Роберт Свобода - АГХОРА III. Закон кармы
Шерназ с гордостью показала их мне.
- Времена тогда были тяжёлые, поэтому я сказал Шерназ ещё кое-что: «Каждый день в углу для молитв ты будешь находить десять рупий. Это деньги на еду для тебя и детей. Ты будешь получать их день за днём на протяжении всей своей жизни при одном условии: ты не будешь их тратить ни на что другое. День, когда ты вздумаешь использовать эти деньги на свои прихоти, будет последним». Шли годы, и десять рупий неизменно появлялись в положенном месте. Это помогало справляться с нищетой. Однако, как ни печально признать - и я говорю ей это прямо в лицо, - разум Шерназ в конце концов не устоял перед соблазном…
- Да нет же! Всё было совсем не так! Я…
- А я говорю, что так. Не устоял. - Вималананда твёрдо пресекал попытки самооправданий. - Я знаю, что говорю, и не надо спорить со мной. Отвечай: начала ты или не начала тратить эти деньги на спиртное, на мясо, на походы в кино и тому подобную ерунду?
- Но всё это ради детей… Он снова резко перебил её:
- Тебе же сказано было, что эти деньги - на еду, так или не так?
Но она продолжала оправдываться. Вималананда, видя её упрямство, чуть повысил голос и продолжал:
- И вот однажды деньги не появились. Она пришла ко мне с жалобами, но я сказал: «Я же предупреждал тебя. Если ты сплоховала, я ничем помочь не могу. Отныне будь добра справляться самостоятельно».
- А твоя мааси (тетя по материнской линии), - обратился он к Шерназ. В голосе его чувствовалось раздражение. - Ты не забыла того пса, которого я подарил ей? Когда для неё и её мужа, - он снова обращался ко мне, и досада сменилась обычным повествовательным тоном, - наступили тяжёлые времена, я подарил им собаку. Всё время, пока она жила с ними, удача улыбалась им. - Затем он снова повернулся к Шерназ. - А помнишь тот день, когда твоя тетушка порезала себе вены? Что её спасло? То, что собака начала выть и на вой собрались люди.
Обращаясь ко мне, он продолжил:
- К сожалению, она или её муж однажды совершили ошибку, и собака исчезла. Она убежала от них, и никто её больше никогда не видел. Тогда они попросили у меня другую собаку. Но я на это сказал: «Было бы слишком хорошо, если бы мы получали сладенькое всякий раз, когда захотим. У вас был шанс, но вам не суждено было им воспользоваться, так что теперь выбросьте это из головы. Как бы то ни было, дело ваше сделано: преуспевание, к которому вы так стремились, достигнуто. Вот за него и держитесь».
- После того как я соединил спички и отдал их Шерназ, Бехрам получил постоянную, хотя и низкооплачиваемую работу и начал регулярно отправлять деньги семье. Затем он переехал на Средний Восток, где начал зарабатывать уже по крупному. И вот теперь, едва приземлившись здесь, он заявил, что больше ни о какой работе не может быть и речи. Он решил, что пора отдохнуть и расслабиться и вволю пожить на деньги своих детей. И он не успокоится, пока не промотает всё без остатка.
- Однако семью это не устраивает. Спроси Шерназ, Арзу, Сохраба, и они хором ответят: «Шёл бы он туда, откуда пришёл!» Так что же мне теперь делать? Если я не вмешаюсь, он будет жить здесь со всеми удобствами, а их жизнь превратится в ад. Не могу же я смотреть, как страдают мои «дети»! С другой стороны, если я вмешаюсь, возникнут новые кармы. Ладно, поживём - увидим.
После этого мы вновь заговорили о скачках и лошадях. Позже вернулся домой Бехрам, и мы провели вечер за бутылкой его шотландского виски. На следующий день угощал Вималананда. Он пришёл с бутылкой виски, которую нарочно привёз из Бомбея, чтобы торжественно отметить возвращение Бехрама в Индию. После нескольких рюмок язык Бехрама развязался и он начал откровенно делиться с нами планами своей дальнейшей жизни.
- Сохраб работает, Арзу кончит школу и тоже пойдёт на работу, и на эти денежки мы заживём припеваючи…
Он вошёл во вкус и расписывал свою новую жизнь в Индии в самом радужном свете, как вдруг произошло нечто совершенно невероятное. В тело Вималананды вошёл Анджанея и послал Бехраму столь уничижительный, испепеляющий взгляд, что тот остановился на полуслове и замер с выражением бесконтрольного страха и полнейшей растерянности на лице. Спустя несколько секундой пришёл в себя и заговорил:
- Нет-нет, пусть дети мои живут по-прежнему. А я уеду и буду следить за тем, чтобы они ни в чём не нуждались. Я горжусь тем, что могу позаботиться о них.
Все мы, наблюдавшие эту сцену, были и поражены и обрадованы, но приложили максимум усилий, чтобы не показать своих чувств. Мы старательно поддерживали атмосферу естественности и непринуждённости, в которой несчастному Бехраму труднее было бы передумать и ещё раз изменить своё решение. На следующий день Вималананда уехал в Бомбей и вновь появился в Пуне только через две недели после отъезда Бехрама. Тогда мы впервые осмелились заговорить о событиях той памятной ночи.
Казалось, сам Вималананда был ошеломлён не меньше нашего:
- Какой неожиданный переворот в уме! Прямо на середине фразы! Удивительные вещи может вытворять Анджанея!
- А ты ничего не подмешал ему в питье? - подозрительно спросил я. - Это было до того неожиданно… Говорил одно, и вдруг - всё наоборот.
- Робби, ты спятил! Ты сам пил из той же бутылки, вот и скажи, было там что-нибудь или нет.
- Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
- Никаких физических добавок в виски не было, а было кое-что другое. Главное, что Бехрам считает, будто передумал по собственной воле. Это лестно для его эго, и поэтому у нас больше гарантий, что он не передумает снова, по крайней мере в ближайшее время. Он из той породы людей, которые не любят отступать от принятого решения, даже если оно ошибочно. Таковы люди тамаса.
Теперь настала очередь Шерназ излить свои благодарности Вималананде. Однако он не дал ей зайти слишком далеко:
- Дело сделал Анджанея, не так ли? Значит, и благодарить нужно его, а не меня. Однако теперь, когда всё позади, можно и повеселиться. Давайте праздновать! Если бы ты пошла за помощью к какому-нибудь садху или факиру, он взял бы с тебя денег, заставил бы кланяться себе в ноги, а потом бы велел убираться. Но я не факир и не садху. И вряд ли тебе когда-нибудь встретится такой факир или садху, который позволит забавляться с собой как с игрушкой.
- Неужели же ты игрушка? - с удивлением спросил я.
- Для тех, кто меня любит, да. Всяк в этом мире несчастен - в силу созданных карм. Так почему бы не дать людям повод немножко повеселиться?
По примеру Вималананды мы наполнили бокалы, а затем помогли ему соорудить превосходный обед, который ко всеобщему удовольствию превратился в то, что он называл «весёлой пирушкой».
В Пуне у Вималананды было больше времени для отдыха и развлечений, так как посетители беспокоили его гораздо реже, чем в Бомбее. Соответственно, у него было больше возможностей порадовать и повеселить близких его сердцу людей. Он часами рассказывал сказки, смешил и шутил, никогда не выходя за рамки приличий, даже если анекдоты его касались вещей весьма сомнительных. Многое он заимствовал из классики: «Санскрит есть не что иное, как самскарик бхаша (язык, доведённый до чистоты), - любил говорить он. - Даже грубоватые шуточки здесь звучат изысканно. Вот вам одна из них. Один юноша захотел сделаться придворным поэтом. В наше время поэтический труд не ценится так, как раньше, когда поэты занимали достойное место при дворе. Подойдя к воротам царского дворца, юноша понял, что ему не удастся привлечь к себе внимание царя, который всегда находился в окружении вельможных пандитов, не желавших конкуренции и потому постоянно занимавших царя самыми разными вопросами. После нескольких неудачных попыток юноша совершенно расстроился и в отчаянии написал у ворот дворца несколько стихов на санскрите. В переводе это звучит так: «Царская дверь подобна вульве, а пандиты подобны пенису. Они ходят туда и сюда, снова и снова, и блаженство их велико, тогда как я, подобно мошонке, болтаюсь снаружи, то и дело сдавливаемый обеими сторонами». Обратите внимание на скрытый смысл. Сравнивая царские врата с вагиной, он хотел сказать, что честолюбивые пандиты наё…вают царя, а сравнивая пандитов с пенисом, он намекал на то, что мудрости в их головах не больше, чем в головке члена.