Бодхи - Происхождение видов
Вдруг я все вспомнила, и подбежала к Кали, чтобы все ей рассказать. Я стала теребить ее за плечо и говорить ей: «ты богиня, мама, ты не обычный человек. Ты очень сильная бессмертная богиня. Я тоже, я маленькая Лакшми». В этот момент все резко поменялось, мы оказались в большом светлом помещении, сидели за столом, стены и пол - как в обычном доме. Кали справа от меня. Она стала совсем другой, у меня возникало к ней чувство красоты на 10, восхищение-10. От нее было впечатление такой силы, которую я никогда ни в ком не видела, впечатление безжалостности, абсолютной и нерушимой решимости. Она задала мне какой-то вопрос совсем другим голосом. Я поняла, что все это время она притворялась и маскировалась, чтобы обучать меня, чтобы я сама все вспомнила. Я ответила - то ли смалодушничала, то ли проявила самобичевание. Она встала и начала удаляться. Я поняла, что она может уйти навсегда - у нее нет жалости или привязанности, она просто забудет про меня навсегда. Тогда я что-то закричала ей - искренне. Она остановилась и стала медленно подходить.
В этот момент я поняла, что все это время испытывала озаренный фон на 7, яркое наслаждение в теле, а как только она стала ко мне равнодушна, это все пропало. Не от жалости к себе из-за того, что она чуть было меня не бросила. Жалости не возникло, привязанности к ней тоже не было. В тот момент возникло изумление и мысль: «либо когда она ко мне подходит, либо когда она начинает испытывать ко мне симпатию, возникает этот озаренный фон, состояние меняется так, что невозможно эти два состояния сравнивать».
Потом она ушла. Но у меня осталась уверенность, что она - моя мать. Я не знаю, что это означает. Но я не воспринимала нас как двух воинов, которые встретились для чего-то и расстались, я воспринимала себя как ее ребенка, хотя ни о какой привычной заботе не идет речь. Я оказалась в той же самой глиняной комнате. Я знала: я все вспомнила, началась новая жизнь, я - богиня (тогда я называла богами тех, кто не испытывает омрачений), я испытываю непрерывный озаренный фон на 7-10. Он переполняет меня, потоки наслаждения в теле настолько интенсивные, что тельце кажется густой золотистой массой. Я-Лакшми непрерывно испытывала восторг от всего - от обучения у Кали, от перспективы одиночества, от глиняных стен. Мне было свойственно очень бурное проявление эмоций и резкая смена проявлений. Если у меня восторг-6, я могу визжать, беситься, бороться. И в любую секунду я могу остановиться и стать серьезной на 10.
Можно делать все, что хочу, начать прямо сейчас. Я стала думать, чего я хочу сильнее всего в жизни. Вдруг вспомнила - Кастанеда! Стала прыгать по комнате, кричать - Кастанеда! Вспомнила, какую сильную нежность, преданность, влечение я к нему испытываю. Вспомнила, что когда-то давно мы обучались вместе очень долго, будто бы десятилетия. Наши отношения были такими, какие Кастанеда описывает для мужчины и женщины нагваля. Накричавшись, я остановилась у двери слева и замерла, пристально оглядывая комнату. Вдруг дверь открылась, и в нее вошел Кастанеда, улыбающийся. Я набросилась на него, повалила в мягкий глиняный порошок, мы начали валяться, смеяться, кричать. Мне хотелось ебаться с ним всегда, казалось, что я никогда не смогу вдоволь натискаться с ним, натрахаться. Ни к какому мальчику такого раньше не испытывала. Говорила ему об этом, лезла ласкаться, целоваться. Он сказал - я так сильно хотел тебя найти! Я рад, что ты нашла меня. Он взял меня на руки (девчонку пяти лет), и я повисла на нем - заснула. Скорее даже «погрузилась в безмятежность», потому что я никогда в жизни не засыпала с таким пронзительным удовольствием, мгновенно и абсолютно беззаботно.»
Внезапно до сознания Торы дошло, что она не одна и уже давно. Открыв глаза, она обнаружила прямо перед собой сидящего и внимательно слушающего Нортона. Удивления не возникло, но пронеслась мысль о том, что сейчас может возникнуть всплеск смущения, и Тора мысленно «выпустила когти», приготовляясь мгновенно устранить его, но состояние вдруг изменилось - вместо него неожиданно возникло блаженство. И вместе с ним – отчетливое состояние, будто она находится одновременно в двух местах – здесь, у горячего океана, и где-то в заснеженном лесу. На пушистых волнах-сугробах сверкает солнце, впереди – озеро, покрытое льдом и снегом. Мохнатые морды еловых веток раздвинули ножки и лежат под снегом, все ослепительно сверкает в лучах солнца. Отчетливая уверенность, что в том месте нет людей, вообще никого нет и не может быть. Отрешенность-10. Отчетливое восприятие неизменности - «здесь всегда так», «здесь даже времен года нет», «здесь никогда ничего не меняется». Восприятие себя неподвижной, нерушимой – можно только смотреть, стоять там и не шевелиться.
Новое воспоминание вспыхнуло, усилив и без того странное состояние яркой анестезии, в которое, казалось, не могло проникнуть даже ничтожное беспокойство, океан покоя – яркого и нерушимого покоя, игристого, твердого, - глаза Нортона были так близко и они были так близки, - (я волновалась – зачем я волновалась – как глупо…) и Тора, закрыв глаза, продолжила:
«…я сидела на крыльце ночью. Нежность от мягкого, безобъектного сексуального желания, лишенного спазматичности, усиливалась. Казалось, я чувствую все вокруг себя - каждую травинку, ветки, тени деревьев, звезды, пронизывающие насквозь эту ночь. Прямо перед крыльцом был небольшой пруд. В нем - огромное количество лягушек, разных маленьких морд, названия которых я даже не знаю. По мере того, как усиливались нежность, наслаждение, открытость и безмятежность, некоторые их этих существ, а также некоторые лапы кустов и деревьев, вдруг начали светиться золотистым светом, черт возьми – они в самом деле светились, моргай не моргай. Лягушки, птицы и всякие другие морды начали мурлыкать, трещать, квакать, повизгивать. И чем сильнее были озаренные восприятия, тем громче они мурлыкали, многие из них перебирались ближе к крыльцу и пялились на меня. Некоторые мальчики вышли на крыльцо и наблюдали за этим с сильным удивлением. Кто-то теребил меня за плечо, говоря: смотри, они все к тебе тянутся, они такие красивые! У меня было странное состояние - никакой спазматичности, безмятежность-10, переживание сильной преданности, нежности, открытости ко всем-всем мордам Земли, и в то же время будто «меня» не существует.»
Тора помолчала несколько секунд, Нортон не шевелился.
«Ко мне подползла лягушка размером с кошку, длинная такая, с пронзительными глазами. И стала ласкаться, как кошка – это было очень непривычно, странно. Я гладила ее, и вдруг у меня стало возникать наслаждение-20 от каждого ее действия, и лягушка тоже стала вся золотистой. Все стало золотистым, все стало…»
Голос Торы прервался, неожиданно покатились слезы, руки бессильно легли на колени, но лицо было прекрасно, как не бывает.
Глава 24.
Придя в логово Нортона – механически следуя за ним и почти не отдавая себе отчета в том, куда они идут, Тора просто опустилась на матрас, лежащий у стены. Тело переливалось искристыми ощущениями, мысли тихо переливались, то замирая, то снова двигаясь густым, приятным потоком. Нортон сел напротив, лицо его было словно высечено из мягкого камня – улыбается? Странное выражение лица – решимость, сила и мягкая улыбка угадывались одновременно – именно угадывались. «Лицо Будды!» - проскочила мысль (откуда мне знать – какое могло бы быть лицо у Будды). Голубая голографическая звездочка мерцает у правой руки – значит – письмо от Пурны (я что – письма сюда пришла читать?). Не спеша, Тора достала джойстик и включила экран. Внимание выхватило самые последние абзацы:
«Собрала записи того, что у меня резонирует с отрешенностью:
*) Бесконечная пустыня, по которой я иду, дует ветер, прямо над головой солнце, но я не чувствую жары, я иду и вижу кругом только песок, впереди – горизонт, вокруг целое море песчаных холмов. Ничто не нарушает этой тишины, я знаю, что буду идти и идти так дальше, ничто не может сбить меня с моей цели.
*) Я на огромной высоте в горах, вокруг – тишина, иногда слышу звук ручья или шум крыльев горных птиц. Мне никуда не надо бежать, я не тороплюсь, я хочу сидеть здесь и испытывать это снова и снова, бесконечно.
*) Я одна, никого нет, я совсем одна, и я хочу оставаться одной бесконечно – внутри как будто что-то твердое, несгибаемое. Слышится скрип полуоткрытой двери, которая качается на ветру, шорох ветра, я пойду за ним туда, где никогда еще не была.
*) Все, что казалось ярким и красочным вокруг – потеряло цвет, стало полупрозрачным, как будто скрытым в тумане. Я не хочу больше держаться за эти почти невидимые очертания, я хочу идти туда, где увижу настоящие цвета и краски – пронзительно-голубой, фиолетовый, нежно-сиреневый, ярчайший изумрудный, я хочу увидеть это.
