришнамурти, которые ближе к методам дзен-буддизма"[356]. Это признание дает возможность понять, к чему стремился Хаксли. Тогда как Херд искал божественного просветления, Хаксли преследовал более земную цель психотерапии в обоих смыслах — духовном и ментальном. Хаксли вообще питал слабость к снадобьям различного рода. Ему постоянно казалось, что жизнь является болезнью, от которой необходимо найти лекарство — и оно будет найдено, — хотя сам и иронизировал над этими устремлениями: "Я чувствую, что если мы объединим Кришнамурти со старой психотерапией доктора Виттоца и методом "креативного сознательного контроля" над положением и функциями тела Ф. М. Александра, а также добавим немного общей семантики, что поможет нам уяснить словесные и концептуальные ловушки, вкупе с соответствующей чувственной диетой, то мы решим проблему превентивной медицины и заодно по меньшей мере половину проблем образования"[357]. Комментарий по поводу общей семантики и добавление "диеты чувств" характерны для Хаксли — они наполовину серьезны, наполовину самоироничны, как он сам — частично викторианский рационалист, а частично чудак Нового Века.
Так же типично и более проницательно его замечание о том, что "люди будут продолжать увлекаться вакцинами, папизмом и мепробаматом". По мере того как шли годы, Херд и Хаксли все меньше интересовались религией как терапией, и их все больше заботило духовное просветление и чувство единения с Богом — или с тем, что Херд называл "Эта Вещь". Они искали высший дар религиозного сознания, надеясь превзойти свой интеллектуальный, дискурсивный, бесконечно рефлективный подход и достичь непосредственного восприятия единства и божественности. Известно, что они пытались достичь такого состояния при помощи наркотиков — не мепробамата, а мескалина. В мае 1953 г. Хаксли добровольно вызвался участвовать в экспериментах психиатра Хамфри Осмонда, включавших в себя наблюдение при потреблении 0,4 г мескалина. Хаксли обнаружил, что мескалин приводит к чрезвычайно обостренному восприятию, хотя он и не знал, что ему делать с этим состоянием[358].
Его друзья встревожились. Кришнамурти и Прабхавананда относились к употреблению наркотиков как к опасности, разложению и ошибочному пути, но Хаксли продолжал участвовать в экспериментах, чтобы предупредить других. Сатирически изображая потребителей пилюль, вызывающих моментальное удовлетворение всех желаний, в утопической пародии "Прекрасный новый мир" (1932), он не знал о подстерегающих на этом пути опасностях, а прирожденное пуританство склоняло его к особо строгому порицанию тех, кто пользовался наркотиками ради удовольствия. Он предвидел также возможные последствия создания наркотической культуры с целями, далекими от его собственного поиска духовного просветления. Если истинное знание есть функция бытия, то ложное знание может привести лишь к уменьшению бытия. Иллюзия, что сами по себе наркотики могут вести к просветлению или облегчить беды мира — это классические аксиомы ложного знания, явившегося результатом неправильного употребления мескалина. Хаксли настаивал на том, что подобные стимуляторы сознания могут использоваться в качестве вспомогательных средств при медитации только ответственными взрослыми людьми и в условиях строгого контроля.
