Андрей Ветер - Тропою души
ФРАГМЕНТ ИЗ РОМАНА АНДРЕЯ ВЕТРА «БЕГЛЕЦ. ПОСЛЕДНЯЯ ВОЙНА»
ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
Рассказывает Денис Корнилов
Я родился в семье генерала Николая Владимировича Корнилова. Мой дед доводился троюродным племянником Денису Давыдову, прославленному герою 1812 года, гусару, подполковнику, партизану, поэту. Мой дед обожал Давыдова и часто рассказывал мне о его подвигах, чуть ли не захлёбываясь от восторга. В честь этого знаменитого родственника меня и нарекли при рождении Денисом. Головокружительные истории о доблести отряда Давыдова и о его вызывающей независимости в деле ведения войны послужили главным историческим фоном, на котором я воспитывался. Должно быть, в раннем детстве я впитал нечто такое, что не должен впитывать верноподданный Государя Всея Руси. Я имею в виду опасный дух своеволия, заставивший меня однажды забыть о моей службе Короне Российской Империи.
Здесь, на Дальнем Западе, меня называют Дэни Корн. Денис Николаевич Корнилов – это слишком сложно для здешнего люда, никто не выговорит такое. Тут любят, чтобы всё было просто и коротко. Имена должны легко запоминаться. Меня это устраивает.
Попав на Дальний Запад, я сменил не только имя. Судьба проявила неслыханную щедрость, предоставив мне возможность начать всё с белого листа.
Россия с её придворной жизнью осталась в прошлом. Подобострастность, лизоблюдство, бесконечные интриги – я и не подозревал, насколько устал от всего этого, бесконечно утомился от понимания того, что сегодняшний твой сподвижник завтра может запросто оказаться в стане твоих опаснейших недругов – не по убеждениям, а из-за того, что Государь проявил к тебе вдруг особую благосклонность. Ненависть у нас порождается завистью.
А народ? Смотрят снизу вверх, всегда покорны, униженно-терпеливы, настоящие рабы. И рабскую суть их души невозможно вышибить даже розгами. Сколько слышал я о гордости русского человека, да только не видел её, разве только у казаков – вот люди, достойные уважения. А почему? Потому что вольные они. Впрочем, и там понемногу гордость начинает иссыхать, как сорванный цветок. А у остального народа не найти ни самоуважения, ни гордости. Вот звериную ярость можно пробудить – история знает много примеров. Но даже Емельян Пугачёв, заставив содрогнуться всю Россию, в конце концов покорно склонил голову и, взойдя на плаху, повинился. Воевал громко и страшно, а умер на коленях. И всё потому что Пугачёв не жил, а разбойничал. Выдавал себя за царя, но в душе оставался холопом. Пока воля не войдёт в кровь народа, нелепо говорить о гордости. Рождённым в рабстве свойственна только покорность. А в России нынче все рабы – крестьяне и дворяне. Все перед императором на коленях стоят, все голову склоняют. Свобода нам чужда: говорят о ней в России с удовольствием, но на деле знать не знают, что это такое.
Незадолго до моего отъезда к берегам Америки при дворе разразился страшный: государев флигель-адъютант Николай Корнилов дрался с Голубевым и был убит. Николай Корнилов – мой младший брат. Он был обласкан вниманием и любовью нашей матушки, и она ожидала от него много хорошего. Видный собою, красавец, очень умный и воспитанный, он попал во флигель-адъютанты к государю, не достигнув ещё и двадцати лет. Матушка очень гордилась этим и ждала, что вскоре он сделает блестящую партию. Однако мой братец нарушил материнские планы: познакомился он с некими Голубевыми, влюбился без памяти в их дочь Наталью и зашёл, видно, так далеко, что обещал жениться на ней. Стал он просить благословения нашей матушки, но та и слышать не хотела: «Могу ли я согласиться, чтобы мой сын, Корнилов, женился на какой-нибудь Голубевой! Да ещё на Пахомовне! Никогда этому не бывать». Как ни упрашивал Николай, мать стояла на своём. Должно быть, корниловская спесь взяла верх над материнской любовью. Тогда Николай вернулся в Петербург, явился к Голубевым и объявил, что мать не даёт согласия. Сергей, брат Натальи, грубо обругал Николая и вызвал его на дуэль. «Ты обещал жениться. Женись или дерись со мной за бесчестие моей сестры». Николай не стал оправдываться. Они дрались на следующий день, и Николай получил пулю в грудь. Он скончался на месте.
Его тело бальзамировали, а сердце, закупоренное в серебряном ковчеге, матушка – несчастная виновница сей трагедии – повезла с собою в карете в Москву. Схоронили его в Новоспасском монастыре. Матушка умоляла меня отомстить за Николая и стреляться с убийцей Коленьки. Я отказался наотрез, полагая, что достаточно одной смерти из-за родительского упрямства, однако слух о возможной дуэли разнёсся по Петербургу, свет с удовольствием обсуждал, чем может кончиться дело. А кончилось тем, что меня решили сослать от греха подальше из Петербурга и записали в свиту Великого князя, уплывавшего в ближайшие дни в Соединённые Штаты Америки.
ВЕЛИКАЯ ОХОТА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ (1872)
Рассказывает Денис Корнилов
В Америку я попал в свите Великого князя Алексея Александровича. То был официальный визит с целью укрепить традиционно дружественные отношения между двумя великими державами. Правда, у императора имелась и тайная цель: отправляя своего сына в далёкое плавание, он надеялся отвлечь Алексея Александровича от страстной влюблённости к женщине, совершенно не подходившей ему для брака. Государь твёрдо верил, что поездка излечит Великого князя от любовного недуга.
В Америку мы приплыли 19 ноября 1871 года на флагманском фрегате «Светлана». Про официальную часть скажу коротко, лишь в двух словах: Алексея Александровича принимали в Белом Доме президент, государственный секретарь и морской министр. А потом мы проехали через весь континент, посетили десятки городов. Надо сказать, что Алексей Александрович пользовался успехом. Особенный восторг проявляли женщины. Однажды возле нашей резиденции собиралось до тысячи девиц с букетами цветов, желавших лично поприветствовать августейшую особу. Нам довелось побывать на карнавале в Новом Орлеане, а затем мы выдвинулись на бизонью охоту. Алексей Александрович был заядлый охотник и, наслышавшись о сказочной ловкости индейцев, мечтал взглянуть на них, полюбоваться искусством их верховой езды.
Первоначально на охоту отводилось всего два дня, однако Его императорскому высочеству настолько понравилось в прериях, что мы провели там четверо суток, несмотря на ужасный холод и пронизывающий ветер.
Американцы подготовились к охоте основательно, подошли к делу со всей серьёзностью: за организацию мероприятия отвечали несколько знаменитых генералов, множество младших офицеров и группа следопытов из числа гражданских лиц. Были даже индейцы. Нас предупреждали, что туземцы были вполне мирные, однако всё-таки просили держать ухо востро, потому что «хороший индеец – мёртвый индеец». Это выражение я впервые услышал именно на той охоте, и оно вполне отражало отношение белых людей к краснокожим аборигенам. За пять лет моего пребывания на Дальнем Западе многое коснулось моих ушей, я наслышался всякой брани и жгучего сквернословия, однако поначалу я не придал значения словам о «хорошем индейце», приняв их за неудачную шутку. Не сразу я осознал всю глубину этого высказывания и прочувствовал безумную ненависть и страх, заключённые в этом лозунге: «Хорош только мёртвый индеец»…
Когда мы прискакали на место, в прерии уже стояли армейские палатки, внутри которых пыхтели чугунные печурки с выставленными наружу железными трубами. В прерии почти не было снега, лишь кое-где в лощинах лежали белые шапки, но в основном земля была голая, покрытая пожухлой бесцветной травой. Чуть в стороне от армейских палаток величественно и таинственно вырисовывались в мутном морозном воздухе конусовидные жилища дикарей.
– Смотрите-ка, господа, перед нами настоящие вигвамы! – восторженно воскликнул Великий князь, и все мы оживлённо загудели, обрадованные ожившей перед нами экзотикой.
Сопровождавший нас мистер Коди по прозвищу Буйвол-Билл сразу обратил внимание на нашу ошибку.
– Это не вигвамы, – сказал Коди. – Это типи.
– Как?
– Типи. В переводе с лакотского языка это означает «кров». В прериях нет вигвамов. Лакоты, Шайены, Арапахи и Команчи живут в типи.
– Вы знаете их язык? – поинтересовался Алексей Александрович.
– Немного, – с напускной скромностью ответил Коди.
– Так в чём же разница между типи и вигвамом? – уточнил Великий князь.
– Вигвамы сродни шалашам, их покрывают древесной корой, листвой, ветвями, мхом. Их ставят, а потом бросают. Никто не перевозит вигвамы с места на место, а типи всегда таскают за собой – как жерди, так и шкуры, из которых скроена покрышка.
– Что ж, теперь мы будем просвещённее, – пошутил Алексей Александрович. – И знайте же, мистер Коди, что мы забросаем вас ещё не одной сотней вопросов. Мы жутко любознательные.
– К вашим услугам. – Буйвол-Билл церемонно поклонился. Он был один из самых известных следопытов в те годы. Ему не раз поручались ответственные поручения, даже секретные задания, и он, как нам рассказывали, справлялся с любым делом.
