Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти
В аэропорту начался полный хаос. Едва мы остановились на обочине, я схватил свои сумки и побежал. Очередь на регистрацию практически не двигалась, у индийских пассажиров, направлявшихся в США, чего только не было в багаже — ну, может, только кухонная раковина отсутствовала. Рейс задерживался. По залу пронеслась человеческая масса, в конце которой был Юджи, а за ним, неся его крошечный чемодан, следовал гигант. Возникло небольшое замешательство, когда выяснилось, что Юджи оставил свою куртку в зоне досмотра. Кто-то побежал за ней. Юджи выглядел ужасно хрупким, его лопатки просматривались через шёлковый свитер. Занятый возвратом куртки, он меня не видел, и я встал у него за спиной, чтобы не дай бог кто-нибудь случайно в него не врезался. Через несколько секунд он обернулся и увидел меня.
— Что ты здесь делаешь? Ты опоздал на самолёт? — спросил он безучастно.
— Нет, сэр. Рейс задерживается.
— Рейс отменён, — сказал он холодно и пошёл прочь.
После всех этих недель, проведённых на диване в беседах, после пощёчин и шуток, всё было кончено — моя отставка не заняла и секунды. Я пошёл за крошечной фигурой, спокойно пробиравшейся через напирающую толпу, за которой следовал огромный человек с его сумкой. Затем он завернул за угол и растворился в воздухе, как он всегда и грозился сделать.
Через несколько секунд Нью-йоркерша прошла мимо меня в людской толчее. Я помахал ей и показал жестом, куда он исчез. Она также жестом показала мне, чтобы я позвонил, когда доберусь, после чего её унесло толпой.
ГЛАВА 59
«Вы отделяете себя от осознавания и создаёте сущность, которой на самом деле там нет».
Я проснулся в дальней спальне квартиры моего друга в Бруклине. Неяркий серый свет пробивался сквозь жалюзи, когда сработал радиобудильник у противоположной стены и зазвонил мой сотовый. Звонила Йогиня из Гштаада. Они уже подыскивали жильё на лето. На дворе был март и казалось, до лета было ещё очень долго. С наличными у меня была беда. Я вспоминал всех тех, кто говорил мне, что деньги откуда-нибудь придут. «Он о тебе позаботится». Всё, о чём я мог думать, было: «Где они сейчас? Где он сейчас?»
С другой стороны, остаться без него после такого количества дней, проведённых вместе в плотной сцепке, было всё равно что сбросить с себя огромный груз. У меня появилось больше энергии. Мне казалось, я могу летать. Криками и пинками меня загоняли в новое существование. Он действовал на меня как поток чистой воды, проносящийся через грязную трубу.
Следующие два месяца я провёл, слушая первые оцифрованные копии бесед Юджи, которые он проводил аж в 1967 году. Там были и интервью, которые у него брали в течение нескольких недель сразу после «катастрофы». Они стали для меня откровением. Я был поражён, слушая, как он описывает десятилетия своей борьбы с Джидду Кришнамурти, и я был ошеломлён степенью его преданности ему. Если посмотреть на факты его биографии, всё становилось очевидным, но он вкладывал такое количество энергии в отрицание и сочинение историй на эту тему, что услышать от него самого его раннюю версию было шоком. Фразы были всё теми же, но, словно будучи перетасованными в карточной колоде, приобретали новое значение. Он описывал молодого англичанина, который убеждал Юджи в том, что они функционируют по-разному. Он находил Юджи более интересным, чем Джидду Кришнамурти. Дальше Юджи рассказывает, что он использовал парня в качестве зеркала, чтобы понять, что происходит с ним самим. Теперь он слово в слово приписывал это действие Джидду Кришнамурти: «Тот человек (Джидду Кришнамурти) использовал меня как своё зеркало».
Когда я слушал эти записи, кое-что для меня прояснилось. Изменилась ли от этого история? Говорил ли он что-то другое? Нет, но что отличало ранние записи — в них была история его борьбы. Похоже, к тому моменту она уже не имела для него значения. Не раз во время многочасового прослушивания тех записей у меня возникало чувство, что то, что он давал нам позже, отличалось от того, что он говорил в самом начале. Эта разница заключалась в методе. Слова, люди и то, что они могли от него взять, были разными в разное время в разных обстоятельствах. Это было откровение об относительности фактов.
Я позвонил Дугласу Роузстоуну, чтобы узнать, что он помнит о ранних днях Юджи, до «катастрофы». Он видел другую сторону отношений между Юджи и Джидду Кришнамурти. Я порасспрашивал его о том, что было «до» и «после». «Непосредственно перед «катастрофой» Юджи пребывал в состоянии, которое я бы назвал яростью. Он злился на то, что не может выбраться из ловушки, в которую попал. Юджи был очень преданным человеком. Ему было очень непросто отказаться от старика. Перед окончательным пробуждением у таких людей бывает очень слабая привязанность к миру. Они находятся в постоянном состоянии самадхи, как это было и в случае с Юджи, хотя он пытался это скрывать. Юджи разрывался между преданностью Джидду Кришнамурти — за то, что тот помог ему избавиться от интеллектуального наследия Теософского общества и желанием стать свободным от самого Джидду Кришнамурти. Он был тогда достаточно грубым и абсолютно равнодушным, чувства людей не волновали его ни в коей мере.
Поговорить с Дугласом было всё равно что посмотреть старый фильм. Понятно, что информация была пропущена через него. С кем бы я ни говорил, все версии немного отличались.
Я позвонил Йогине в Европу. Они ехали в машине, и она передала телефон Юджи. Я сказал ему, что только что говорил с Дугласом.
— Зачем тебе понадобилось разговаривать с ним?
— Я расследую твоё дело, вот почему!
Как агент ФБР я просто делал мою работу. Он рассмеялся и повесил трубку.
Ещё через несколько дней я снова позвонил Дугласу и спросил, почему Юджи всегда выбирал именно Гштаад. Юджи говорил, что открыл для себя этот город в 1953 году — значит это место уже существовало в его памяти. Оно явно было связано с Джидду Кришнамурти. Мне нигде не встречалась информация о том, чтобы Джидду Кришнамурти приезжал в город до 1960 года, но он путешествовал и жил во многих местах Швейцарии с 1920-х годов, и трудно поверить, что Юджи оказался там случайно.
В 1953 году он всё ещё вёл долгие, с глазу на глаз, беседы с Джидду Кришнамурти. Интересно, что в тот же год, когда с ним случился опыт переживания смерти, он поехал в Гштаад и уже тогда хотел остаться там навсегда. Он рассказывал нам об этом раньше. Его жена не согласилась. Для неё там было слишком холодно.
Все эти исследования создали новые образы. Чем больше я узнавал, тем больше информации хотел получить. Я ничего не мог с собой поделать. На одной из записей интервьюер попросил Юджи воссоздать события, приведшие его к «катастрофе». Он подробно описал беседы, с которыми летом 1967 года выступал Джидду Кришнамурти, начинавшиеся с дискуссии об образовании и уходившие в рассуждения о сравнивающем уме. У меня было ощущение, что я открываю тайны мироздания.
Продолжались разговоры об образовании. Этот предмет меня нисколько не интересовал. Когда я вошёл под навес, возникло осознание навеса. Я оказался в особенном состоянии осознавания. Было тихо. Я знал, что это ум… Он (Джидду Кришнамурти) сказал: «Любой, кто отправился со мной в это путешествие, окажется в состоянии великой тишины». Затем он остановился и сказал: «Я получил это. Кто-нибудь ещё получил?» Он обвёл присутствующих взглядом и добавил: «То, что есть, это сравнивающий ум». Меня просто прострелило! Так, значит, это было моё состояние ума, состояние сравнивающего ума! Что ты наделал? Этот парень отбросил меня на четырнадцать лет назад! Всё это время ты сам себя обманывал! Иначе ты бы этого не знал.
На следующий день он начал:
— Существует эта энергия.
Моё тело начало вибрировать…
— Существует энергия в этой тишине…
Я начал осознавать, что внутри меня присутствует некое движение…
Затем он добавил:
— Есть некое движение…
Я обнаружил себя в особом состоянии, где само движение листочка было движением во мне. Это ум создавал состояние движения внутри. Я спросил себя: «Зачем я всё это делаю?»
Прежде чем он произносил какое-то слово, я уже обнаруживал себя в этом состоянии. Наконец в последний день он сказал:
— В этой тишине есть действие.
Когда он произнёс слово «действие», я сидел в особенном состоянии самадхи. Не существовало ни наблюдателя, ни наблюдаемого. Глаза застыли в одном положении. Никаких движений никакого рода. Он закончил беседу и встал, и я поднялся и вышел из шатра. Через три дня начали случаться все эти вещи. То действие уничтожило ум. То действие происходит в области, не входящей в сферу осознавания. Всё тело деревенеет. Вот эта жёсткость тела — единственное, что вы осознаёте, теряя сознание. И вот вы мертвы.
Я знал его в течение сорока лет. Зачем он швыряется в меня этими абстракциями? А зачем я слушаю? Я выбросил всё, но заменил всё им. Почему я его слушаю? Просто слушая, получить это невозможно. Это делало меня несчастным, поэтому я продолжал думать в терминах религиозного опыта. Я не мог представить блаженства без ума.
