Виктор Меньшов - Русские провидцы и предсказатели
Обычно тихий и послушный, Вольф неожиданно заупрямился и наотрез отказывался учиться в иешиботе. Секрет его «восстания» прост – он противился не обучению и выбранному для него отцом пути священнослужителя, просто училище находилось в другом городе, и домашнему мальчику ехать в другой город, оставаться там одному, без родителей, было боязно. Как ни уговаривал, как ни приказывал отец, мальчик в ответ только горько плакал.
Однажды поздним вечером отец отправил Вольфа в лавочку. Замирая в темноте от страха, мальчик пробирался, прижимаясь к стенам, домой. Вот он, дом, скорее через подворотню и нырнуть в спасительное тепло родного дома. Но во дворе Вольф увидел огромную фигуру в развевающихся белых одеждах.
– Замри! – пророкотала фигура густым басом и без того застывшему от ужаса малышу. – Замри и слушай! Слушай и повинуйся! Тебе суждено быть раввином! Горе тебе, если ослушаешься!..
Фигура растворилась в темноте, а мальчик еще долго стоял в оцепенении, потом упал в глубоком обмороке и так лежал, пока на его поиски не вышли домашние. Надо ли говорить, что уже на следующий день он изъявил горячее желание учиться в иешиботе.
Вот так маленький Вольф оказался вдали от дома. Учился он неохотно, бесконечные молитвы и нудная зубрежка утомляли мальчика. Он тяготился учебой, тосковал в тяжелой обстановке ортодоксального училища. Неоднократно собирался даже бежать, но всякий раз вспоминал громовой голос и громадную белую фигуру, маленькая душа его съеживалась от страха, и он оставался.
Но однажды Вольф увидел в синагоге мужчину невероятно громадного, неряшливо одетого, что выдавало в нем бродягу. Когда же мужчина заговорил, Вольф едва не расплакался, узнав этот голос. Он понял, что отец жестоко обманул его, наняв бродягу сыграть роль провидения.
Мальчик вышел из синагоги и, не забрав даже свои вещи, пошел на вокзал, сел в первый попавшийся поезд, который шел на Берлин. Ехал он, естественно, без билета, поскольку из наличности в кармане было лишь немного мелочи, которой не то, что на билет, на стакан семечек не хватало. Боязливый мальчик забился под лавку и притаился там, в надежде, что его не заметят.
Но кондуктор был бдителен и беспощаден. Орлиным взглядом он разглядел и вытащил на свет прятавшегося «зайца». И вот в этот исторический момент от жуткого испуга у мальчика открылся талант внушения. Даже много лет спустя он с содроганием вспоминал эту встречу:
«– Молодой человек, – у меня в ушах и сегодня звучит его голос, – ваш билет! Нервы мои были напряжены до предела. Я протянул руку и схватил какую-то валявшуюся на полу бумажку – кажется, обрывок газеты. Наши взгляды встретились. Всей силой страсти и ума мне захотелось, чтобы он принял эту грязную бумажку за билет. Он взял ее, как-то странно повертел в руках. Я даже сжался, напрягся, сжигаемый неистовым желанием. Наконец он сунул ее в тяжелые челюсти компостера и щелкнул ими. Протянув мне назад «билет», он еще раз посветил мне в лицо своим кондукторским фонарем со свечой. Он был, видимо, в полном недоумении: этот маленький худощавый мальчик с бледным лицом, имея билет, зачем-то забрался под скамейку. И подобревшим голосом сказал: – Зачем же вы с билетом и под лавкой едете?.. Есть же места. Через два часа будем в Берлине.»[7]
Вот так он впервые открыл в себе талант внушения.
Через два часа Вольф Мессинг вышел на перрон Берлинского вокзала, вступив в самостоятельную жизнь. Большие города не замечают маленьких людей. Они равнодушны к ним, как к бумажному сору на улицах, воспринимая человеческий мусор как неизбежность. До маленького Вольфа, оказавшегося в одиночестве вдали от дома, не было дела никому. Большой город предоставил ему выбор – умереть от голода либо выжить. Умирать Вольф не хотел, он хотел жить. И если ему не всегда хватало силенок, то он восполнял их силой воли и упрямством.
Он сумел устроиться посыльным в дом приезжих за гроши и угол. Он был «мальчиком за все» – убирал, мыл полы и посуду, относил пакеты и чистил ботинки. Он очень старался, но постоянно ходил голодный, поскольку был мал и его вечно обманывали при расчете. Мальчик не жаловался, да и кому он мог пожаловаться? Кончилось все голодным обмороком на улице. Когда его подобрали, врачи в клинике для бедных, наскоро осмотрев его, не обнаружили признаков жизни – сердце не билось, пульс не прослушивался. Накрыли мальчика простыней и отвезли… в морг.
Студент-практикант, приготовившийся вскрывать труп, обнаружил слабое биение сердца и заметил подрагивающие веки у маленького «мертвеца». Кое-как отдышавшись, перепуганный насмерть студент вызвал врачей, и общими усилиями они убедились, что мальчик жив и находится либо в глубочайшем обмороке, либо впал в летаргический сон. В таком состоянии его отвезли в клинику знаменитого врача-невропатолога, профессора Абеля, а там уже, через трое суток, осторожно привели в чувства.
Профессор хотел отправить мальчика в приют, но Вольф сумел уговорить врача не делать этого. Профессор, заинтересованный редким случаем, оставил на время пациента при клинике, тем более что ему самому было интересно наблюдать такого необычного пациента. Когда мальчик подробно рассказал о своей жизни, профессор пояснил, что, скорее всего причиной состояния, в которое впал мальчик, стало слишком сильное нервное напряжение, выпавшее на его долю, физические и психологические нагрузки, с которыми с трудом справлялся детский, неокрепший еще организм.
Во время продолжительных бесед, тщательного осмотра и ряда тестов профессор с удивлением обнаружил у Вольфа необычные способности: в частности, подтвержденное рядом опытов, умение управлять собственным организмом. С легкой руки профессора в клинике все стали называть мальчика «удивительным медиумом». Эти способности мальчика помогли профессору решить непростую задачу, над которой он ломал голову со времени поступления этого необычного пациента в его клинику. Отдавать мальчика в приют было жалко, правильнее всего было бы отправить его к родителям, но где их искать? Да и не хотел Вольф возвращаться домой. Надо было как-то устраивать его. Но куда и как? Решение подсказали опыты по изучению его необычных способностей. Если они есть – их нужно использовать.
На одном из опытов, проводимых профессором Абелем, вместо его обычного ассистента, оказался некий представительный господин, весьма неумело помогавший профессору, но зато задававший много вопросов и активно раздававший коварные задания. Когда профессор сказал, что на сегодня достаточно, господин неожиданно поаплодировал, подозвал Вольфа, достал из кармана бумажник туго набитый купюрами, не глядя, выудил одну из них и положил в карман подростка.
– Я господин Цельмейстер, – представился он, – импресарио.
– Да, господин Импресарио, – поклонился Вольф.
Гость рассмеялся и объяснил ему, кто такой импресарио. И не только объяснил, но и тут же, за столом профессора Абеля, подписал с Вольфом первый в его жизни профессиональный контракт. Первым местом «работы» Вольфа Мессинга стал берлинский паноптикум, в котором он за пять марок в день шесть дней в неделю ложился в гроб со стеклянной крышкой, входил в состояние каталепсии, впоследствии изображая оживающего мертвеца.
Смышленый Вольф быстро понял, что, если ему дан такой необычный талант, за которой платят хорошие деньги, нужно этот талант развивать. Тогда будут платить еще больше. Во время не прекращающихся опытов в клинике профессора Абеля у Вольфа открылись и другие способности медиума и гипнотизера. К тому же он стал воспринимать и сам передавать мысленные приказы.
Импресарио оценил успехи своего подопечного и устроил его во всемирно известный цирк Буша. Так Вольф стал факиром. Ходил по битому стеклу, в него тыкали иголками, а он не чувствовал боли, отыскивал спрятанные предметы, словом, творил привычные всем нам цирковые чудеса. Получать он стал много, а тренировать свои способности еще больше. «Я начал тренироваться. В свободные четыре дня недели я ходил на берлинские базары.
Вдоль прилавков с овощами, картофелем и мясом стояли краснощекие молодые крестьянки и толстые пожилые женщины из окрестных сел. Покупатели были редки, и в ожидании их многие продавцы сидели, задумавшись о своем. Я шел вдоль прилавков и поочередно, словно верньером приемника, включая все новые станции, «прослушивал» простые и неспешные мысли немецких крестьян о хозяйстве, оставленном дома, о судьбе дочери, вышедшей неудачно замуж, о ценах на продукты, которые упрямо не растут.»
Он учится «слышать» телепатически. Очень любопытны его заметки об этом «слухе». «Дело в том, что я не всех людей одинаково хорошо «слышу» телепатически – пусть простят мне этот глагол «слышать», абсолютно не передающий сущности явления. Суть в том, что чужое желание я ощущаю как бы собственным желанием. Ощущение появляется во мне ощущением же. Если мой индуктор представит, что он хочет пить, и я стану ощущать жажду. Если он представит себе, что гладит пушистую кошку, и я почувствую у себя в руках нечто теплое и пушистое. <… > Вот в чем разница слов «слышать» в обычном понимании и в телепатическом понимании, как я его применяю здесь. Итак, мысли и чувства не всех людей я одинаково хорошо «слышу». Одни «звучат» в мозгу моем громко, другие – приглушенно, третьи – совсем шепотом, из которого долетают только отдельные слова.»
